Как и не смогла удержать ее.

Одного она не сказала Джоне – и ни одной живой душе: на протяжении уже трех недель на ее подушке каждое утро появлялась одна-единственная пурпурная орхидея. Эстер не знала, почему и когда он придет за ней, однако Жнец выбрал себе следующего ученика. Теперь Эстер Солар была Девочкой, Которая Станет Смертью. Она уже знала, как поступит в первую очередь в качестве стажера: стоя с косой в руке и натянутом на всенушчатое лицо капюшоне возле кровати Холланда Смоллвуда, предупредит его, что, если он хоть раз притронется к Джоне, Реми или кому-либо еще, она позаботится о том, чтобы его смерть была долгой и мучительной.

– Готов увидеть его?

– До сих пор не верится, что ты не дала мне помочь тебе со съемкой последнего видео, – сказал он и нажал «запуск».

Перед началом последнего ролика «50/50» шла пятнадцатиминутная заставка с отрывками из прошлогодних видео. Это было нелегко. Эстер каждую неделю хотелось остановиться, уйти, поддаться панике и утонуть в ней. Легче было бояться. И тем не менее она каждую неделю выполняла те три шага, что дала ей доктор Бутчер. Визуализируй свою тревогу. Исправь ошибки мышления. Откройся своему страху.

Джона всегда подводил ее к краю, но никогда не толкал; Эстер самой предстояло совершить прыжок.

И она его совершала. Последние полгода они встречались с пауками, змеями, тараканами и клоунами. Сдавали кровь, посещали стоматолога, прыгали с моста с привазанной к щиколоткам эластичной лентой. Плавали с акулами в аквариуме, прыгали с самолетов и проводили в одиночестве долгие холодные ночи в дикой местности. Люди смотрели на них. Люди обожали их. Люди присоединялись к их крестовому походу против страха собственными испытаниями: ночевали в населенных призраками домах, давали интервью на радио, ходили на пляж в бикини.

Наконец настал черед последнего видео. «50/50». Того, который все ждали. Сначала экран оставался белым, а после Эстер вошла в кадр и села.

– Знаю, многие спорили и заключали пари на то, что же именно является моим самым большим страхом: лягушки, американские горки, серийные убийцы. Все эти вещи, безусловно, страшные, и я ни за что не хочу с ними встречаться, но дело в том, что они не пугают меня так сильно, как это, – сказала она, указав на камеру.

– Самый большой страх уже случился со мной. Он происходил на протяжении пятидесяти недель. Мой страх – быть увиденной, по-настоящему, такой, какая я есть. Долгое время я чувствовала себя не на своем месте и совершенно разбитой внутренне. Считала, что не создана для любви, боялась, что, если меня увидят – увидят настоящую, – все поймут, насколько я сломлена. А потом мой самый худший кошмар пришел в облике парня. Вы все его знаете. Именно он открыл этот канал и монтировал все видеоролики, кроме последнего – вот почему они получились в разы лучше этого.

До встречи с ним я делила себя на отсеки, как «Титаник». Была непотопляемой. И искренне верила, что такое разделение и водонепроницаемость никогда не дадут мне утонуть. Как видите, это довольно дурацкая метафора, учитывая случившееся с настоящим «Титаником». Если я была кораблем, то Джона Смоллвуд – айсбергом, который позволил миру хлынуть в мои легкие. После того как он причинил мне боль, казалось, я кану на дно бездны и навсегда останусь в этой тьме. Но люди – не корабли, у них больше отсеков. У «Титаника» их было шестнадцать. У меня – миллионы. По правде говоря, мои отсеки открылись не после его предательства. Он начал вскрывать их гораздо раньше.

Наверняка озабоченным взрослым в этой аудитории мои слова покажутся завуалированной метафорой секса, но это не так, – среди зрителей раздались смешки. Эстер на экране глубоко вздохнула, поправила якорь – он стал меньше, но все еще был на месте, – и продолжила: – Я никогда не относилась к числу людей, способных спокойно сказать «Я тебя люблю», но сейчас, Джона, все же скажу: ты один за другим открыл все мои внутренние отсеки и впустил в них мир. Мне пришлось дойти до пятидесятого страха, чтобы понять: я не утону, потому что все это время ты учил меня плавать.

