Луи сделал паузу и, оторвавшись от окна, бросил пристальный взгляд на жену:

– …нам НИКТО не помешает. Вам понятно, мадам?

Мсье де Бомон вновь отвернулся и погрузился в свои невеселые думы.

– Как бы не так, – пробормотала Франсуаза, решившая как истинная мать до конца защищать своего ребенка.

– Матушка, все хорошо, вы не переживайте за меня, – наклонившись к ней, проговорил юноша.

Он ласково посмотрел на мать и расплылся в тихой улыбке.

– А хотите, я что-то покажу вам? – спросил он внезапно.

– Ну хорошо, покажи, дорогой, – потрепав сына по щеке, сказала мадам дʼЭон.

Достав из-под плаща плоскую коробочку, Шарль протянул ее матери.

– Только сразу не открывайте ее, матушка, – посоветовал он, – а то разбегутся.

– Разбегутся? – озадаченно посмотрела на него Франсуаза. – А кто здесь?

– Мои веселые друзья, – подмигнув, отозвался сын.

– Я смотрю, ты новую шалость задумал?

– Не совсем новую. Благодаря им я заработал почти сорок су! Вы представляете? – с гордостью заявил юноша.

– Почти сорок су? – изумилась его мать. – Но каким образом?

Шарль взять коробочку из рук матери и осторожно открыл ее.

– Вот, смотрите! – торжественно произнес он, указав на несколько членистоногих тварей, сбившихся в кучку.

– Боже, кто это? Что за мерзость? – поморщилась Франсуаза, невольно отпрянув.

Юноша рассмеялся и закрыл коробку.

– Это пауки-сенокосцы, матушка. Вы не раз видели их, наверно. Они живут в тёмных влажных нишах пещер, деревьев и под камнями. В школе я утверждал, что это смертельно ядовитые тарантулы и самым любопытным давал посмотреть… само собой, за деньги. Если бы вы не забрали меня, то через месяц-другой я заработал бы восемьдесят, а то и сто су.

Паучок, паучок,

су мне в лапках принесет,

обмануть легко глупца,

коль головушка пуста…

Эх, обидно! – с сожалением констатировал бывший воспитанник школы, сокрушавшийся больше о потере доходов, нежели о перспективе остаться неучем.

– Полно, Шарль, болтать глупости, – рассмеялась его мать. – Пора уже взяться за ум.

– Наконец-то я слышу первые здравые слова из ваших уст, мадам, – прервав молчание, вступил в разговор глава семейства. – Тебе по сути дела пора обдумать свое будущее. Я не собираюсь кормить еще один рот. Их и так слишком много в моем доме. Следует пустить твою неуемную энергию в мирное русло… Я не желаю слушать никаких возражений, мадам! Все, достаточно! Я НЕ ЖЕЛАЮ обсуждать мое решение ни с вами, госпожа дʼЭон, ни уж тем более с вами, молодой человек, из-за которого у меня одни неприятности.

Оставшийся путь семья де Бомон проехала в полной тишине, нарушаемой лишь жалобным скрипом кареты, то и дело попадающей в ямы и ухабы, топотом копыт да редким возгласом возницы.

Лишь глубокой ночью, уставшие, продрогшие и голодные, они добрались до дома. На пороге их встретила заспанная Моник с фонарем в руке.

– Ох, хвала Небесам, вы вернулись. А я уж чего только не передумала. Вдруг грабители, или опоздали на дилижанс, или еще какая напасть приключилась… Ой, мсье Шарль… Вы? А почему вы не в школе? Вы больны? Может, за доктором сбегать? Так я мигом!

Луи де Бомон поморщился. «Господи, как я устал от этой женщины! – вертелось у него в голове. – Ну почему я до сих пор ее не рассчитал?.. Франсуаза! Эта ведьма не разрешает даже голос на нее повышать. И почему я все время прислушиваюсь к ее мнению? Завещание… вот почему. Завещание ее тетки, зловредной старухи, которая никак не может окочуриться, будь она трижды проклята! Завещание, благодаря которому мы сможем забыть о нужде и лишениях до конца своих дней».

В это время служанка, продолжая щебетать и не давая никому и слова вставить в свой монолог, помогла снять верхнюю одежду госпоже и юноше.

– Моник, Господи, ты можешь помолчать? – не выдержал в конце концов хозяин. – От твоей трес-котни у меня разболелась голова. И так дорога оказалась чрезвычайно трудной, а тут ты… никому ничего не нужно.

