Не мог он понять, и на кой ляд Каурай постоянно таскает с собой собачий череп, привязанный к седлу. Иногда казалось, что со стороны этой жуткой штуки раздается мерзкое хихиканье, а поворачиваться к нему спиной Игриш и вовсе опасался — постоянно казалось, что эти пустые глазницы следят за ним.

— Снова видел сестру? — нарушил молчание Каурай. Он редко начинал разговор первым, но отчего-то именно сегодня ему захотелось поговорить.

Игриш не хотел заговаривать о сестре. Последнее время она обходила его сны стороной. И это было горькой правдой. С каждым днем в душе Игриша крепло ощущение, что чем больше они отдаляются от его родной деревни, уничтоженной Диким Гоном и размалеванной бандой Крустника, тем реже во снах ему является сестра, бедненькая и несчастная Маришка, которая обещала однажды вернуться за ним. Игриш вздохнул, вспомнив, как оба они пересекали небо верхом на летучей метле, — под ними гремела схватка живых и мертвых, в небе тяжелели тучи, а на хвосте висел Каурай. Он помнил, как сестра дрожала от страха, как целовала его на прощание, прежде чем завернуть в истрепанный плащ и сбросить вниз. Помнил последнюю слезинку на ее бескровной щеке и торопливую фразу «Я вернусь», брошенную прежде, чем ветер взвыл в его ушах, и он провалился обратно в темноту колодца, который так и не отпустил его. Воспоминания и лица хороводом вертелись в голове, не отступая ни на мгновение, пока глаза были открыты. Не вспоминал он лишь одного — колодца, где они с Маришкой провели роковую ночь. Колодец появлялся позднее, с приходом темноты, стоило мальчику сомкнуть уставшие веки и откинуть голову на свернутый плащ. И не сестра держала его, а он не мог разжать пальцы, чтобы не потерять ее холодное тельце в опустошающей глубине. И там он видел…

— …я видел другого, — все же отозвался он. — Шел по тропе и думал, что найду свою сестру. Но каждый раз на ее месте оказывается кто-то другой. И я должен был убить его.

— И кто же?

Зверь. Злобный и алчный. Который приказывал ему, а Игриш подчинялся. А Игриш все равно убивал его, думая, что с его смертью этот кошмар закончиться, но колодец все равно поглощал его.

— Хотел бы я знать, — шмыгнул Игриш носом и громко чихнул. Детали кошмара все стремительнее уносились прочь, и он уже мало что мог припомнить, кроме ощущения гнетущего ужаса и давящей темноты колодца. Колодца, который с каждой ночью становился все глубже, и все сильнее утягивал его в свое нутро, полное боли и отчаяния. С каждым разом Игришу становилось все сложнее просыпаться по утрам, и возможно вскоре Каураю придется обливать его водой, чтобы вырвать из лап хваткого кошмара и возвращать в реальность, которая была ничуть не лучше.

— Интересно, что прикончит меня быстрее, — обреченно пробормотал Игриш, пытаясь укрыться от мрачных мыслей плащом и отвлеченной беседой. — Этот насморк или ночные кошмары?

— От кошмаров еще никто не умирал. По крайней мере, от обычных.

— Умеешь же ты обрадовать…

— Хм, чем богат. Но у меня есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?

Игриш с подозрением поглядел на него. Шутит он что ли?

— С хорошей.

— Хорошая — скоро у тебя будет возможность вылечить насморк и избавиться от кошмаров.

— Мы наконец-то?..

— Оторвались. Топота копыт я более не слышу. Так что, почему бы не дать Красотке немного пройтись без седока и не поискать, где переночевать? Думаю даже с пивом.

— Ура! Обещаешь?

— Пива?

— Теплую постель!

Хотя и от пива Игриш бы не отказался. И еще от чего-нибудь горячего. А то от сухарей желудок мальчика уже сворачивался трубочкой, и ему начинало казаться, что эта бесконечная скачка не отпустит их никогда.

— Почему бы и нет, — хмыкнул одноглазый. — Но на твоем месте я бы не стал загадывать. Пограничье. Места тут глухие, люди подозрительные. Стог сена в сарае — уже удача.

— Жду не дождусь… — вздохнул Игриш, но заметно оживился. Камень наконец-то свалился с его плеч. По крайней мере, самая напряженная часть дороги уже позади, и их преследователи — если они и были — наконец-то потеряли след.

