– От блох?
– Под перьями заводятся те же блохи, что у кур, а в шерсти – те же, что у псов.
– Надо же... А скажи-ка: почему всадник звал этого зверя по-франусийски?
– По-франусийски?
– Ну да. Я только утром сообразил. Этот негодяй говорил со мной по-халфатийски. И только одно франусийское слово мелькало в его речах: Раскат.
Райсул рассмеялся:
– Это не франусийское слово. Это старый халфатийский язык, так говорят на Вайя-Ах. Приверженцы пророка Халфы в новой земле понемногу изменили язык, а старым пользуются, когда хотят сказать красиво и торжественно. «Расс Кат» в переводе со старого языка – Расчленяющий Клюв.
– Расчленяющий? Тьфу!.. По-нашему лучше. Он клекочет – словно раскаты грома!
– Ты всадник, тебе его называть. А сейчас сними с красавца седло. Надо посмотреть, не набил ли он себе спину за эту бурную ночь.
– А как это сооружение снимается?
– Сначала расстегни пряжку под животом. Потом ослабь подпругу, приподними седло за луку и сдвинь чепрак на круп...
Приподняв луку, Дик обнаружил под нею аккуратно свернутые полосы плотной материи, сшитые в два слоя.
– А это зачем? – поинтересовался Дик. Не услышав ответа, обернулся.
Райсул глядел на него остекленевшими глазами.
– Ты всю ночь объезжал грифона, – хрипло вытолкнул слова из горла халфатиец. – И ты не знаешь, зачем это?
– Я много чего не знаю. Ну и что?
Райсул где стоял, там и сел, словно его не держали ноги. Снизу вверх глядя на Бенца расширившимися глазами, он произнес истово:
– Благодарность и хвала моя Единому за то, что он позволил мне идти по одной дороге с тобой, капитан. Ты трижды безумец, но ты великий человек. Знаешь, зачем эти полосы ткани? Прежде чем объезжать грифона, ты должен был привязать ими себя к седлу. Понимаешь? При-вя-зать!
2
Как по душе мне буйство это
Потоков, падающих с гор
И скачущих во весь опор
В долину, где бушует лето!
(А. де Сент -Аман)
– Нашим предкам и не снилось такое обилие воды! – восхищался Райсул, слушая звон струй по горным камням. – Разве эта красота – не истинное благословение пророка, не дивный дар его последователям?
Ослик был решительно не согласен с Райсулом. Он уже перешел вброд четыре потока и считал пятый определенно лишним. Ушастый упрямец уперся на берегу всеми четырьмя копытами и наотрез отказался идти в воду.
– А вот я хворостину выломаю! – прикрикнула на него Фантарина. – Враз перестанешь капризничать!
Ослик ответил возмущенным ревом.
– Скажу капитану, пусть тебя грифону скормит! – пообещал ослику Райсул.
Ослик не устрашился.
– Силой тебя тянуть, сын греха и лени? – возмутился Райсул. – А ведь тебе и трудиться почти не приходится! Припасы, что ты нес, мы уже съели!
Это было печальной правдой. Дорожный мешок, собранный по приказу заботливого Шераддина, успел опустеть.
Это не было бедой. В горах летом можно было добыть еду. Райсул ловил рыбу в реках и озерах, Бенц пристрастился к охоте с грифоном, а Фантарина стряпала их добычу, умело разводя костерок в чаще, чтобы не разглядеть было ни издали, ни с воздуха.
– Толковая баба, – признал однажды Райсул. – С мужем-контрабандистом летала, научилась.
– Наш человек, – кивнул Дик. – И не хнычет, когда устает.
Они не выспрашивали у Фантарины, что ей было известно о похищенных свадебных подарках. Держали слово, ждали возвращения в Иллию. Лишь однажды Райсул сказал, сидя у костра: «Мы выйдем как раз в те места, где твой корабль, женщина, ждал наш патруль». Но Фантарина не ударилась в воспоминания, лишь досадливо повела круглым плечом.
– Может, бросим осла тут, пусть его волки съедят? – раздраженно вернулся Райсул к мыслям о сегодняшнем дне. – Что ему тащить?
