Корабли спокойно двигались в связке со средней скоростью порядка восьми-десяти узлов в зависимости от силы и направления ветра, что являлось неплохим результатом.

На пятый день, когда ранним утром Макс вышел на палубу для ежедневной тренировки, его встретил нахмуренный Флинт.

— Сегодня будет беспокойный день, сэр, — сказал он, указывая на небо вдали: оно было с непривычным белесоватым оттенком. — Смотрите, птиц нет — улетели к ближайшему островку. На гребнях волн — пена, и море неспокойное. Ветра пока нет, но облака слишком быстро движутся, причем в разных направлениях. Будет шторм!

Максим видел все перечисленные пиратом признаки, но особого волнения на море пока не наблюдал. Впрочем, Джон был полностью уверен в своих словах, и уже через несколько часов Макс убедился в его правоте.

Небо из белесо-голубого превратилось в тревожно-темное. Мрачные грозовые тучи стремительно двигались в их сторону, море волновалось, волны становились все крупнее. Надвигается шторм — довольно частое явление в этих широтах. Вот только о его силе и продолжительности заранее было не узнать, поэтому Флинт готовился к предстоящему очень серьезно, заставив Бенито и матросов еще раз проверить, все ли на палубе, в каюте и в трюме надежно укреплено, закрыть все шкафчики, задраить все люки и иллюминаторы. Так же Флинт приказал поставить штормовые паруса и подготовить достаточных размеров веревки, чтобы в случае, если шторм окажется сильным, привязываться перед выходом на палубу.

Максим видел, что и на шхуне готовятся к предстоящей буре, занимаясь примерно теми же делами, что и Флинт на бриге. Первым делом де Кардос приказал убавить площадь парусов, поставив зарифленный трисель*.

*Трисель — штормовой парус небольшой площади, сшитый из более прочной парусины.

Главное, чего опасался Максим — как бы их корабли случайно не столкнулись друг с другом. Канаты, на которых буксировался бриг, были не слишком длинными, и вероятность того, что аварии при шторме была очень велика.

Наверное, об этом подумал и Васко, потому как в следующую минуту он просигналил с просьбой приблизиться. Флинт ловко подвел бриг под борт шхуны, и одним гигантским, но отлично выверенным прыжком, на борт сиганул Ганс, не забыв прихватить свой неизменный боевой цеп.

— Де Кардос дал приказ расцепляться! — заорал он Флинту, стараясь перекричать усиливающийся ветер. — Руби канаты!

Бенито сбегал за топором, и уже через минуту суда разошлись.

И как раз вовремя. Через четверть часа налетела буря.

Скорость ветра все нарастала, отдельные порывы, по прикидкам Макса, достигали уже полсотни узлов. Пена широкими плотными пластами ложилась по ветру, а гребни волн сносило ветром, заставляя их рассыпаться в брызги.

Видимость стала отвратительной. Не расцепись корабли, и даже за десять-пятнадцать метров было бы уже не разглядеть друг друга. Высота волн достигала уже десяти метров, и с каждой минутой увеличивалась.

Это был уже не просто шторм, а настоящий ураган.

Максим, привязавшись веревкой, чтобы не смыло в море, поднялся на мостик.

Флинт был бледен, как смерть, но сосредоточен.

Он уже приказал убрать паруса до минимума, оставив только стаксель, и теперь активно штормовал: вел бриг через волны, удерживал на гребнях, подворачивая то нос, то корму для встречи очередной волны.

Стремительно темнело, а шторм только набирал обороты.

— Лишь однажды в жизни я попадал в подобную бурю! — проорал Джон почти в самое ухо Максиму, и то слышно было плохо. — Тогда от каравана из десяти кораблей целыми остались лишь три. Остальные пошли на дно!

— Все настолько плохо? — прокричал Макс в ответ.

— Даже хуже! Ураган еще не набрал свой пик, а мы как раз идем в его центр, и убраться в сторону не получится…

Очередная волна прошлась по палубе, едва не смыв Бенито. Его спасла только веревка, которой он обмотал пояс, а другой конец привязал к грот-мачте.

Максим видел без подсказки, что все чертовски плохо. Умирать не хотелось.

— Что нам делать?

