– А ну, поди сюда, хазарин.

Моисей повернулся. Худой, смуглый, лицо костистое, с вмятинами шрамов на щеках и подбородке. Волосы у хазарина густые, смоляные, но выбриты сзади до затылка, а вот на темени густо курчавятся, ниспадая до глубокой переносицы над крючковатым носом. Такие же иссиня-черные и его усы, и небольшая холеная бородка. Сколько ему лет? Да сколько угодно. Выправка у Моисея воинская, такие легки и поджары долго, да и седины почти нет, только морщины на лице, перемежающиеся со шрамами, указывали, что немало пережил и повидал этот потомок Хазарии.

– Подойди, я сказал тебе, Моисей.

Хазарин, еще вчера такой тихий и зажатый, готовый к тому, что тот же Добрыня прикажет его схватить, но избежавший этого, сегодня выглядел куда более уверенным. И даже смерил подзывавшего его волхва тяжелым, неприязненным взглядом.

– Ты будешь мне приказывать?

Озар негромко рассмеялся, но скоро умолк, внимательно рассматривая Моисея. Он еще в бытность свою служителем на капище знавал немало таких воителей – отчаянных, но не сильно разумных и даже порой словно бы потерянных, пока они не находили того, кому могли предложить свою службу. Вот и этот тоже чувствовал себя неуязвимым при прославленном Дольме, а теперь явно пытался поднять свое положение при Вышеборе. Глупо. Вышебор пусть и родня погибшего, но свое уже отслужил и былой власти не имеет.

И все же Озар сказал, кивнув наверх, откуда еще недавно слышался громкий голос старшего из Колояровичей.

– А ты, как погляжу, уже нашел того, чьи приказы готов исполнять?

Моисей смотрел исподлобья, но не двигался, не проявлял непокорства.

Озар обошел собеседника, продолжая внимательно разглядывать его. Хазарин почти на полголовы возвышался над волхвом, который и сам был весьма рослым. В былые годы, при величии Хазарии, подобные Моисею могли служить и в охране самого правителя кагана, однако после побед князя Святослава таких потерявших свою державу воителей развеяло по всему миру. К кому они только не нанимались на службу! По виду Моисея можно было понять, что для него важны его положение и статус, такой дешево себя не продаст. Вон как богато одет: на облегающей торс безрукавке из мягкой, хорошо выделанной кожи поблескивают пластины, пояс украшен красивой чеканкой, на рубахе шелковые нашивки, обувь добротная, на пальцах перстни. Небедный воин, привыкший получать хорошую плату за свою службу.

– Что тебе до того, кому служить буду? – не выдержав пристального внимания волхва, огрызнулся хазарин.

– А вот что. Как погляжу, ты выбрал госпожой не вдову Мирину, не Радко, который попросту сбежал, едва рассеялись его надежды на наследство. Ты сразу выбрал старшего из Колояровичей. Именно он стал бы во главе рода, если бы не его увечья. И ему подходит такой слуга, сильный, способный таскать его кресло, охранять его и выполнять любые поручения. Пусть и непростой нрав у Вышебора, но для тебя все же почетно служить старшему из братьев Колояровичей. Конечно, не так, как при Дольме, который щедро оплачивал твою службу, поставив тебя при себе стражем. Но, думаю, и Вышебор рассчитывает, что ты его прихоти будешь исполнять. Ну не на плешивого же Жуягу ему полагаться… И не на простоватого и своевольного Бивоя. А кроме прочего…

Озар выдержал паузу.

– Кроме прочего, есть еще нечто, что связывает вас с Вышебором. И этим нечто Вышебор может подчинять тебя.

Лицо хазарина посерело, как бывает со смуглыми людьми, когда они бледнеют.

– Ты ведун!..

Озар согласно кивнул. Устроился за столом как хозяин, смотрел строго.

– Так и есть. Я ведун и многое вижу. А чего не вижу… Тебе лучше рассказать мне все.

Теперь на лице Моисея отразилась мука. Попробовал сказать: дескать, не могу, господин Вышебор послал принести ему жбан с пивом, скучно ему там в горнице, да и пить хочется.

– Ну не для этого же ты в услужение к нему рвался, воин, чтобы на побегушках теперь быть?

