Подписав свое заявление, Петр Семенович почувствовал глубокое облегчение, как после затянувшейся болезни. Он позвонил Соснину. Тот ответил, что ждет его в парткоме.
Степан Ильич неторопливо прочел заявление, поднял очки на лоб и сказал:
— Вот и хорошо.
Весь день потом Петру Семеновичу, как песня, слышались эти простые слова: «Вот и хорошо».
Дома, за вечерним чаем, рассказав Натэлле Георгиевне о только что дочитанном переводном романе, Сковородин возмущенно заключил:
— Как отравляют сознание людей некоторые писатели в Европе! Не видят., как миллионы людей ведут борьбу за мир, часто даже с опасностью для себя и семьи, а видят жизнь, как скопление мерзостей человеческих, тьмы и всяческого бессилия и духовной опустошенности! Да еще при этом изображают себя «правдолюбцами»: вот, мол, в этом и есть настоящая «правда жизни», вот, мол, таков он и есть, в его нравственной сущности, в том числе и мыслящий деятельный человек!.. Какая слепота, какая ложь на человека! Нравственная природа мыслящего и деятельного человека совершенно иная! Как бы ни поддавался он иногда дурным чертам своего характера и влиянию неправильных представлений и впечатлений, его духовное бытие всегда устремлено вперед, к победе над всякой, даже случайной ошибкой в душе! И это, как ход самой истории, в нашей стране тоже невозможно остановить!
Натэлла Георгиевна с мягкой улыбкой слушала мужа, не торопясь его расспрашивать. Она давно знала эту его черту: решив что-то про себя, он иногда «придирался» к случаю, не имеющему к нему прямого отношения. Но, делясь мыслями по поводу этого безотносительного примера, Петр Семенович высказывал свои мысли по поводу самых сокровенных своих чувств. Так и сейчас в его возмущенном отзыве о переводном романе Натэлла Георгиевна угадала какие-то новые мысли или случаи, взволновавшие его.
«Ты что-то поправил, милый мой!» — подумала она.
*
Пройдя Боровицкие ворота, Сковородин шумно передохнул и неторопливо зашагал к Большому Кремлевскому дворцу. Из теплой и по-праздничному шумной гардеробной он вышел на широкую площадку и, как всегда, приостановился, любуясь дворцовой лестницей. Ему вдруг вспомнилось, как почти тридцать лет назад он, студент-комсомолец, член делегации московского комсомола, пришедший приветствовать партийный съезд, впервые увидел эту лестницу. Посланцы московского комсомола поднимались все выше, полные широкого и светлого чувства хозяев страны.
«А сейчас я, главный конструктор Сковородин, уже в третий раз делегат партийного съезда, поднимаюсь по этим ступеням, чтобы присоединить свой голос к историческим решениям нашей партии», — подумал он и, невольно подчиняясь этой торжественно высказанной про себя формуле, начал медленно подниматься. Спокойствие и ясность, казалось, наконец-то после тревожно прожитых дней уже вернулись к нему. Но вдруг дерзкая мысль, словно мимоходом толкнув его острым локтем, прошептала: «Вот ты торжественно шагаешь на вершину радости? А ведь этого могло и не случиться, если бы ты лишился доверия заводского коллектива. Благодари умницу Платонова, который подтолкнул тебя прочесть записи молодых новаторов! Благодари Степана Ильича и партком завода, которые умно и тактично помогли тебе осознать все происходящее с тобой! Да, да, только движение вперед — общее и твое — к прояснению этой тяжелой истории, только перелом в твоих настроениях решил дело так, что вот ты поднимаешься по этой лестнице… Помни об этом, Сковородин!»
Знакомые инженеры, проходя мимо, выразили шутливое изумление: с чего это Петр Семенович стоит возле стены, приложив ладонь к ее блестящей золотистой поверхности, уж не «пошаливает ли сердце» у него?
Сковородин, ответив полушутливо, что сердце, очевидно, «свои сроки знает», сам уже без всякой досады подумал — дерзкая мысль, как бы откуда-то сбоку, на самом деле самая прямая и деятельная: «Это совесть моя все еще не может успокоиться… значит, еще не безнадежный ты человек, Петр Сковородин».
