С собой они принесли несколько корзинок, забитых бутылками с вином, связками бананов, гроздьями винограда и разной снедью. У одной из девиц — брюнетке с длинными прямыми волосами ниже талии, на плече сидела обезьянка-капуцин, ревниво шипевшая на всех вокруг, а в руках девушка держала инструмент, очень похожий на гитару, но миниатюрнее и с пятью сдвоенными струнами.

Ганс тут же запер дверь, задвинул засов и шумно отдышался, довольный до крайности. Девицы мгновенно заняли собой все свободное пространство, заставив стол яствами и напитками. Обезьянка быстро перебралась с плеча девушки на пальму в кадке, где ее встретил недовольный попугай.

— Ты же поклялся! — Максим растеряно развел руками по сторонам, показывая Веберу всю степень его неоспоримой вины.

— Постоянно забываю про обещания, которые давал… Возраст, мой господин, подводит, — печально развел руками Ганс, и тут же добавил: — Донна Кармелита ушла из дома по делам, и когда вернется — неизвестно. А эти сеньориты случайно встретились мне в коридоре и от всей души возжелали познакомиться с новыми постояльцами!

Девушки были милыми и веселыми. Та, что с гитарой, тут же оккупировала диванчик и начала перебирать пальцами струны. Мелодия оказалась незнакомой, но красивой и слегка печальной.

Бутылки откупорились словно сами по себе, вино полилось рекой, девушки мило щебетали, делясь подробностями скучной жизни в Портобело.

Ганс, словно кот рядом с миской сметаны, довольно облизывался и уже приобнял пухлую веселую рыжуху за талию. Дон Кардос тоже оказался тем еще ловеласом, завладев вниманием сразу трех девиц. Максим же помимо своей воли очутился рядом с той, что играла на гитаре и, увлекшись ее исполнением, погрузился в свои мысли.

— Сеньор, вам грустно от моей музыки? — нежным голосом поинтересовалась брюнетка, исполнив мелодию до конца. — Я могу сыграть что-то повеселее!

Обезьянка рассерженно зашипела, словно говоря, мол, только попробуй выступить с критикой. Попугай вторил ей карканьем.

— Нет, что ты… мне очень понравилось, как ты играешь, — вполне искренне ответил Макс, обратив внимание, что черты лица у девушки правильные, скулы четко очерчены, а глаза карие, с неуловимой смешинкой. — Как твое имя?

— Лаура, — она чуть привстала с диванчика и изобразила книксен, что смотрелось весьма пикантно, учитывая легкую степень ее одетости. — А как вас зовут, сеньор?

— Хьюго фон Валленштейн.

— Вы тевтонец, дон Хьюго? Настоящий странствующий рыцарь? — восхитилась Лаура и даже захлопала в ладоши, отчего его маленькие, крепкие грудки под корсетом весело запрыгали, притягивая взгляд юноши.

Максим почувствовал, как его возбуждение резко нарастает.

«Ничто так не подтверждает материальность мысли, как эрекция», — подумалось ему внезапно.

В прошлой жизни особого опыта общения с женским полом он не имел, хотя и был однажды женат. Хьюго тоже не слишком-то волочился за юбками — все его стремления сводились к тому, чтобы поскорее вырваться из дома в большой мир, а местные крестьянские девки его не особо прельщали — слишком просты и бесхитростны, а ему хотелось чего-то более утонченного, хотя с какой стороны держаться за дамский круп, он, разумеется, представление имел, потеряв невинность еще в четырнадцать лет с дородной дочкой молочника.

И все же сейчас, увлекшись прелестницей, отчаянно строившему ему глазки и всеми жестами показывавшей, что она не против прогуляться туда, где им никто не будет мешать, он слегка растерялся. Тем более что Лаура была девицей легкого поведения. Путаной, проституткой, если говорить проще. Особой, которую любой может купить за деньги. А к таким женщинам прежде он всегда испытывал брезгливость, ни разу в жизни не воспользовавшись их услугами. Тут же вдруг оказалось, что не все так однозначно. Лаура выглядела, как та самая нежная лилия, между цветами которой исчезла прекрасная бабочка. А может, она и сама была бабочкой — яркой и прекрасной. Юная, очаровательная, прелестная и вполне невинная на вид.

— О чем вы опять задумались, мой рыцарь? — Лаура отложила гитару и одним плавным движением переместилась на колени к Максиму, обвив его шею своей тонкой, изящной рукой.