Ты не разрушил меня. А нашел единственный способ для меня стать свободной.

Снимая это видео, Эстер волновалась, что оно никому не понравится. В нем не было ни приключений, ни юмора, ни кинематографичности, благодаря которым прославился их канал. Но когда пошли титры, толпа встала и начала аплодировать: не потому, что концовка оказалась великолепной, а потому что это путешествие стоило того. Джона сжал плечо Эстер, а потом вместе с ней, Хеф и Юджином поднялся на крыльцо, откуда их четверка могла обозревать империю, созданную их смелостью. Сотни людей, в сердцах которых как заноза сидел страх, за последние пятьдесят недель, пока наблюдали за ними, стали немного храбрее. Ребята, держась за руки, поклонились; прошла целая минута, прежде чем аплодисменты и возгласы зрителей стихли.

– Итак, кем ты оделась сегодня? – спросил Джона у Эстер, когда люди стали расходиться. – Обычно я неплохо угадываю, но этот наряд, похоже, из какого-то малоизвестного аниме, потому что я понятия не имею.

– Хм-м-м… Каждый предмет одежды был позаимствован из разных костюмов, но при этом я все равно осталась собой, – Эстер покружилась на месте. – Такое у меня, по всей видимости, чувство стиля.

– Боже ты мой.

– Понимаю, это выглядит даже хуже костюмов. Сегодня на меня глазеют больше обычного, – усмехнулась Эстер. – Кстати, у меня для тебя кое-что есть. В честь окончания эпохи.

– Да?

– Лучший подарок, который только можно получить, – раскрытая тайна. – Эстер сунула руку в карман, а после, вытащив, раскрыла ладонь, на которой лежала маленькая белая открытка с соболезнованиями. Та, что Горовиц вручил ее дедушке накануне смерти Флоренс Солар. Внутри нее потекшими чернилами было написано всего два слова.

– Я не понимаю, – смутился Джона.

– Потому что это лишь часть загадки, – ответила Эстер. – Помнишь альбом, найденный в хранилище? Последнюю страницу со статьей про мужчину, погибшего при странных обстоятельствах? – Она протянула ему статью – Джона перевел взгляд с открытки на газетную вырезку, которую они нашли в запертой коробке много месяцев назад. На черно-белом фото виднелась мелкая надпись на почтовом ящике, состоявшая из одного слова: «Уиттл».

– Не может быть, – произнес Джона, когда до него постепенно начало доходить. – Наверное, это совпадение.

Эстер помотала головой.

– Нет, не совпадение. И ты это знаешь. Джек Горовиц не мог спасти мою бабушку, но мог подарить моему дедушке утешение. То, чего он так давно хотел.

– Имя убийцы сестер Боуэн!

Эстер кивнула и развернула вырезку про неудавшееся ограбление, в результате которого пожилой мужчина утонул в собственной ванне. Это произошло на следующий день после смерти ее бабушки. Артуру Уиттлу на тот момент было 74 года. В открытой двери гаража виднелся «Кадиллак-Кале».

– Если верить этой версии событий, то твой дедушка, выходит, убил человека.

Эстер покачала головой.

– Возможно. Но если так, то он убил человека, который убил как минимум трех детей. Человека, который в силу своего преклонного возраста не мог предстать перед судом и отбыть тюремное наказание. Но… Пусть он там и был, но, думаю, этого не делал…

Тогда Эстер рассказала Джоне, что в ее представлении произошло в тот день.

Шел дождь; фигура в темном плаще – Реджинальд – стояла напротив обветшалого загородного дома. В руках он держал открытку с соболезнованиями, где было указано имя. Из-за дождя чернила потекли, тонкие синие струйки змеились по белой бумаге, но имя по-прежнему можно было прочесть: «Артур Уиттл». Реджинальд перевел взгляд с открытки на почтовый ящик: надпись на нем гласила «Уиттл».

Краем глаза он уловил какое-то движение, а после рядом с ним встал Горовиц: он тоже был одет во все черное и глядел на дом.

– Я еще не решил, убить мне его или сдать полиции, – тихо произнес дедушка Эстер.