Спустив ноги с матраса, я посильнее заворачиваюсь в плед и только тогда хрипло отвечаю.

— О чём рассказать?

Лицо покрывается красными пятнами стыда, ведь я начинаю понимать о чём говорит Миша. Он хочет спросить про девственность. Почему я ему не призналась и всё такое…

— Даю тебе ещё одну попытку на признание, — тихо говорит бывший друг, но я слышу как его голос вибрирует от злости.

Сглотнув слюну, я опускаю глаза и также тихо отвечаю.

— Возможно я знаю что ты имеешь в виду, но… но я не понимаю почему об этом нужно говорить именно сейчас. И…

Резкий металлический скрежет прерывает мою сбивчивую речь и я поднимаю голову.

— Ты не понимаешь? — рявкает Миша и я пытаюсь разглядеть, что именно он держит в кулаке.

Однозначно там что-то металлическое и острое — на подлокотнике стула отчётливо виден недлинный глубокий порез.

Миша вскакивает со стула и бросает мне под ноги мои маникюрные ножницы. Неужели с их помощью он порезал спинку стула?

— Ножницы! Узнаёшь?

Я медленно киваю, но поднимать их с пола не тороплюсь.

Миша злобно усмехается.

— Как только тебе в голову могло такое прийти? Что не день, то новый пизд…ц в твоём исполнении. Поверить не могу, что мы столько лет с тобой дружили и я не замечал насколько ты конченая…

Я резко вскидываю голову и впечатываюсь глазами в Мишкино холодное лицо. Боль и шок одновременно бьют в солнечное сплетение, отчего мне становится трудно дышать. Значит теперь я ещё и конченая… для него.

— За что? — хрипло и совсем тихо выдыхают мои губы.

Миша закрывает лицо ладонями и сквозь зубы выплёвывает.

— Хочешь сыграть роль до конца? Не выйдет. Твои изрезанные пальцы и ножницы под подушкой тебя выдали. Думала, что и эту ложь я проглочу? Ни хера! Ты на самом деле считаешь меня богатым лохом, которому можно скормить любое враньё…

— Какое враньё? — обессилено выкрикиваю я и отшатываюсь от той ненависти, что сквозит в ответном взгляде Решетникова.

Миша быстро подлетает к матрасу и в одно движение ставит меня на ноги. Ошалев от неожиданности, я не сразу понимаю, что он хочет сделать. А он… он резко задирает мою футболку и грубо проводит ладонью между ног.

— Ты вовнутрь тоже натолкала крови или только снаружи помазала? Может мне еще раз трахнуть тебя и проверить глубину твоих манипуляций?

Что есть силы, я отталкиваю Решетникова и вырываю свой локоть из захвата.

— Ты больной совсем? О чём ты…

Отстранившись, я отбегаю от парня, параллельно пытаясь оттянуть свою длинную футболку вниз. Желание защититься и отгородиться от парня становится непреодолимым.

Миша ещё больше свирепеет.

— О'кей, любимая, проговорю вслух твой провальный план. Вчера ночью я нахерачился и ты решила этим воспользоваться. Раздвинула любезно ноги, а когда я вырубился, ты разодрала пальцы маникюрными ножницами и щедро намазала кровью свои бедра и мой член.

Сдавив зубами дрожащие губы, я с ужасом продавливаю в сердце каждое Мишино слово… Действительность снова утягивает меня на дно, не оставляя даже крохотного шанса на спасение.

— Понятно, — только и могу вымолвить я, а потом стремительно уношусь в ванную комнату.

Слезы обиды жгут глаза, но я стараюсь сдерживать рвущиеся наружу крики боли. Надо сейчас быстро собраться и уйти из его квартиры, а на улице всем будет наплевать на мою истерику. Главное в присутствии бывшего друга не завыть от боли…

Полностью собранная, я выбегаю из ванной комнаты и, не глядя на Решетникова, закидываю в сумку свою футболку. К сумке бросаю рюкзак и ищу глазами куртку.

Когда я поднимаю с пола рваную куртку, в тишине раздается голос парня.

— Очередной спектакль набирает силу?

Молча я показываю Мише средний палец и сгребаю с пола сумки.

