Потом Мэдди откидывается на спинку дивана с миской и подтягивает ноги, используя колени в качестве импровизированного стола.
Я уставился на нее, и Мэдди замечает. Она поднимает на меня взгляд и сверлит, как бы спрашивая: «Что?».
Когда я просто улыбаюсь, она качает головой и отворачивается, сосредоточившись на своей еде.
— Зачем ты здесь? — спрашивает она. — Позлить меня?
— Я просто ем хлопья. Мне кажется, ты придаешь этому слишком большое значение.
— Я попросила тебя держаться от меня подальше.
Я пожимаю плечами.
— Ну, так бы и было, если бы ты осталась в своей комнате с Брентом.
Это заставляет ее замолчать.
— Ты же знаешь, что можешь уйти обратно в свою комнату в любое время, когда захочешь? — язвлю я.
Она расправляет плечи и продолжает есть.
Если я правильно понимаю, ей не хочется возвращаться в комнату.
Проблемы в раю?
— Поссорились с Брентом?
— Нет, конечно. Мы не ссоримся.
— Никогда?
— Нет. Он милый.
— А как насчет постели?
Мэдди давится хлопьями, и мне приходится похлопать ее по спине, дабы убедиться, что она не умрет у меня на руках. Откашлявшись, она восстанавливает дыхание, а затем снова пристально смотрит на меня.
— Это не твое дело.
Я смеюсь.
— Раньше мы постоянно это обсуждали. У нас не было запретных тем, или ты забыла?
— Теперь я выросла, — надменно парирует она.
— Крошка Мэдди Лейн уже такая взрослая, что больше не поцелует и не расскажет.
Моя насмешка раздражает ее. Мэдди со звоном опускает ложку обратно в миску и поворачивается ко мне лицом.
— Если тебе так важно знать, Брент в курсе, что мне нравится в постели.
— О, правда?
— Он не робкий, так что никакой возни и боязни выразить свои желания.
Я хмыкаю, на что она прищуривает глаза.
— Ты мне не веришь?
Я пожимаю плечами.
— Я этого не говорил.
— Это написано на твоем самодовольном лице!
Я продолжаю жевать хлопья.
— Приятно видеть, что ты ничуть не изменился. Такой же самонадеянный, а может быть, даже больше.
Я встречаюсь с ней взглядом.
— Раньше тебе это нравилось.
— Вкусы меняются.
С тех пор, как я уехал, в моей душе таилась одна мысль. Сожаление, если быть точнее. Я постоянно задавался вопросом, не сильно ли я надавил на Мэдди, желая, чтобы она раскрыла свои истинные чувства ко мне? Тогда я принял ее слова за чистую монету, впитал их и поверил, что сказанное было правдой. У нее было предостаточно возможностей поделиться и рассказать о своих чувствах… если они у нее были. Итак, я убедил себя, что неинтересен ей, и это одна из причин моего переезда в Нью-Йорк. Мне пришлось увеличить дистанцию между нами, чтобы я мог попытаться двигаться дальше.
Но даже сейчас меня угнетает мысль, а не удалось ли ей просто хорошо скрыть правду? Совсем как мне?
Ведь я тоже никогда не говорил ей о симпатии.
Может быть, мы оба были лжецами?
Я мог бы проверить свою теорию прямо сейчас. Она сидит совсем одна со мной практически в темноте. Я мог бы поставить наши миски на кофейный столик, наклониться над ней, толкнуть ее на диван и посмотреть на ее реакцию.
Я мог бы соблазнить Мэдди так, как представлял себе тысячу раз. Скользнув вверх по ее майке, моя ладонь накрыла бы ее кожу… Я мог бы сделать ей приятно.
Я хочу ее сейчас так же сильно, как и всегда.
Желание обладать ею разгорается во мне, как лесной пожар.
Мне до безумия трудно усидеть на месте и держать свои руки при себе, будучи всего в нескольких дюймах от нее.
— Думаю, мне действительно следует вернуться к Бренту, — сообщает Мэдди, вставая, чтобы отнести свою миску на кухню.
Я тоже поднимаюсь и иду за ней, позволяя своему взгляду задержаться на ее длинных ногах, пока не добираюсь до края ее шорт. Когда она кладет свою миску в раковину, я приобнимаю Мэдди, чтобы сделать то же самое. Стоит моей руке коснуться ее талии, Мэдди замирает и втягивает воздух.
Я не отодвигаюсь, наоборот, делаю еще шаг вперед.
Прижимаю ее к раковине.