— Ничего! Уберем последний парус и запремся в кубрике. Управлять бригом при таком ветре не смогу даже я…

Волны к этому времени достигали уже двадцати метров в высоту, а ветер дул так, что запросто бы унес домик на колесах вместе с Элли и Тотошкой в Волшебную страну. Это был тот еще аттракцион, похлеще любых «американских горок». Бриг то и дело стрелой срывался в пропасть, заныривал носом в воду и в следующий миг поднимался на самый верх очередной волны. В эти моменты душа Максима словно отделялась от тела, а сознание замирало в экстазе. Все происходящее казалось одновременно ужасающим и прекрасным. Страх периодически подкатывал к самому горлу, но тут же его сменял восторг и невероятное ощущение мощи стихии, которое в обычное время не почувствовать.

— Уходите, сэр, пока вас не унесло за борт!

Максим послушался и спустился в кубрик. Там уже сидел Ганс. Он мрачно курил трубку и пил ром. Он ничего не спросил, лишь скорбно покачал головой — тевтонец был сухопутным жителем и к морю относился весьма отрицательно, а уж подобный разгул и вовсе не одобрял.

Двое матросов тоже находились в кубрике, вскоре к ним присоединился и Бенито, а последним спустился Флинт.

— Где остальные? — Максим прекрасно помнил, что с утра матросов было четверо, не считая юнги.

Джон лишь неопределенно пожал плечами.

— Одного смыло когда парус спускали. Повезло еще, что успели дело сделать. Второго — чуть раньше ветром унесло. Судьба.

— Что будем делать, капитан? — Вебер, кажется, впервые в жизни так назвал Флинта.

И тот ответил вполне серьезно, прохаживаясь по кубрику и выбирая гамак, чтобы лечь:

— Молиться тому, в кого веришь. Если ни в кого не веришь — пей!

Тевтонец отнесся к этому совету крайне серьезно, и уже через несколько минут в кружках плескался ром, несмотря на то, что бриг неистово болтало и швыряло то вверх, то вниз.

Налили всем, включая испанских матросов, имени которых Макс не знал, и юнгу Бенито, неистового молившегося деве Марии.

Максим выпил залпом до дна, не чувствуя вкуса и крепости напитка. Адреналин сожрал все прочие ощущения, оставив лишь ужас и восхищение в равных долях.

«Морж» скрипел от каждой новой волны, как старый дом, в котором сто лет не делали ремонта. Казалось, еще мгновение, и он рассыплется на части. Но минута шла за минутой, а бриг держался.

— Сэры, самое время побеседовать по душам, не находите ли? — предложил Флинт.

У них образовался тесный круг из капитана, Максима, Ганса и юнги, который подсел рядом, видимо, стараясь быть поближе к живым людям.

— Почему бы и не побеседовать, — охотно согласился Ганс, весь окутанный табачным дымом. — Вот ты, капитан, что для тебя на свете важнее всего? Без чего жить не можешь?

— Я верю, что мы не просто так пришли в этот мир, — очень серьезно ответил ему Флинт. — Что есть какая-то цель, вот только я ее пока не понял. И стремлюсь я лишь к одному — понять, зачем живу! Найти эту чертову цель! А все прочее: золото, женщины, власть — сопутствующие вещи. У кого-то они имеются в избытке, кто-то ищет их всю жизнь, а иным это вовсе безразлично. Я отношусь к тем, кому плевать…

— Цель? Нет никакой цели, — хмыкнул Ганс. — Все, что важно — это серебро. Золото — оно для благородных, а вот серебро как раз для нашего брата. Набил карман и радуйся. Не сумел — затягивай пояс потуже…

Максим в беседу не вступал, но слышал каждое слово. Рассуждения Флинта о поиске смысла жизни чем-то зацепили его, но он пока переваривал информацию. Тем более что у пирата все основывалось на одном лишь предположении, в то время, как Макс знал точно — жизней бывает несколько, смерть — еще не конец. Вот только в чем смысл первого или последующих рождений, ему было так же непонятно, как и Флинту.

— Серебро? — переспросил Флинт, и перевел по-английски: — Silver! Хорошее прозвище для такого солидного человека, как ты! А у каждого правильного моряка должно быть прозвище. Не против, если я буду тебя так звать?