Я прикрыла глаза и беззвучно заплакала.

- Мужик твой тоже сейчас жизнь свою устаивать будет и ребенок твой, да и ты вместе с ним, ему не нужны будут. Так что топай на аборт, пока не поздно.

Дрожащими руками я вытащила из кошелька нужную сумму и, положив её на столик, поднялась с кресла.

- Мой ребенок будет. Делать ничего не стану.

Галина хрипло рассмеялась и проговорила.

- Дура, ты, дура. Этот мальчишка тебе о твоем благоверном забыть никогда не даст, так и будешь сопли на кулак наматывать, да время на него тратить.

- Пусть…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Слушая, Алиса, да не воспринимай ты теткины слова так близко к сердцу. Она знаешь сколько раз ошибалась, может ты и вовсе не беременная, - не очень уверенно уговаривал меня Дима, когда мы пришли домой после визита к Галине.

Я всю дорогу молчала и была очень подавлена, поэтому, как только мы переступили порог квартиры, Скворцов начал меня уговаривать. Я его слушала и даже слышала, но мыслями всё время возвращалась к словам Галины и от этих воспоминаний мне становилось всё тяжелее и тяжелее.

- У тебя есть что-то ещё на продажу? – неожиданно спросил Дима, - от кольца осталось не так много денег, да и на будущее нужно знать.

Я медленно осмотрела себя и грустно сказала.

- Только крестик с цепочкой, но они мамины и мне жалко с ними раставаться… хотя можно и их продать, если потребуется.

- Конечно потребуется. Знаешь сколько всего ребенку потребуется купить! А они максимум на пятерку потянут и то вряд ли.

Я закусила губу и промолчала.

- Можно и все твои шмотки дизайнерские загнать, а купить попроще и дешевле. Плохо, что ты их совсем мало из дома взяла.

Я кивнула и вдруг Дима возбужденно проговорил.

- Слушай, а может тебе вместо меня в деревню поехать? Там и хата и работа медсестрой в фельдшерском пункте. Я сам собирался к новому году туда рвануть, но тебе нужнее будет.

Я только удивленно хлопала глазами и молчала, а Дима начал эмоционально объяснять.

- Ну, точно. Вариант, что надо. Там деревня небольшая и практически одни старики в ней живут, а управляет сеем государством бывший военный с погонялой «Дед». Мужик суровый, но справедливый. Работы немного, воздух свежий, продукты натуральные… в общем всё для тебя.

- Не уверена… - начала я, но Скворцов меня сразу перебил.

- А жить ты где собираешься? А работать? Без опыта тебя только в государственную больничку как и меня возьмут. А уж поверь мне на слово, там далеко не сахар. Тем более беременной бабе. Я иногда под конец смены еле на ногах стою и начальство у нас далеко не ангелы, скорее наоборот. Папешь как проклятый, а зп в конце месяца получил и офигел… Ладно. Что я тебя уговариваю. Только помни, ты у меня живешь только до конца месяца, а потом я не мучаясь угрызениями совести тебя прогоню.

- Я помню, - еле слышно сказала я, а потом также тихо добавила, - может это и лучший вариант, но я же городской житель и… все такое, а хотя… уеду. Других вариантов у меня всё равно нет.

В этот же день Дима позвонил Деду и уже вечером посадил меня на поезд, который повез меня в небольшую деревню, находящуюся почти в пятистах километрах от столицы.

Может это и к лучшему. С глаз долой из сердца вон.

Прошло почти пять лет

Усаживаясь в поезд, всё никак не могла осознать, что я еду в столицу. Пусть всего на три дня, но это была первая поездка за пять лет и я очень волновалась.

Ваньку оставила с Дедом, хотя он долго сопротивлялся и всю неделю просил меня взять его с собой, но я ехала на учебу, поэтому о совместной поездке и речи быть не могло.

Неделю назад пришло распоряжение из города, что сельских медсестер и врачей отправляют на масштабную учебу в столице, поэтому мне пришлось отправиться в эту волнительную и долгожданную (!) поездку.