Тут позади послышались шаги и в помещение вошла ключница Яра с двумя девками – Будькой и Любушей, стеснительной милой девушкой, которую Озар еще этим утром расспрашивал. Толком ничего не вызнал, так как смущенная и зажатая перед волхвом Любуша лишь больше путаницы навела. Она и сейчас смотрела на восседавшего за хозяйским столом волхва с легким испугом. А вот ключница Яра гневно нахмурила светлые брови, шагнула было… но остановилась, когда Озар поднял руку.

– Вот что, Яра, голубушка, вели одной из своих прислужниц отнести Вышебору наверх пива, много пива, чтобы доволен остался. Да и нам пусть принесут немного промочить горло. Но потом уходите, мне с хазарином побеседовать нужно. И проследи, чтобы нам не помешал никто.

Яра только смотрела. Чтобы чужак ей тут так по-хозяйски приказывал! Но, видимо, поняла – он в своем праве. Потому и кивнула согласно, подчинилась.

Как они удалились, Озар жестом велел Моисею расположиться неподалеку от себя за столом. Но когда тот усаживался на лавке, волхв резко склонился к нему через столешницу и ловким движением – быстрым даже для опытного хазарского воина – потянул за шелковый шнурок у ключицы, на каком обычно обереги носят. Оберегом хазарина оказалась серебряная звезда Давида.

– Так-так… И зачем же ты, верующий в единого Яхве, к Почайне ходил в тот день? Ведь вы, иудеи, Христа не почитаете.[63]

Моисей напряженно замер, забрал у волхва звезду на тесьме и спрятал обратно за пазуху. Сам насупился, понимая – ведун в курсе, что креститься Моисей в тот день не собирался.

– Я повторю вопрос, хазарин. Зачем ты входил вслед за Дольмой в толпу в Почайне? Если не креститься пошел со всеми, то какого ляда ты там толкался? Мало ли, что у тебя могло быть на уме…

Он не договорил, а Моисея уже всего передернуло.

– Я не убивал Дольму! И он знал, что я верю в Яхве и не признаю Христа! А в реку вошел, потому что должен был охранять хозяина, должен был находиться рядом с ним! А там такая толчея… Вот и не уберег. И это мой великий позор, что Дольму убили.

Моисей поник головой, только грудь его бурно вздымалась. Сказал сдавленно:

– Если бы тогда на берегу толпа растерзала меня, я бы принял это как заслуженную кару. Я не справился… не выполнил свой долг. А теперь они все косятся на меня… Как будто убийцу меж собой вынуждены терпеть. Они мне не верят!..

Озар положил ладонь на нервно сцепленные руки хазарина:

– Я верю, что ты не убивал соляного купца. И, как я понял, Вышебор тоже это знает. И не потому, что верит тебе. Просто для таких служивых, как ты, хуже смерти не защитить господина. Вот Вышебор, сам бывший дружинник, это понимает. Однако повторюсь, есть между вами еще нечто.

И вспыхнувшие при первых словах волхва маслянисто-черные глаза хазарина сразу погасли. Опять сжался, забрал из-под ладони Озара руки. Его широкие плечи опустились. Озар понимал: несмотря на свой грозный вид и суровое выражение лица, Моисей по натуре прост и не выдержит давления. А Озару следовало надавить на него, требуя ответа.

– Вот ты мне сейчас все и поведаешь, сын Хазарии, – произнес он негромко и властно. Серые глаза его уже не лучились добродушно, а стали жесткими, твердыми как кремень. Умел Озар так говорить и смотреть, что люди ему повиновались.

Он дал Моисею время отдышаться, не сводя с него глаз и приказывая одним только взглядом. Хазарин стал рассказывать, негромко, покорно, откровенно. Долго говорил. И много чего вызнал у него Озар.

Когда было ненастье или холода наступали, домочадцы проводили время в основном в старой истобке терема. Сейчас же, по теплой поре, там только ночевали, а собирались на посиделки на широком гульбище галереи. Там же и трапезничали обычно.

Вот и на этот раз повариха Голица со служанками принесла на галерею терема большой казан с борщом, сваренным на бараньих ребрышках и корешках, расставила миски с творогом и кувшины с холодным квасом, положила караваи хлеба.