Авалона рассердилась на Астрид, но решила, что не станет отвечать ей в таком же тоне. Отец учил ее быть вежливой даже с наглецами.

Девушка молча заколола декоративным зажимом край подожженной шторы, разложила столовые приборы на места и поднялась на второй этаж. Все было тихо: вероятно, Гапа прилегла отдохнуть. Авалона вошла в сестринскую комнату, где витал приятный аромат трав, и подошла к большому шкафу из орехового дерева со множеством подписанных ящичков, в которых хранились ингредиенты для мазей и отваров. Авалона собирала нужные и складывала в пустой мешочек.

Девушка услышала, как скрипнули половицы, – это Гапа заглянула в комнату внучки. Но Авалона не обернулась и продолжила наполнять мешок, желая побыстрее покончить с этим делом.

– Брысь отсюда! – неожиданно закричала старуха. – Это мой дом!

– Оставьте меня, бабушка! Хенрика попросила собрать ей кое-какие травы.

– Не бреши мне. Я сказала – пошла вон! – Гапа замахнулась кулаком на Авалону. – Чтоб тебя вши заели, прохиндейка!

Авалоне путь к спасению преграждала старуха, которая неумолимо надвигалась на нее, словно скала. Единственный выход, который видела девушка, – перемахнуть через кровать. Что она и сделала – лишь подол платья мелькнул в дверном проеме.

Хенрика скрупулезно складывала чистую одежду в сундук. Это занятие ее успокаивало, но вопросы об оборотне по-прежнему не выходили из головы. Почему Эйл обернулся в животное? Откуда появилась синяя кровь?

Ответов не было. Внутренний голос молчал.

Закрыв сундук, Хенрика вышла из своей палатки. Врачевание теперь не приносило ей того удовольствия, что прежде. Одерты оказались подлыми созданиями, они врали и требовали больше, чем заслуживали. Лучшее, что она могла бы сейчас для себя сделать, – вернуть кольцо с обещанием и покинуть лагерь. Но она не обладала наглостью виктигта и не представляла, как ей заставить его отказаться от колечка.

Внезапно девушку кто-то окликнул. Хенрика будто очнулась ото сна и заметила неподалеку незнакомого одерта, который разглядывал ее с восхищением и немалой долей преклонения.

– Здравствуй. Я Бартлид, – представился он. – Ты спасла меня, помнишь?

– Здравствуй. Да, – ответила Хенрика.

– Я… – Бартлид осекся. Его губы двигались, но слов было не слышно.

– Ты болен?

– Нет. Ты спасла меня, понимаешь? Спасла.

– Да, я зашила твою рану.

– Для тебя это обычное дело, так ведь? Ну, спасать людей.

– Наверное, – Хенрика пожала плечами. – Жаль, что в последнее время это удается мне с трудом.

– Не верю. Ты… признайся, ты служишь Богу. – Бартлид приблизился к врачевательнице. В его глазах читалась благодарность, однако в то же время девушка находила в них толику безумия.

– Ты смущаешь меня, Бартлид, – Хенрика отступила назад. – Смотришь на меня, словно я какая-то диковинка.

– Прости! Я всего лишь… ну… знаешь, я так благодарен тебе. Вся моя семья благодарит тебя за мое спасение. Ты подарила мне второй шанс. Это не пустые слова.

Хенрика ощутила важность своего призвания. Нет, никакая синяя кровь, никакая грубость Видара и обман виктигта не выкорчуют из нее любовь к врачеванию. Слова Бартлида были будто живительный бальзам, и Хенрика ощутила его силу на себе.

– Спасибо тебе, Бартлид, – с чувством сказала Хенрика. – Я…

Но не успела она договорить, как услышала голос Авалоны:

– Сестра, сестра!

Авалона неслась по лагерю с мешком в руке. Ее щеки и нос покраснели от холода, но, казалась, девушка этого вовсе не замечала.

Хенрика сперва окинула взглядом содержимое мешка, и лишь затем посмотрела на сестру. Та явно обижалась на нее. Впрочем, дулась девушка недолго, – ее вниманием всецело завладел Бартлид.

– Мое почтение! – улыбаясь, обратилась к нему Авалона. Она не сводила глаз с его белых волос.

– Доброго тебе дня, – ответил Бартлид.

– Вы одерт? Настоящий? А можно вас потрогать?

– Авалона! – Хенрика смутилась.

Бартлид рассмеялся. Неожиданно он возгордился собственным происхождением.

– Я не шучу. Я никогда еще так близко не видела одертов.

