Молодежи о музыке

МУЗЫКА И ТЫ

ВЫПУСК ДЕВЯТЫЙ

АЛЬМАНАХ ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ

МОСКВА

СОВЕТСКИЙ КОМПОЗИТОР

1990

ББК 85.31

М 89

Составитель А. С. КУРЦМАН

М89 Музыка и ты: Альманах для школьников. Вып. 9. — М.: Сов. композитор, 1990. — 80 с.: ил. Молодежи о музыке. ISSN 0204-2215

Очередной альманах продолжает знакомить ребят с произведениями советских композиторов (балет Н. Каретникова «Крошка Цахес» и Седьмая симфония Шостаковича), с русской классикой (творчество С. Рахманинова). Безусловный интерес читателей вызовут материалы о советских бардах и статья о рок-опере, статья о музыке Бразилии и др.

Издание красочно иллюстрировано.

ББК 85.31

ISSN 0204-2215

© А. С Курцман, 1990 г.

Меня разбудила фея Розабельверде. Не узнать ее было невозможно: парик, браслет, крылья бабочки за спиной, очки...

— Вставай, — говорила она, — пора. Сегодня я исполню твое желание.

— Какое желание?

— Ты, видно, еще не совсем проснулся, — улыбнулась фея. — Или тебе уже расхотелось вместе со своими читателями попасть на спектакль? Поторопись.

В самом деле, собираясь писать на эту тему, я сожалел о том, что никакой рассказ о спектакле не заменит его посещения. Но вместе со всеми — в театр? Наш альманах читают десятки тысяч ребят, далеко не все они живут в Москве. В зале, хоть он и очень большой, всего пять тысяч мест, да и билетов не достать... Что-то подобное завертелось у меня в голове, а может быть, и произнеслось вслух. Моя гостья безудержно захохотала.

— Теперь ты, кажется, чересчур проснулся и рассуждаешь совершенно антисказочно. Или ты забыл, кто я? Паспорт показать?

Собственная шутка ей ужасно понравилась.

— Извини, действительно, не сообразил спросонок. Как, однако, веселят тебя чужие промахи!

Фея вмиг посерьезнела. Она поняла намек.

— Да, — промолвила она смущенно, — я знаю, что ты имеешь в виду... О, то была крупная ошибка. И хороший урок. Ведь и феям учиться не грех, а?..

С тихим волшебным звоном она исчезла, растворилась в воздухе. Но чудеса на этом не кончились.

...Я без труда нашел место сбора, где меня уже ждали. Подопечных моих было невероятно много, но каким-то непостижимым образом они хорошо видели и слышали меня, и я различал глаза каждого. Так было и позднее, когда мы погрузились в поезд метро и двинулись в сторону Кремля, ко Дворцу съездов, где Московский театр балета давал сегодня спектакль «Волшебный камзол», созданный композитором Н. Каретниковым в содружестве с либреттистами[1] и постановщиками Н. Касаткиной и В. Василёвым. Впрочем, все это, начиная со своего утреннего приключения, я рассказывал ребятам уже в дороге. Начать решил со знакомства с композитором.

— Имя Николая Николаевича Каретникова, может, вам и не известно, но сочинения его вы непременно должны были слышать. Думаю, в таком же положении находится и старшее поколение. Ваши родители и учителя (поинтересуйтесь у них вечером) вряд ли пропустили киноленты с его музыкой, среди которых «Бег», «Легенда о Тиле», «Скверный анекдот», «Голос», телефильмы «Штрихи к портрету Ленина», «Тевье-молочник». А всего их у Каретникова более пятидесяти. С его операми, симфониями, произведениями для разных инструментов вы, вероятно, повстречаетесь, когда подрастете. Это музыка серьезная и глубокая, рассчитанная на вполне взрослого, образованного и умного слушателя. Но вот что интересно: многие работы композитора так или иначе связаны с детьми и молодежью, написаны о вас и для вас.

...Вагон слегка подрагивал на стыках рельсов, но при этом не издавал привычного грохота. Меня это почему-то не удивляло...

— Уже первый фильм с музыкой Каретникова, снятый в 1985 году, — «Ветер» — рассказывал о юных героях, пробирающихся через фронт гражданской войны в Москву на съезд рабоче-крестьянской и красноармейской молодежи, тот самый съезд, который провозгласил рождение российского комсомола. За ним последовали «Мир входящему», «Бей, барабан», а сравнительно недавно — это уже и вы могли видеть — на экранах появились ленты «Сестра моя Люся», «Прощай, шпана замоскворецкая», «Брод». Молоды персонажи двух ранних балетов, шедших на сцене Большого театра, «Геологи» и «Ванина Ванини», 17 лет Тилю Уленшпигелю, герою одноименной оперы (она, кстати, недавно записана на пластинку). Те из вас, кто учится музыке, может поиграть фортепианные пьесы Каретникова, самые ранние из которых написаны еще во время войны 14-летним подростком, — они изданы. Тогда, после возвращения из эвакуации в Москву, он стал заниматься в Центральной музыкальной школе под руководством видного композитора и замечательного педагога Виссариона Яковлевича Шебалина. ...Не успел я подумать, как хорошо было бы... Мне не понадобилось ни нажимать какие-нибудь кнопки, ни щелкать рычагами. Посреди вагона, принявшего форму амфитеатра, прямо в воздухе вспыхнул экран размером с очень большой телевизор. Все воспринимали происходящее как должное. С экрана на нас смотрели Николай Николаевич. Он улыбнулся и заговорил. Рассказ его я привожу слово в слово, позволив себе лишь пояснить некоторые места, которые могут оказаться непонятными.

«В декабре 1942 года я явился в «директорский» класс Московской консерватории, имея в композиторском портфеле 16 тактов «Лунной сонаты» в до мажоре с русской мелодией в басу[2]. На месте Шебалина я сильно усомнился бы в возможностях двенадцатилетнего абитуриента, но Виссарион Яковлевич разглядел в этих 16-ти тактах нечто, давшее ему возможность принять меня в свой класс. Прием был завершен диалогом, который я впоследствии часто вспоминал в необходимых случаях. Жаль, что этих случаев было слишком много!

Шебалин: Ну вот, мальчик, мы с тобой начнем заниматься... Ты не боишься? (Я непонимающе таращусь на Виссариона Яковлевича и, на всякий случай, молчу.) Видишь ли, я обязан тебя кое о чем предупредить.

Сейчас ты будешь со мной заниматься в ЦМШ, потом, даст бог, в консерватории, и все будет хорошо и спокойно. Но когда мы расстанемся, и ты, оставшись один, захочешь писать музыку так, как ты сам считаешь нужным, я повторяю — так, как ты сам считаешь нужным, ты должен быть готов к тому, что тебя будут упорно и жестоко бить. Поэтому я еще раз спрашиваю — ты не боишься?

Я (дрожащим от испуга голосом, очень тихо): Не-е-ет...

Шебалин: Ну ладно... (обращаясь к одному из учеников) Передай мне с полки «Маленькую сюиту» Бородина... Начнем...

Он был суровым педагогом, крайне скупым на похвалы и очень язвительным в отрицательных оценках. Для работ учеников у него было их две: первая — «Это выбросить», вторая — «Это возможно». Была еще третья, самая страшная: «Это музыка из Нарпита»[3]. Заработать «Это возможно» было маленьким праздником. Только в 30 лет я услышал от Виссариона Яковлевича: «Это музыка, я доволен». Позднее он все же нашел, что в этом сочинении можно было улучшить.