— Ч-что ты делаешь? — с волнением спрашивает она.
— Убираю за собой посуду, — отвечаю я, когда моя рука касается стойки рядом с ее бедром.
Мое тело прижимается к ее, и мы идеально подходим друг другу. Ее майка мягко скользит по моей обнаженной груди. Чтобы держаться на ногах, Мэдди опускает на раковину ладонь рядом с моей. Мэдди кажется такой хрупкой, а ее пальцы — такими нежными. Я не могу удержаться — позволяю своей руке скользнуть по ним, накрываю тыльную сторону ее ладони, а затем обхватываю ее запястье и сжимаю так, чтобы почувствовать пульс Мэдди.
Быстрый, как у колибри.
Она нервничает, но не настолько, чтобы положить конец моей игре.
Я держу свою руку на ее запястье еще немного, а после, проиграв битву с совестью, двигаюсь вверх по ее предплечью, выше локтя. Я провожу по бицепсу Мэдди, пока мои пальцы не натыкаются на тонкую бретельку ее майки. Клочок. Я мог бы потянуть эту ткань и порвать без малейших усилий. Вместо этого я прикасаюсь к бретельке, как к хрупкой птичке, наматываю на два пальца и оттягиваю от ее кожи.
Я так близко к ней, что могу заглянуть через плечо и посмотреть, как опускается ткань, открывая верхнюю часть груди. Позади нас горят лишь тусклые лампы, мы погружены в тень, но я вижу более чем достаточно. Гладкую кожу. Мурашки. Как поднимается и опускается ее грудная клетка, наполняясь воздухом. Похоже, ей его не хватает. Ее дыхание участилось, когда мой рот коснулся раковины ее уха.
— Собираешься бежать обратно к Бренту? Сейчас?
Мэдди некоторое время не отвечает, а потом, наконец, кивает, словно убедила себя в чем-то.
— Ты собираешься к нему в постель, пока я стою за тобой?
Она сглатывает, но остается неподвижной. Я жду, что Мэдди отвернется или оттолкнет мою руку… сделает что-то, что удержит меня от продолжения.
— Не думаю, что он дает тебе все, что ты хочешь, — насмехаюсь я. — Я думаю... ты лжешь.
Ее глаза распахиваются, и она отталкивает меня.
Когда наши взгляды встречаются, я вижу, что Мэдди готова фонтанировать ядом. Мэдди дрожит от бурлящего в ней адреналина и указывает на меня пальцем.
— В чем дело, Эйден? Заскучал в Нью-Йорке? Давно не занимался сексом, поэтому решил, что было бы забавно тут потискаться?
Я делаю к Мэдди шаг, но она отступает.
— Не подходи и не пытайся испортить мне жизнь. Ты тот, кто ушел.
— Ты не просила меня остаться.
— Ты что, издеваешься?!
Наш разговор становится все громче. Мы сейчас всех перебудим.
— Мэдди?
Голос Брента доносится из конца коридора, и я со всей силы сжимаю веки. Чертовски здорово.
Мэдди быстро поправляет бретельку своей майки и оббегает вокруг кухонного островка, чтобы оказаться ближе к Бренту, чем ко мне, когда он, наконец, входит в гостиную.
— Все в порядке? — спрашивает он, стирая сон с глаз.
— Да. Все в порядке. Пошли, вернемся в комнату.
Я смотрю, как они исчезают в коридоре, и спазм скручивает мои внутренности.
Все это не имеет смысла.
Все это время я думал, что Мэдди хочет, чтобы я уехал и начал строить карьеру в Нью-Йорке, но если это так, то почему, как только я там оказался, она перестала выходить на связь? Почему не отвечала на мои звонки и сообщения? Почему сердится на меня сейчас?
Уже в постели, прежде чем провалиться в сон, я решаю не отступать, молча смотря на «жили долго и счастливо» Брента и Мэдди. Более того, я этого не допущу. Я совершил ошибку, когда уехал в первый раз в Нью-Йорк, так и не сказав Мэдди о своих чувствах. И я не позволю этому случиться снова.
~
Утром удача на моей стороне.
Я просыпаюсь первым и отправляюсь на пробежку. На улице холодно, и мои легкие горят, но ясность мысли от этого ценнее.
После прошлой ночи, прикосновений к Мэдди, хорошая пятимильная пробежка необходима, чтобы держать свое тело в узде. Остыв, я уже собираюсь вернуться в дом, но замечаю впереди Брента, который говорит по телефону. Он стоит снаружи в пижаме и подпрыгивает на месте, пытаясь согреться.