Позже она написала письмо Авалоне с просьбой принести ей необходимые травы. Приложив грамоту-пропуск, которую еле-еле выпросила у Видара, девушка отдала письмо почтальону, перемещавшемуся при помощи портала-туннеля. Скоро письмо должны доставить. Вот Авалона обрадуется! Сестра всегда мечтала побывать в лагере одертов и поглядеть на них вблизи, а тут и повод появился.

Затем Хенрика снова направилась к прежнему командиру. Откинув полог его палатки, она позвала Видара, но ответа не последовало. Тогда врачевательница несмело ступила внутрь и увидела одерта обнаженным на тюфяке. Рядом одевалась блудница. Хенрика резко отвернулась и начала извиняться.

– Еще говорят, кригарцы невежи. Слышь, девка, а ты не обнаглела? Ворвалась, понимаешь ли, в мой шатер, как к себе домой, – горячился Видар, натягивая повыше волчью шкуру.

– Извините меня, господин. Я вас не дозвалась, – оправдывалась Хенрика.

Блудница рассмеялась и отпустила неприличную шутку. В ответ Видар разразился хохотом, а Хенрика стала пунцовой, хотя и не была уверена, что до конца поняла смысл ее слов.

– Ну, чего, решила загадку с хворью, врачевательница? – Видар потянул блудницу обратно на тюфяк. Та хихикала и сопротивлялась.

– Еще нет, – ответила Хенрика, чувствуя себя лишней. – Мне, может, позже к вам зайти?

– Нет уж, сейчас мне удобно потрепаться с тобой. – Видар все-таки завалил девку на тюфяк. – Не разгадала, говоришь, болезнь? Паршиво. Мне нужен результат. – Одерт с рычанием укусил блудницу за плечо, она легонько отталкивала его и улыбалась. Наконец Видар нехотя отпустил свою компаньонку. – Да повернись ты, девочка, укрытый я, укрытый.

Хенрика развернулась к мужчине, но взгляда от пола не отрывала.

– Господин, мне требуется осмотреть одертов во всем лагере. Может, мы отыщем кого-то с похожими ранами и выясним, как именно они их получили.

– Ну ты потешная! – прыснул Видар. – Думаешь, одерты помнят, где такую мелочь зашибают?

– Хоть что-то сделать мы обязаны. Заодно я узнаю, как они себя чувствуют и не гноятся ли их раны.

– Затея – дрянь, но я соберу воинов. Поговорю вначале с Холгером. Эх… Другого ты, видать, не выдумаешь. Врачевательница, одно название. – Он тихо выругался. – Меньше глазки строй молодым одертикам!

– Я никому не строю глазки! – возразила Хенрика.

– Ну-ну. С виду вы благочестивые дамы, а на деле любая шлюха позавидует вашим умениям. Слышь, мне виктигту результат надо дать. И побыстрее. Шевелись!

Хенрика едва не задохнулась от возмущения. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она ни слова не говоря вылетела из палатки Видара.

Через пару часов в палаточный госпиталь выстроилась очередь из одертов. Мужчины бранились и сердились. Врачевательницы осматривали их порезы и глубокие царапины. Удалось отыскать тридцать два одерта с ранами и симптомами, что и у Эйла. Больных врачевательницы разместили на свободных тюфяках и наблюдали за их состоянием до раннего утра, пока не уснули.

Авалона получила письмо от Хенрики в самый неподходящий момент. Она чистила золой оловянную кастрюлю и проклинала весь мир за то, что ее нежные ручки трудятся и черствеют под бременем домашних забот. Отец наказал ее за непослушание.

Билли, жуя крендель, положил конверт на край обеденного стола и быстрым шагом направился прочь из кухни.

– Билли! – окликнула его Авалона. – Куда пошел? А ну вернись!

– Ну, чего тебе? – Билли неохотно развернулся. Его губы и щеки были в крошках.

– Ты избегаешь меня все утро. Это потому, что я заставляю тебя читать?

– Отец сказал, что я не должен тебя слушать, – закричал Билли. – Сама читай, сколопендра! – Мальчик показал язык и убежал.

Авалона раздраженно отбросила кастрюлю и вытерла руки о фартук. Ее не обижало бесправие в собственной семье, она злилась на отца. Он несправедливо ее покарал, ведь это такое унижение – выполнять работу служанок! Сердито хмуря брови, девушка потянулась к письму и принялась его читать.

– Ну, заняться мне нечем, – забубнила Авалона, складывая лист вчетверо. – Я что, гонец?

