— Счастье нуждается в оправе, как и драгоценный камень. И не расстраивай меня, умоляю, а то я заплачу!.. Вот упаду тебе на грудь и буду рыдать!

— Ладно, ладно, больше не буду тебя расстраивать! — покорно согласился Петя.

Хотя Вася Трубкин за двадцать дней отсутствия Сковородина уже попривык «восседать» за его столом, ожидаемого удовлетворения это место не принесло его душе. Он не сразу, оказывается, сообразил, что это «восседание» никакого значения для него не имеет. Ведь все вокруг него понимают, что пребывание его здесь временное, только до приезда «главного». Сидя здесь, на полутораметровой высоте над чертежными столами, он, по сути дела, ни на йоту не возвысился, как сам себе однажды признался, а даже кое-что потерял. Сковородин, контролируя все эти столы и отлично зная задание каждого, мог любого вызвать к себе алым светом настольного сигнала. А кого он, второй «зампорученец», мог вызвать к себе? Для того, чтобы нажать кнопку на пульте с номерными знаками всех столов, надо было иметь не только служебное право, но и право больших научнотехнических знаний, опыта и таланта. У него ничего этого не было и не будет. Эх, уж лучше было бы ему расхаживать между столами, когда не было для него поручений. Расхаживая неторопливым шагом, полным скромного достоинства, Вася Трубкин представлял себе, что кто-нибудь, пожалуй, его и побаивается. А вдруг на чьем-нибудь лице, например, он уловит смущение или растерянность из-за невыполненной к сроку работы и расскажет об этом Сковородину.

А сейчас он сидел тихо, как мышь, и временами ему хотелось плеваться от скуки, и главное — никто его не замечал, и не боялся, да и просто забывали о нем.

«Эх, уж лучше бы расхаживать… все-таки движение», — досадовал он на себя.

«Нет, спускаться туда уже нельзя… надо терпеть… Ну, пусть воображают, что «главный» приказал мне находиться именно здесь…» — думал он потом, не веря ни одному своему слову.

Такое же настроение владело Васей Трубкиным, когда он взял в руки предпраздничный номер многотиражки. На первой странице его внимание остановила статья под названием «Деятельные помощники», подписанная фамилией главного технолога.

«Это кто же такие «деятельные»? — лениво полюбопытствовал Трубкин и тут же, пораженный, чуть не вскрикнул: — Батюшки! Да это, оказывается, все та же «семерка»!.. Скажите, пожалуйста, какие знаменитости!.. То их поддерживал Петр Семенович, а теперь… в его отсутствие, их поддержал под локоток главный технолог! «Молодой новатор Петя Мельников и его друзья…» Что же такого они показали? A-а, вот что… Они, видите ли, поставили перед собой смело и точно продуманную задачу — упростить узел «Д» машины «В-С»… «Так ведь это же «ворсованая Сковородина»! Да, да, вот тут дальше так именно и сказано! «Чертеж узла «Д» был показан П. С. Сковородину, но срочность отъезда последнего как председателя советской научно-технической делегации не оставила ему времени официально оформить свою поддержку, в чем мы абсолютно уверены. С техническими предложениями Мельникова просто нельзя не согласиться! Предлагаемое им решение упростить узел «Д» заслуживает самого серьезного внимания: оно привлекает своей ясностью и лаконизмом, и, несомненно, полностью соответствует главным направлениям развития нашей социалистической техники…» Черт возьми, какие похвалы… этакое Мельникову и во сне-то не могло присниться!..»

Трубкин невольно поднялся с места и, неслышно ступая, подошел к книжной полке, как бы что-то ища среди книжных корешков, а сам устремил взгляд на стол, за которым работал Петя Мельников. В его склоненном профиле Трубкину почудилось скрытое торжество. Такого выражения лица, отражающего безмолвную — но какую глубокую! — радость, Вася просто не выносил. «Почему ты торжествуешь, а не я? Чем я хуже тебя?»

«(Само собой разумеется, — читал он дальше, — работа Петра Мельникова (а также и всей бригады) оказала существенную помощь для подготовки нашей первой автоматической линии. Каждому понятно, как важно будет начать нашу автоматику с первого же шага — верно, с абсолютно проверенной точностью. Работа Петра Мельникова показывает, что в его лице наш завод видит достойного ученика главного конструктора П. С. Сковородина…»

«Достойный ученик Сковородина», — повторил про себя Вася Трубкин и вдруг вздрогнул, как от толчка.