Он не нашел в себе сил сопротивляться, обнял ее за талию и притянул к себе, всем естеством ощущая ее молодое, упругое тело, и поцеловал.

А в этом времени есть свои преимущества!

Лаура ответила на поцелуй со всей страстью, не стесняясь никого из присутствующих в комнате. Впрочем, остальные на них внимания не обращали. Они были заняты своими делами.

Ганс вовсю лапал рыжую за все выступающие мягкие части ее молодого организма. Васко принимал знаки внимания от трех сеньорит разом, одна из которых поила его вином, вторая — подносила виноград к его губам, а третья уже расстегивала перламутровые пуговицы на его колете.

— Вторая комната, — жарко прошептала Лаура, — она закрывается изнутри!

Максим намек понял. Легко подхватив девушку на руки, он отнес ее в смежную комнату, опустил на кровать, потом быстро вернулся к двери и запер ее на ключ. Обезьянка-капуцин успела между делом проскочить следом за ними, и теперь пристроилась на широком подоконнике, подозрительно поглядывая на свою хозяйку и ее кавалера.

«Хоть попугая не прихватила, и на том спасибо!» — подумал мимоходом Максим.

Лаура раскинулась в кровати, ожидая Макса. Она была свежа и прекрасна, за окном светило солнце, пробиваясь сквозь полуприкрытые ставни, пахло фруктами и вином. И Максим внезапно почувствовал, что никогда прежде он не был так счастлив, как в этот момент.

Он широко улыбнулся, впервые за все прошедшие дни осознав, что он на самом деле живой. Прежняя жизнь, со всеми ее проблемами и радостями, была пресной и унылой, принося лишь ощущения безысходности и впустую прожитых дней. Здесь же, многократно умерев и воскреснув, оказавшись в чужой стране и в далекой эпохе, отстоящей от современности на несколько сотен лет, он, наверное, впервые оказался на своем месте.

— Помоги развязать! — попросила Лаура, повернувшись в Максу спиной. И он готов был поклясться, что в ее голосе присутствовали робость и стеснение.

Корсет был затянут на славу, прошло не меньше пары минут, прежде чем Максим разобрался с завязками и сумел ослабить плотную шнуровку.

— Скорее! — теперь Лаура не просила, а требовала. Она подалась к нему всем телом, грудь ее часто вздымалась, дыхание было горячим, а губы — мягкими, но требовательными.

Корсет полетел прочь, как и прочие одежды, и они набросились друг на друга с такой страстью, какой Максим от себя не ожидал. Прежде он был по жизни флегматичным человеком, не слишком обремененным плотскими страстями.

Сейчас же на него накатило — он крутил Лауру и так, и сяк, ставя ее в разные позы, и скорее насилуя девушку, чем занимаясь любовью, но в ответ раздавались настолько страстные стоны, что было понятно — ей тоже нравится. Или же она лишь делала вид, но в данный момент углубляться в женскую психологию Макс не собирался.

Он кончил, но этого оказалось мало. Все повторилось, теперь чуть более нежно и заботливо. И тут Лаура застонала и задвигалась с трехкратным энтузиазмом настолько пылко и возбуждающе, что Макс слегка ошалел и сумел продержаться на порядок дольше. А когда его силы все же иссякли, тело девушки несколько раз содрогнулось, она впилась ногтями в спину Максима, глубоко выдохнула и без сил упала на мокрые от пота простыни.

Потом они долго лежали молча, приходя в себя. Максим не курил прежде, но сейчас не отказался бы от сигареты. Вся его сущность находилась в состоянии полнейшего катарсиса. Он был расслаблен, как никогда прежде, и счастлив.

— Еще никто и никогда… — прошептала Лаура и замолкла, не находя слов.

— Никто и никогда, — эхом повторил Максим.

Прежняя его жизнь сейчас казалась покрытой завесой тумана и вечно тревожной смуты, и с каждой секундой эта завеса становилась все плотнее. Предложи некто в это мгновение вернуться обратно, в свое время, в свой мир, и Макс бы отказался. Может, позже, пожалел бы об этом. Но сейчас, когда голова Лауры лежала на его плече, и она горячо дышала ему в грудь, а обезьянка-капуцин корчила мерзкие рожи, будучи вовсе не в восторге от происходящего, и сам Максим впервые за эти дни дышал размеренно и спокойно, он бы точно отказался.