– Меня ему тащить! – твердо возразила Фантарина. – И тебя ему тащить. По очереди. Чем своими ногами эти горы мерить...
– Ох, бабы! Все вы неженки! – заявил Райсул, сам при этом понимая, что несправедлив. Он уже знал, что Фантарина неженкой не была.
Иллийка не успела возразить. Осел вдруг перестал упрямиться, поспешно покинул открытый каменистый берег, пересек поток и ломанулся в кусты.
– Капитан возвращается, – понимающе улыбнулась Фантарина.
Действительно, на берег упала тень крыльев грифона. Вскоре и Раскат пал всеми четырьмя лапами на валуны и игриво встряхнулся, пытаясь сбросить всадника.
– Опять балуешь, паршивец? – хмыкнул Дик и спрыгнул с седла.
– Без добычи? – огорчилась Фантарина.
– Без добычи, – кивнул Дик. – Все живое попряталось. Гроза идет. Гора и деревья от вас закрывают тучу, но сверху-то видно... Быстро переходим поток, пока он от грозы не разлился. Мы с Раскатом нашли пещеру. Там можно переждать непогоду.
– Если пещера никем не занята, – уточнил Райсул, сбросив сапоги и шагнув в холодную воду. Фантарина тоже поспешно разулась и пошла следом.
– А кто там может быть, в пещере-то? – поинтересовался капитан, вновь занимая место в седле грифона.
– Медведь? – предположила Фантарина, балансируя на мокрых камнях.
– Хорошо бы медведь, – мечтательно сказал Дик. – Есть-то хочется!
И гортанным коротким выдохом «кхай!» поднял грифона в небо.
Райсул промолчал. Он имел в виду не только хищных зверей. Но сейчас не время было объясняться. Надо было поскорее найти убежище от непогоды. Он вышел на берег и подал руку Фантарине:
– Скорее обувайся, а я поймаю осла. И пойдем, куда капитан улетел. Он нам дорогу показывает.
* * *
За путниками, уходившими от ручья, с поросшей бересклетом скалы наблюдал глаз. Один – но зоркий и цепкий. Второй глаз скрывался под черной повязкой, пересекающей узкую крючконосую физиономию.
Обладатель зоркого глаза и черной повязки дождался, когда ветви скрыли путников, а потом пронзительно застрекотал сорокой.
Откуда-то из чащи ему ответил такой же тревожный стрекот.
3
Да разве это жизнь, когда ночлега нет,
Когда не раздобыть лепешки на обед?
Есть голова, но в ней рассудок есть едва ли,
Коль телу голова приносит только вред?
(Баба Тахир )
– Даже веток в пещеру не успели натаскать, – сквозь зубы молвила Фантарина. – Хоть костер бы развели. А то ни еды, ни тепла.
– Женщина, не причитай! – оборвал ее Расул, который чувствовал то же самое, что иллийка, но считал ниже своего достоинства это показать.
Лежавший у стены Раскат приподнял голову и недовольно заклекотал, словно поддерживая Райсула.
Собственно, все в пещере думали примерно одно и то же. Есть хотели все, и всех злили потоки дождя, занавесившие выход из пещеры.
Лучше всех устроился Дик – под крылом грифона, как под одеялом. Никому другому Раскат не позволил бы такой фамильярности.
Сейчас Бенц задумчиво высунул голову из-под крыла и поинтересовался:
– Райсул, а ослятина съедобна?
– В Байхенте ослов не едят, в деревнях – едят. Почему спрашиваешь? Придумал, как развести костер?
– Или сырым осла слопаешь? – подхватила Фантарина, зябко кутаясь в платок.
– Я не о себе думаю, а о Раскате, – обиделся Дик. – Он же голодный!
– А! Грифоны всё едят! – успокоил его Райсул.
– Да ладно вам! – повела плечом Фантарина. – сколько тому ливню идти? Вот установится погода – и грифон вволю поохотится.
– А вот охотиться ему здесь не стоит, – сказал Райсул серьезно. – Лучше вести его в поводу, не поднимая в воздух.
– Почему? – удивился Дик.
– Чтоб не получил в живот отравленную стрелу.
От потрясения Дик выбрался из-под крыла. Раскат обиженно вскрикнул и принялся клювом рыться в перьях.