– А как же ужин? – распахнув глаза от изумления, молвила Мими.

– Завтра поедим.

– Ну уж нет! – влезла в разговор Франсуаза. – Вы, мсье, можете поступать, как вам заблагорассудится, а я и Шарль проголодались. Накрой на стол, Моник, мы сейчас придем.

– Так все уже давно ждет вас… ой, да! Совсем забыла! Вам сегодня принесли письмо… Очень солидный господин! Сказал, чтобы я лично передавала вам в руки… Оно очень важное… Батюшки… куда же оно запропастилось? Куда я могла его положить?..

Служанка начала везде рыскать в поисках письма, бормоча что-то неразборчивое вполголоса. Луи де Бомон в сердцах швырнул длинный плащ, перчатки и трость и заторопился наверх, в свою комнату, костеря Моник на чем свет стоит.

– Ой, да вот же оно, – вытаскивая письмо из корзинки с пряжей, радостно вскричала Мими. – Я ж его специально спрятала, чтобы не потерять.

– Чертова курица! – прокричал мсье дʼЭон, сбежав вниз по лестнице. – Надо же было догадаться положить важное послание в корзину. Видит Бог, я сегодня же выгоню тебя из дома.

– Но, мсье… пожалуйста, – взмолилась Моник, скривив смазливое личико. – Куда же я пойду? Темень на улице, да и вон дождь начался. У меня нет другого дома, кроме вашего… Пожалуйста, не выгоняйте! Господом заклинаю вас… господин де Бомон!.. Мадам!.. умоляю, затупитесь!

Служанка упала на колени перед Франсуазой и, вцепившись в ее ноги, продолжала голосить.

– Ну полно, полно причитать! – похлопала ее по плечу хозяйка. – Мсье де Бомон… Луи, не время для бурных эмоций. Давайте лучше прочтем письмо, это сейчас гораздо важнее, не так ли?

Хмуро посмотрев на жену, адвокат выхватил письмо из дрожащих рук Моник и, вскрыв конверт, пробежался по нему глазами.

– Черт подери! – невольно воскликнул он.

– Прекратите богохульничать в доме! – потребовала Франсуаза, жестом приказывая Мими подняться. – Я не раз просила вас об этом. Из-за вашей несдержанности гореть нам всем в Аду.

– Франсуаза! – сменив гнев на милость, возрадовался Луи. – Моя дорогая жена!

Отбросив письмо в сторону, он подбежал к суп-руге и, подняв ее на руки, закружил по передней. Шарль и Мими недоуменно взирали на эту странную картину, не в силах понять, что, собственно, приключилось.

– Наконец все наши беды позади! Вам, мадам, больше не придется экономить каждое су и штопать разорванную одежду. У нас будет экипаж, мы поедем в Париж… Вы же так об этом мечтали! Уволим бестолковую курицу и возьмем вам настоящую, хорошо обученную камеристку.

– Погодите… погодите! – мадам де Бомон бросила на мужа полный недоумения взгляд. – О чем вы говорите? Какой экипаж, какая камеристка, какой Париж? Вы сошли с ума!

– Да, сошел… от любви к вам, мадам, – продолжая кружить жену, пропел адвокат.

– Луи, достаточно, – скомандовала Франсуаза, – отпустите меня! У меня кружится голова. Мими, дай мне воды.

– Слушаюсь, госпожа.

Служанка, подхватив юбки, понеслась на кухню выполнять распоряжение мадам дʼЭон, которая тем временем, опираясь на руки мужа и сына, прошла в гостиную. С трудом сев в кресло возле горевшего очага, она обратила взор на адвоката и произнесла:

– А теперь, когда вы немного успокоились, сударь, извольте объяснить все по порядку.

– Конечно, сударыня.

Он вернулся в холл и поднял письмо.

– Вот, читайте, – протянув его, проговорил Луи.

Франсуаза схватила лист и пробежала глазами написанное. В отличие от мужа, на ее лицо молниеносно легла печаль.

– Матушка, с вами все в порядке? – забеспокоился Шарль, опускаясь перед ней на колени. – Вы побледнели. Что случилось?

– Все хорошо, – продолжая читать, отозвалась та.

Мадам де Бомон смахнула набежавшую слезу и положила письмо на колени.

– Мой милый мальчик, – погладила его по щеке женщина, – мне тяжело сообщать тебе эту грустную новость.

– Ничего она и не грустная, – буркнул адвокат, похлопывая по спинке кресла. – Лучше и быть не может!