Не успел Игриш нарадоваться предстоящему отдыху, как рядом взволнованно заржали лошади, привязанные неподалеку. Следом что-то зашуршало в кустах, перепугав их еще сильнее.

— Что?..

— Тсс… — Каурай приложил палец к губам и загадочно улыбнулся, не обращая внимания на вспыльчивых кобыл. — Не хочешь же ты спугнуть нашего друга?..

— Друга? — пискнул Игриш, мигом обливаясь волной мурашек. — Какой еще друг?..

Прежде чем ответить, одноглазый склонил голову почти до его уха. Шепнул еле слышно:

— Тот, который прячется в темноте и не смыкает глаз, дожидаясь пока мы оба не уснем. Это плохая новость.

Рядом с ногой Каурая Игриш заметил арбалет, от лишних глаз прикрытый полою плаща. Он взволнованно заерзал на месте, и хотел уже осыпать одноглазого вопросами, но тот развеял его сомнения:

— Нет. Это кто-то другой. Гончие Владислава уже давно отстали. Но я всегда предпочитаю держать ухо востро. Как я уже говорил — места тут глухие.

Мальчик сглотнул и с опаской поглядел на молчаливые деревья с немым вопросом:

«Кто?»

— Скоро узнаем, — проговорил Каурай и поднял глаз навстречу мраку. Игриш чуть в голос не застонал, когда заметил глазные впадины черепа — они вновь горели алыми огнями. Как в тот раз, когда из темноты вышло…

Чудовище! — взбрыкнуло сердце Игриша, стоило только ему осознать, что шумы ночного леса издают не только мелкие лесные зверьки, и не ворчун-ветер, раздувающий шапки деревьев. А кто-то другой…

Еще не осознавая, что именно коснулось его ушей, Игриш повернул голову и столкнулся с густой тьмой, внутри которой жило нечто невидимое. Оно выгнуло спину, приосанилось, медленно сбрасывая с себя темноту, с шумом выдохнуло из себя раскаленный воздух и принялось мягко и осторожно подходить к месту стоянки, где отсветы пламени мелкими бусинками заиграли на угольно-черной шерсти, стоявшей дыбом.

— Эта игрушка ничего мне не сделает, странник, — донесся из темноты глубокий трескучий голос. — Мою шкуру не пробить каким-то мечом. Даже таким здоровенным.

Игриша как водой окатили — он буквально врос в землю, не смея пошевелить даже пальцем. Перед ними сидела нечто большое, с огромной рогатой башкой.

— У меня найдутся игрушки на любой случай, — ухмыльнулся Каурай, поглаживая рукоять меча — рычажок откинут, клинок легонько вибрирует, словно не может дождаться, когда сможет покинуть родные ножны. — Но подходить ближе я бы тебе не советовал.

Существо рассмеялось — словно пилой черканули по трухлявому стволу.

— Ты едва ли успеешь вытащить из ножен свою зубочистку, как я разорву в клочья твои доспехи.

— Не притворяйся, что не узнал Куроук, — слегка качнул головой одноглазый, не выпуская монстра из виду. — Сколько бы лет тебе ни было, его блеск узнает каждый, кто помнит Эпоху цветов. Но я пущу его в ход только, если сочту, что ты достаточно глуп, чтобы попытаться преодолеть барьер Эсселума.

Существо не стало спешить с ответом. Сощурило оба своих гигантских глаза, пылающих как звезды.

— Ты слишком дерзок, странник. Ты совсем не боишься меня, старого фавна, давнего хранителя этих лесов?

— Глупо бояться того, кто сперва чешет языком, а потом решает напасть. Такой охотник либо слишком глуп, либо у него иные цели.

— Верно, — склонилась рогатая голова. — Я вправду подумывал сожрать вас, но, похоже, мой план провалился… Ты сразу заметил меня, в моем собственном лесу, в котором я живу с тех пор, как твои предки прыгали по веткам. Кто же ты?

— Я опричник.

— Это имя мне ничего не говорит.

— Значит, ты счастливый старый фавн, которому нет дела до склок людей. По моему опыту, большей части твоей братии было бы лучше, чтобы так и оставалось.

— Но все меняется. Все всегда менялось, и все будет меняться, — нахмурился фавн. — Время словно песок, просачивающийся сквозь сито — большую часть песчинок уже не вернуть…

— И то верно. Долго ты спал?