Шепотом она бранила двоюродную сестру добрый час, пока хлопотала по хозяйству, и все же отправилась выполнять поручение.

Дом Эсбертов, Уиптер-холл, находился неподалеку от Гусиных прудов и кряжей, за которыми виднелся Аскольдский лес. На самой его опушке росли узловатые деревья. Тонкие белые стволы без коры тянулись ввысь и ближе к макушке переплетались воедино, напоминая пучки взлохмаченных волос.

Когда Авалона миновала лес, солнце уже висело над одинаковыми серыми крышами домов и расточало тепло. Авалона расстегнула крючки курточки и томно вздохнула: уж неясно, от жары или от неохоты выручать сестру.

На крыльце Авалона услышала голоса, доносившиеся из приоткрытого окна кухни. Один из них был сиплым и не совсем внятным, а второй – старческим и дребезжащим. Авалона посерела от страха и вбежала в дом. Она не хотела, чтобы кто-то услышал бурную разноголосицу и распустил сплетни, иначе позорный отпечаток коснется и ее самой.

В холле валялись ножи и ложки, в воздухе стоял легкий запах дыма. Авалона, взволнованная происходящим, пошла навстречу крикам на кухню и увидела пьяную тетю Астрид и ее свекровь Гапу – сгорбленную маленькую старуху с выпирающим животом. Авалона воспользовалась приемом Хенрики – громко засвистела. Астрид и Гапа от удивления раскрыли рты.

– Вы одни? – спросила Авалона и притворила окно.

– Да одни, одни, – ответила Астрид с презрительной улыбкой. – Как же все боятся попасться.

– Твоя тетка, – указала Гапа на Астрид, – и ты сама – мое проклятье. А ну пошла отсюда, курвино отродье!

Астрид засмеялась. Авалону же глубоко оскорбили слова Гапы – никто прежде не говорил с ней так грубо.

– Поверить не могу, что вы идвионка. У вас крысиное и подлое нутро, – с пренебрежением сказала она. – Как в холле оказались ножи и ложки?

– Эта старая ведьма обезумела, – фыркнула Астрид и облокотилась руками на стол. – Она сначала бросалась ими в меня, а потом чуть не спалила наш дом.

– Где он твой-то? – Гапа с остервенением посмотрела на Астрид. – Это дом моего сына!

– А я его жена!

– Гнилушка ты, а не жена… – Гапа смачно плюнула в Астрид.

Авалона ахнула и закрыла рот руками. Астрид вскинула тощие руки и собралась наброситься на Гапу, но запнулась о собственную ногу и упала ничком. Старуха хохотала как умалишенная.

– Астрид, ты жива? – Авалона обеспокоенно коснулась плеча женщины.

– К моему несчастью, жива, – вздохнула Гапа. – Миртлу не нужна эта шлюха. – Гапа отвела ногу назад, чтобы пнуть Астрид, но передумала. Перешагнув через невестку, она вышла из кухни. – Ты испортила жизнь моему сыну! – напоследок прокричала она из холла.

Авалона впервые стала свидетельницей скандала между Астрид и Гапой. Раньше ей доводилось лишь слышать об этих чудовищных разборках от Хенрики. Сестра делилась с ней переживаниями: она не знала, как примирить двух близких людей.

Астрид, ворча, медленно поднималась с пола. Ее слегка покачивало, поэтому она поспешно опустилась на стул и поправила светлые волосы.

– Дом безумцев, – покачала головой Авалона.

– Старуха спалит нас, – произнесла Астрид. Ее зеленые глаза тускло блеснули на бледном лице. Те же глаза были и у ее сына, Винсальда, но имели куда более яркий цвет. – Она нашлет на нас Возмездие своей злобой.

– Она такая из-за тебя. Астрид, когда ты только кончишь пить столько виски?

– Прикуси язык. Я помню тебя маленькой! И тогда манеры у тебя были получше, чем сейчас.

– Я тебя тоже помню, и ты вечно не просыхала. Как и теперь.

– Ох, Авалона, как ты похожа на Альму! Вы будто новорожденные лисицы – слепые.

– Зато ты прозрела после виски, да?

– Альма выросла в хищницу с острыми зубами и больно укусила меня.

– Какая чушь. Мама – чудесная женщина. А ты жалкая бражница, ищущая причину, чтобы оправдать свое пьянство.

– Пошла ты. Пошла ты и твоя мать! – закричала Астрид и, уткнувшись в ладони, зарыдала.