В деревне моя жизнь проходила спокойно и размеренно. Работы было немного, пациенты – практически одни пенсионеры, которым я ставила уколы, капельницы, а иногда приходилось заменять фельдшера, который в нашей деревне появлялся раз в три месяца.

У нас с Ванькой была своя небольшая комната в том же здании, что медпункт. И мы в ней спокойно жили и работали на небольшом огородном участке напротив. Денег нам вполне хватало, да и благодарные пациенты часто приносили Ваньке угощения и небольшие подарочки.

Мой Ванечка… Мой любимый сын… При воспоминании о нём внутри расходилось тепло и сердце наполнялось безусловной и трепетной любовью. Он изменил меня, изменил отношение ко всему – к себе, к миру, к людям, к любви. Иван моя гордость и моё продолжение, не на какие блага и богатства мира, я не променяю даже одну его улыбку. Пусть в один миг я всё потеряла, но приобрела гораздо больше. Теперь я это уж точно знала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через шесть с половиной часов дороги, ранним утром, я вышла на перрон столицы и огляделась. Почти пять лет назад я уезжала именно с этого вокзала. И тогда, и сейчас моё сердце сжималось от волнения и тревоги. Но главными моими чувствами тогда, были тоска и страх. Страх перед неизвестностью, а тосковала я по отцу и Максиму.

Отец… Как же больно было осознавать, что он даже не предпринимал попыток меня найти. Сейчас, когда уже сама являлась родителем, я просто не понимала таких масштабов отцовской обиды. Неужели сердце не болит за свою кровиночку. Пусть я наделала массу ошибок и вела себя неподобающе, но… Как?

Из интернет-источников я знала, что через полгода, после моего отъезда, они с т.Валей зарегистрировались, а еще через полгода, усыновили ребенка – мальчика десяти лет. На многочисленных фотографиях в прессе они были очень счастливы и, судя по всему, даже не вспоминали обо мне. Как будто меня и не существовало никогда. Только журналисты несколько раз обращались к теме дочери… Мол с дочерью в воспитании вышел промах, теперь грехи замаливает с этим усыновленным ребенком… Больно, неприятно, но я это уже переболела. Ванька был тогда совсем маленький и проблем с ним было предостаточно, поэтому все переживания я выплакивала ночью в подушку, а утром вставала с ещё большим рвением доказать всем, что я всё смогу… сама… без помощи близких людей.

Ещё одним кошмаром того времени был Максим. Права была эта ведьма Галина – мои чувства к нему не только не забылись, они увеличились в сто крат. Ванечка был точной копией своего отца. И если во время беременности, я хотя бы могла гнать образ Максима от себя, то с рождением сына, это оказалось бессмысленным и бесполезным. У Ванюшки был даже взгляд Васильева, не говоря уже о характере. Сынок был молчалив, вдумчив, с посторонними людьми держался скованно, но главное он с безграничным упорством брался за любое дело.

Первые два года, я ничего не слышала про Максима, а потом, читая интервью отца, обратила внимание, что он находится на выставке - выставке современной скульптуры. А когда увидела автора этих скульптур, то я оцепенела. Автором был Васильев Максим.

Я не могла оторваться от его фотографии. Он совсем не напоминал того измученного болезнью, худого парня. На фото был очень красивый, худощавого телосложения молодой человек. Максим был стильно одет и модно подстрижен. Только лишь взгляд и выражение лица не поменялись. Сосредоточенность и задумчивость, без тени улыбки – именно таким я его запомнила и именно таким он остался.

А сейчас… сейчас у него уже были две небольшие фабрики по изготовлению деревянных скульптур, мебели и предметов интерьера, а также несколько выставочных залов-магазинов, которые пользовались огромной популярностью. У него были деньги, связи, друзья, женщины…

А с сегодняшнего дня его компания учувствует в масштабной выставке-продаже, которую я непременно собиралась посетить. Незаметно, издалека, но я увижу Максима… мне это было жизненно необходимо.