– Это правда, – подтвердила Хенрика, видя замешательство Бартлида.

– Ладно, трогать я вас не буду, а то еще жениться на мне придется, – захихикала Авалона. – Спасибо вам, господин одерт, за наше спасение.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Бартлид.

– Авалона Ухтред, а вас?

– Бартлид Ридх.

– Извини, Бартлид, но нам пора. – Хенрика решительно взяла сестру за руку.

– Конечно, конечно… Приятно познакомиться, госпожа Авалона и госпожа Хенрика. До свидания.

Хенрика и Авалона распрощались с одертом и направились в глубь лагеря. Последняя разглядывала двухметровых блондинов, попадавшихся им на пути, едва не сворачивая шею. В черных дубленках и с длинными бородами, они казались ей гигантами. Ей доводилось лишь слышать о благородных избавителях, об их силе, тяжелых мечах, острых топорах. А тут их сотни и всех можно рассмотреть!

– Это неприлично, – дернула Хенрика за руку Авалону. – Ты все принесла?

– Да, по твоему списку. Не без проволочек, конечно… – Взгляд Авалоны потускнел.

Они вошли в палаточный госпиталь. Авалона принялась осматриваться. Восхищение кригарцами захлестывало ее.

– Они не кажутся больными, а совсем наоборот – здоровыми, – прошептала девушка.

– На то и расчет. Мы напоили их столькими отварами ради эксперимента… Так что случилось дома?

– Хенрика, в какой же ты скверной семье родилась, – тихо сказала Авалона и рассказала ей обо всем, что произошло в Уиптер-холле.

Раздосадованная, Хенрика присела на скамейку. Казалось бы, стоило за столько лет привыкнуть к вечному хаосу, что творился в родном доме, но она не могла. Пожалуй, пьянство мамы и вражда Гапы с ней – болезни, которые она не в силах исцелить.

– Ну, бабушка Гапа без упреков – как капризный ребенок без пирога, – грустно произнесла Хенрика.

– Я сочувствую, что тебе приходится…

Авалоне не удалось закончить свою мысль – ее прервал вопль одного из одертов, который переполошил весь палаточный госпиталь. Другие вскочили с тюфяков и окружили кричащего. Когда Хенрика, расталкивая здоровенных мужчин на своем пути, насилу пробралась к больному, то увидела то же, что и раньше: капли синей крови на порезе.

– Сделай что-нибудь! – орал кто-то из толпы.

– Смотрите, эти тоже обращаются, – закричал кригарец, указывая на товарищей, которые бились в конвульсиях. Из ран мужчин на руках сочилась синяя кровь. Они были заражены.

– Уходим! – скомандовала Хенрика. – Быстро! Быстро!

Толпа ринулась к выходу. Кто-то из удиравших одертов упал, его вырвало синевой, послышался хруст костей.

Покинувшие палаточный госпиталь создали в лагере панику. Отовсюду доносились крики, раздавался сигнал рога, предупреждающий об опасности. Труа, труа, труа. Неустрашимые одерты спасались бегством. Их пугали, скорее, не сами обращенные, а то, что придется расправляться со своими собратьями, чьи звериные глаза заставляли кровь стыть в жилах. Передвигаясь на четвереньках, два десятка зараженных одертов охотились на вчерашних соратников, ставших для них желанной добычей.

Виктигт как раз возвращался в свой шатер с Густавом и Йонгальфом. Мужчины в растерянности остановились, видя, какая неразбериха творится в лагере. Ингвар засвистел, привлекая внимание воинов, и велел им немедленно обнажить мечи.

Над головами кригарцев пролетали огненные шары Видара и комья земли, посланные Йонгальфам. И те и другие преследовали оборотней, которые прятались за телегами и шатрами. Несколько палаток вспыхнули, оттуда повалили вопящие одерты. Слышались стоны, жгучая брань и лязг стали – кто-то ожесточенно орудовал боевыми топориками.

Авалона до боли в пальцах вцепилась в Хенрику, чтобы не потеряться в толпе обезумевших воинов. Одерты задевали девушек плечами, пихали локтями в бока и то и дело грозились втоптать в грязь. Им на помощь пришла Доротея, самая старшая из врачевательниц. Она схватила девушек за руки и оттащила их в сторону, подальше от разрастающегося очага сражения. Врачевательницы спрятались под обоз, где смиренно ожидали окончания этого кошмара. И вскоре все закончилось: воздух разрезали аккорды грома, а затем беспорядочные крики смолкли.