Прибыв в лагерь, Хенрика окончательно убедилась в том, что виктигт – принципиальный человек и выполняет свои обещания. Палаток почти не осталось, одерты бродили с заплечными мешками, суетились. Она испугалась, что опоздала. Но нет, большая палатка виктигта все еще высилась в середине лагеря. Хенрика собралась с духом и буквально влетела внутрь.

Виктигт, упершись ладонью в стол, склонился над разложенной картой. В другой руке он держал дымящийся мундштук. Заметив гостью, одерт выпрямился и поприветствовал ее.

– Господин Ингвар, прошу, не отзывайте войска, – взмолилась Хенрика.

– Теперь ты думаешь, что вам нужна наша помощь? – спросил он с издевкой.

– Я всегда так думала! Не секрет, что наши мужчины совсем не умеют сражаться…

– Если я отменю приказ, ты вернешься в лагерь и будешь лечить моих воинов?

Слезы покатились по щекам Хенрики, она быстро смахнула их рукой и кивнула. Казалось, виктигта ничем не пронять. Ни слезами, ни ее объяснениями, ни ее болью – ничем.

– Я рад, – произнес он и затянулся через мундштук пирлатой. – Ты обещаешь мне, что несмотря ни на что не покинешь одертов?

– Я обещаю вам.

– Ладно. Но я не дурак, поэтому хочу в знак твоих честных намерений получить какую-нибудь побрякушку. Так ведь у вас принято в Идвионе?

Именно так оно и было. Когда идвионец давал обещание, он вручал человеку любую вещь, даже ту, которая не представляла ценности. Тем не менее она имела магическую силу, поскольку земли Идвиона еще давным-давно заколдовали ведьмы. Они провели магический обряд, и теперь люди были обязаны исполнять свои обещания. Если давший безделушку не мог сдержать своего слова, то его настигало Возмездие Миртла. Говорили, что так Бог наказывал лжецов. Обещание могло утратить силу лишь в трех случаях: если умер тот, кто обещал, или тот, кому обещали; если обещание исполнено; если тот, кому обещали, возвращал безделушку, отказываясь от обещанного.

Хенрика растерянно оглядела себя. Что бы такого дать виктигту? Она сняла с пальчика тоненькое колечко. Его подарила ей Авалона. Хенрика приблизилась к Ингвару и швырнула украшение на стол.

– Обещаю, – процедила она.

– Славно. – Он взял колечко и принялся вертеть его в руках. – Тогда ты должна знать, что лагерь переместится поближе к руслу реки Ульвы, это неподалеку от горы Эшам и Кьеллского леса.

– Почему?

– Я так решил. – Он стряхнул пепел в пустую чарку.

– Когда было принято это решение?

– