Вот и Дмитрий Корбашов никогда так и не узнал, что случилось дальше с водителем «Форда» в это новогоднее утро. Когда отпущенная восвояси машина тронулась от обочины навстречу новому дню и неизвестности.

Как и не представлял, разумеется, что же произойдет с ним самим. Младший лейтенант полиции, того не ведая, сделал первый ход. Привел в действие цепочку событий, вызвав цепную реакцию, известную под названием эффекта Домино. Задел нечаянно своим крепким плечом первую фишку в сложном узоре судьбы. И далее понеслось: щелк-щелк. Покатился камень за камнем. По его и чужим жизням.

Кому-то оборачиваясь счастливым случаем. А кому-то – неумолимым дорожным катком, впечатывающим очередного бедолагу в асфальт. Кто знает, как лягут кости и сложится партия?

– Чё ты гонишь? – круглолицый шатен резко обернулся и процедил хрипло, с характерной южной растяжкой. – Олег, ты совсем охренел?

…На плацу, под первым сентябрьским дождиком, беседовали рослые парни в камуфляже. И совсем не мирно. Две пары черных берцев беспорядочно топтали влажный асфальт в ритме горячего мужского разговора.

Секунду назад шатен смачно плюнул под ноги рыжему собеседнику и, развернувшись спиной, двинулся к казармам. Однако уже через шаг остановился, услышав сказанное вслед. Будто на стену налетел с размаха.

Рыжий отпрянул, верно оценив риски. Но в запале уже не смог остановиться и, кривясь от злости, выплевывал:

– Кто ты такой вообще, Корбашов? Что делаешь здесь? Набрали, сука, лимиту всякую, из Мухосранска… Вы тут в конец все попутали. Типа, такие, на умняке. Теперь еще телок чужих потрахать захотелось, да?

«Это он теперь про Катю», – мелькнуло у Димки в голове, и его увесистый кулак, опережая мысль, с хрустом врезался в челюсть закадычного дружка. От удара Олег грохнулся навзничь, гулко впечатавшись затылком в асфальт.

…Знакомство приятелей состоялось почти сразу по приезде Димы в Калининград. Не то, чтобы парень потерялся на новом месте. Все-таки бывший мент, а не какой-то задрот- ботаник. Просто здесь все было чужое и скорее хотелось найти родственную душу.

Димка привык к своему большому, продуваемому насквозь ветрами южному городу, где провел последние четырнадцать лет. Скучал по его вечной летней пыли, узким улочкам в центре возле Собора, что спускались каскадом к величавой реке, к простору широких бульваров на окраинах.

Что любопытно, в любое время главные улицы всегда были заполнены веселым народом, снующим по своим делам. Количество граждан, шатающихся средь бела дня по магазинам и паркам, порой вызывало у приезжих искреннее недоумение: здесь вообще кто-нибудь работает или учится?

Димка и сам задавался этим вопросом поначалу, когда еще пацаном переехал с мамой из соседнего шахтерского городка. Но быстро обзавелся кучей друзей и легко вписался в суету южной столицы.

И только прожив несколько лет, он, как и новые горожане, понаехавшие в этот миллионник со всех соседних областей и республик, понял. Душа этого города открыта нараспашку, а сердце – братское для всех.

Жили они в многоквартирном доме с потолками под четыре метра, а еще со столетней липой в центре двора. Квартира раньше считалась «ведомственной». Получил ее за особые заслуги мамин отец, дед Коля.

А сам район вообще считался в старину отдельным городом, где на дарованной императрицей земле прижились предприимчивые армяне из Крыма. Видимо, в память о славном прошлом района, дома в нем нумеруются «против шерсти». Не от вокзала и реки, как обычно, а строго наоборот. От самого главного места – колоритной, хоть и грязной, Базарной площади. Еще бы, ведь сам Пушкин тут персики покупал. Может даже крымские?

Кёниг же, где царили порядок и чистота, на Димкин вкус выглядел чересчур по-европейски. То есть вызывающе респектабельно. Хотя сам Дима за границей не был ни разу. Не довелось. А тут широченные проспекты, парки, сады, озера, каналы и мосты – все вылизано, аккуратно подстрижено. Даже урны такие красивые, что банку из-под колы выбросить стыдно.