«Позвольте… да что же это делается?!. А этот «ученик Сковородина» давно ли в полной растерянности показывал странные две строчки нашего «патрона»? Что они в себе заключали?

О, все что угодно, только не поддержку и не чувство доверия учителя к «ученику»… Даже имени этого «ученика» Сковородин не упомянул и черкнул этак, вообще: молодежь, начинание… и все тут, понимай, как знаешь… Но какой же я тогда был болван! Ох, какой непроходимый болван… вернул Мельникову обратно эту «историческую» записку!.. Я бы мог теперь ею помахивать, тыкать ею всем в нос, а у меня ее нет! А Мельников эти две строчки уже, конечно, пустил в ход. Ишь, сидит за работой, скромный, деловитый, а сам, подлец, торжествует!.. Ф-фу, как же я проиграл!..»

Несколько минут Вася остолбенело сидел в сковоро-динском кресле, переживая свой «проигрыш». Но скоро ему вспомнились некоторые, «право же, существенные мелочи» в поведении Пети Мельникова. Конечно же, он пришел к нему, второму заместителю Сковородина, в крайне подавленном состоянии. Если бы у Мельникова была хоть самая скромная надежда на успех, он бы не так разговаривал с ним! Совершенно ясно: Мельников был оттого и подавлен, что Сковородин не захотел что-то поддержать… Ха-ха… а это «что-то» и есть тот самый чертеж, та работа в помощь будущей первой автоматической, о чем и говорится в статейке главного технолога! Так, следовательно, Мельников сумел его, попросту говоря, объегорить… А в парткоме у Мельникова тоже вроде «рука»: всем ведь известно, что старик Соснин дружил всю жизнь с отцом этого хитреца Петьки. И вот рука руку моет: то, что не хотел продвигать Сковородин, поддержал и продвинул наш главный технолог, и все в этаком благородном освещении! Мы еще поспорим с этим «благородством»! Мы еще покажем, как отвергнутые и даже как бы ставшие безымянными очень ловко «втираются» в число «учеников» Сковородина. Но в таком виде, конечно, вскрывать это нельзя, еще и сам ненароком срежешься. Надо обдумать, с какой стороны лучше подойти!

Дома, на праздниках, в тишине уютной квартирки, Вася все обдумал. Он пойдет сразу к Соснину и выразит свое удивление, но по совсем иному поводу, ни словом не касаясь ни статьи главного технолога, ни его отношения к работе Петра Мельникова. Он, Василий Трубкин, теперь в единственном числе представляющий «сковородинский» цех, заступится — да, да! — именно заступится за честь и большое имя своего начальника, пока Петр Семенович находится в заграничной поездке.

С тем Трубкин и отправился в цех сборки к Степану Ильичу. Тот встретил Трубкина удивленным взглядом, но второй заместитель Сковородина не смутился. С видом оскорбленного достоинства он заявил, что «публикация статьи главного технолога — явная ошибка и бестактность».

— Это почему же?

Трубкин, не скупясь на подробности, объяснил: он сам слышал, как незадолго до своей заграничной кома-н-дировюи Петр Семенович обещал по телефону редакции многотиражки свою статью по вопросам автоматики, но сдать ее не успел.

— Сейчас не успел, потом сдаст, когда приедет, — спокойно ответил Соснин.

— А вдруг его статья окажется совсем иного характера, чем эта, только что помещенная в многотиражке? — И Трубкин презрительно щелкнул пальцами по газетному листу на столе Степана Ильича.

— А хотя бы и так — диаметральной. Что из этого следует? — иронически усмехнулся Соснин.

— Позвольте… Но ведь тогда окажется, что вот эта статейка…

Трубкин хотел было снова щелкнуть по газетному листу, но Степан Ильич непринужденно и быстро переложил лист на другое место.

— Тогда окажется, что данная статья перекрыла дорогу статье Петра Семеновича! — хотя и'побагровев от смущения за свой неловкий жест, все-таки настаивал Трубкин. — Окажется также, что его, крупного работника, наша газета не уважает, и он незаслуженно будет оскорблен…