В груди у него вдруг стало легко и тепло, как бывало в дни далекой юности…
Слушая доклад Никиты Сергеевича Хрущева, Сковородин вспоминал разные встречи и беседы в дни своей последней заграничной командировки. В среде руководителей и рабочих станкостроительной промышленности стран народной демократии довелось ему участвовать в этих оживленных беседах о двадцать первом внеочередном съезде Коммунистической партии Советского Союза. Особенно молодым руководителям, пожалуй, впервые довелось осмыслить, что значит в большом, историческом смысле — семилетка! Совсем недавно это слово означало для всех короткий раздел во времени, когда ребенок готов только к первому классу школы. Семилетка историческая — это даже в начальной своей поре необозримая картина многих и многих событий и дел, начатых, приближающихся, предвиденных! А все это зримое, прочувствованное, схваченное воображением, глубоко познанное мыслью, с удивительно действенной силой показывает, что значит выигрыш во времени: один-два года, подумать только, а какие великие дела можно успеть сделать за такое короткое время!
«Конечно, каждый из нас понимает, — думал Петр Семенович, — какие громадные пласты познания нашего бытия подняла в народе партия за все эти годы. И все-таки сколько же в познании нового, порой даже неожиданного: еще неизвестных нам методов работы, новинок механики и автоматики, внутренних резервов, материалов… Действительно, всю жизнь мы глубже и глубже постигаем истину — действительность, окружающую нас!.. И попробуй забыть об этом, попробуй вообразить себя знающим все и всегда, от истока до конца, потеряешь очень много духовно и для работы».
Так временами в его мысли и впечатления на съезде врывались воспоминания о недавно пережитом. Однако все съездовское пересиливало, и брало верх сегодняшнее, происходящее на глазах, зримо и непосредственно действующее на мысль, чувство, воображение. С трибуны съезда, как широкая волна навстречу будущему, смело заявляли о себе невиданно обширные планы развития большой химии и научно-технических исканий в этой области; создание новых металлургических баз в Сибири, в Казахстане, и всюду, всюду многомиллионные массивы жилых кварталов. Строительство новых городов в тайге, в бывших солончаковых степях, на берегах молодых морей, сотни названий которых еще не успели нанести на карту. Крупное расширение уже существующих городов, заводов, новых ГЭС с их еще короткой, но яркой историей проходило в сознании Петра Семеновича нескончаемой чередой живописных картин, полных мира, спокойствия, свежего воздуха, тепла.
— Что говорить, на всех, на всех богатства работы и славы хватит с избытком! — сказал Сковородину в перерыве знакомый профессор, доктор экономических наук. Он поделился с Петром Семеновичем своими, как он выразился, «загадами» относительно некоторых глав своей новой книги, посвященной проблемам развития советской экономики в эпоху развернутого строительства коммунизма в нашей стране. На первый взгляд он, как доктор экономических наук, должен был заниматься фактами, цифрами, планированием и руководством промышленностью, сельским хозяйством и развитием техники, но разве можно недоучитывать значения в производстве того, что профессор называл «внутренними, психологическими факторами»?
— Они имеют колоссальное морально-трудовое значение, — с увлечением повторял сорокапятилетний доктор экономических наук. — Разве можно сравнить настроение в труде нашего производственника и, например, рабочего в США, на заводе какого-нибудь монополиста?
У Сковородина и профессора оказалось общее представление о настроении рабочего в монополистической промышленности. Рабочий монополии всегда дрожит от предчувствия кризиса, безработицы. Его руки работают, но мысль его спит, да и зачем ей вмешиваться в чье-то, чужое дело? А для рабочего социалистической промышленности завод не только общее, но и его, личное, родное дело. Профессору довелось изучить множество материалов о промышленности разных стран, и он может доказать на множестве примеров, как велико значение «внутренних, психологических факторов» для труда решительно во всех областях человеческой деятельности, которая в СССР выше и производительнее, чем в странах капитализма. Кто и от кого вырвет «жирный кусок», если собственность на средства производства и технического прогресса — общая, всенародная? Ты участвуешь в этом бескрайнем процессе, ты вкладываешь в него всего себя, вдохновляешь других — и вот ты духовно силен и богат, не временно, не от случая к случаю, а от естественного, то есть наступательного движения жизни.