Когда же парень забредал в самый центр, бесконечные костелы, шпили соборов, мрачная кирпичная кладка стен создавали ощущение, что он ненароком попал в павильон с декорациями к фильму. Где только и ждешь, что из-за угла вынырнет тень из древнего прошлого. Всадник с плюмажем на шляпе, укутанный в бархатный плащ. Или эсэсовский патруль с овчаркой и неизменным MP- 40 наперевес.

Привычно Дима себя чувствовал лишь, когда вновь оказывался в районе, застроенном советскими пятиэтажками, с обязательными лавками шаурмы и киосками «Живого».

Там, на окраине города, вблизи поселка Борисово, располагался Калининградский пограничный институт. Да не просто казенное учебное заведение, а учреждение самой ФСБ, куда Димка чудом поступил и сейчас перешел на четвертый курс.

Первая встреча с Олегом произошла у дверей приемной комиссии. Они натурально стукнулись лбами, одновременно нагнувшись за листочком, выпавшим из папки одного институтского майора. Ведь майор тот был не простой, а медицинской службы. И ножки имел красивые, не по уставу.

После они попали в одну учебную группу и два года практически не разлучались. Димка с детства был общительным и не мог обходиться без друзей. Лев по гороскопу, плечистый, улыбчивый парень был душой любых компаний. А нередко случалось, что и заводилой в дворовых драках. Да, такое случалось иногда, но исключительно по веским пацанским причинам.

Только вот любимая мама об этом даже не подозревала, считая сынулю редким пай- мальчиком. Вот и сейчас, непривычный к одиночеству, Димка охотно заводил друзей. И Олег стал среди всех самым близким.

Высокий, зеленоглазый атлет, с рыжеватыми волосами и чуть кривым боксерским носом, он производил впечатление. Одна лишь деталь слегка портила мужественное лицо – мелковатые, острые зубы. Но как только Олег начинал говорить, от парня исходили такие волны обаяния и энергии, что окружающие даже не замечали некой хищности в улыбке собеседника.

Не удивительно, что Олега просто обожали девушки. Был он местным, коренным Калининградцем и при первой же возможности отправлялся в увольнение. А по возвращении походил на сытого довольного кота.

Сходство усугублялось привычкой постоянно напевать под нос липучие мотивчики. Будто мурлыкал… Домой Олег, видимо, в эти дни вообще не появлялся, а ночевал у многочисленных подруг, которыми, казалось, был наводнен этот старинный город.

Дима, кстати, тоже был далеко не ангел. Это их с Олегом и сблизило на первых порах. Продолжение случайного знакомства с майором по имени Лидия, было, кстати, весьма пикантным…

Ну и, конечно, оба хотели скорее получить офицерские погоны, понимая их «вес» и перспективы. А еще об этом, как никто на свете, мечтала Димина мама, Марина Николаевна, дочь «секретного» военного.

Отец Диминой мамы, Николай Семенович, был кадровым офицером. Он утонул, будучи еще не старым, в шестьдесят два, во время рыбалки с внуком на Дону. В семье старались об этом не вспоминать. В хорошем настроении дед часто напевал:

«Коричневая пуговка лежала на дороге,

Никто не замечал ее в коричневой пыли,

Но мимо по дороге прошли босые ноги,

Босые загорелые протопали, прошли…»

Это были слова из песни о бдительных пионерах его далекого детства. Ребята нашли пуговицу с буквами, написанными «не по-русски». Сразу дали знать на ближайшую заставу. Отправившись по следу, наши пограничники вмиг разыскали подозрительного незнакомца. Все сошлось! Вражеский диверсант оказался без пуговицы на штанах. Зато с патронами от нагана и картой укреплений в кармане заграничных брюк.

Димка пацаном часто представлял себя героем той истории, но не босоногим Алешкой, а строгим капитаном пограничником. В фуражке с лакированным козырьком. В красивом кителе с золотыми погонами. В блестящих сапогах. С кобурой на поясе и автоматом на груди.