Выбежав в прихожую, я беру в руки ботинки и подхожу к двери. Удивительно, но я очень быстро справляюсь с замком и выхожу на площадку. Захлопнув за собой дверь, я прохожу мимо лифта и босиком топаю до лестницы.

Обуемся в подъезде, — мысленно обращаюсь я к своим ногам, когда сбегаю вниз по холодным серым плитам лестницы.

В нашем городе вокзал располагался в одном огромном здании. Стройные ряды касс, по продаже билетов на автобусы, поезда, электрички, делили помещение вокзала на три части. Зал ожидания располагался на небольшом пятачке возле касс и часто не вмещал в себя всех желающих посидеть в мягких креслах в ожидании поезда или автобуса. Сегодня на улице было особенно морозно, поэтому зал ожидания был переполнен. Проходя мимо касс, я пыталась выбрать себе небольшое местечко в зале ожидание, чтобы отогреть окоченевшие ноги и руки.

Побродив по городу больше часа, я настолько замерзла, что была уже готова сесть на ближайшую лавочку и ждать обморожения. В принципе, я так и сделала — села на автобусной остановке на мёрзлую железную лавочку и стала ждать неминуемой смерти. Я больше не плакала и тем более не проматывала в голове ужас последних событий. Я на всё забила и наплевала. Зачем переживать за то, что скоро станет не важным? Людям, которых закопали в землю, не важны и не нужны страдания и метания. Надеюсь найдется в этом мире тот, кто захочет купить мне гроб и закопать в землю?

Когда лицо обдало теплым воздухом, я подняла голову и увидела остановившейся на остановке автобус. Манящее тепло его салона затуманило мозг и заставило сорваться с лавочки. Вот бы сейчас подняться по ступенькам автобуса и погреться в тёплом салоне.

Подхватив сумки, я сделала пару шагов к теплу салона, но тут же встала словно вкопанная. Денег то у меня нет, а за билет нужно будет обязательно заплатить. Пришлось снова вернуться на мерзлую лавочку.

Пытаясь согреть ледяные пальцы тёплым дыханием, я с досадой наблюдала как к остановке подъезжают всё новые и новые автобусы. Рваная куртка всё время распахивалась от ветра и в какой-то момент я просто перестала её поправлять — толку не было. Теплее мне не становилось, а красно-синие пальцы отказывались шевелиться.

Медленно моргая, я стала ощущать, что засыпаю. Веки тянуло вниз, а тело стало подозрительно расслабляться. Но тут на остановке остановился переполненный автобус, отчего я, словно по команде, встрепенулась. Возможно кондуктор не заметит меня в такой толпе.

Так и случилось, кондуктор не обратил на меня внимание и я смогла проехать на автобусе до самой конечной остановки — до вокзала. На вокзале я вспомнила про зал ожидания и сразу направилась в него. В автобусе тело немного отогрелось, но вот ноги и руки продолжали напоминать окоченевшие палки.

Высмотрев себе место у стены рядом с батареей, я устремилась вперёд. И пусть все кресла были заняты, но я нашла выход. Я привалилась к стене и стала греть руки на теплой батарее.

Через двадцать минут руки и ноги стали с болью отходить. Колющей боли я была даже рада — раз конечности болят, значит я их не отморозила.

— Снова ты, — раздался рядом со мной знакомый грубый голос.

Застигнутая врасплох, я испуганно подняла глаза на подошедшего мужчину и сжала зубы от волнения

В шаге от меня стоял уже знакомый мне толстый мент с золотыми зубами. Рядом с золотозубым стоял ещё один мужчина в форме и они оба не спускали с меня глаз.

— На вокзале решила подработать? — усмехнулся золотозубый, — а что же бывший? Уже выгнал тебя? Быстро.

Я отлипла от батареи и стала в ужасе представлять, как снова окажусь в отделении полиции.

— Хрен с ней, — неожиданно вступил в беседу незнакомый мент, — пошли уже к линейщикам. Опоздаем.

Золотозубый с досадой посмотрел на напарника и что-то тихо ему сказал. Оба раскатисто рассмеялись, а потом толстый мент обратился ко мне.

— Ладно.., вали. И больше не попадайся мне на глаза, поняла? А лучше всего езжай в столицу — там шлюхи больше зарабатывают. Если через двадцать минут мы вернёмся и ты ещё будешь здесь… В общем ты поняла меня, Семёнова — сгинь с вокзала.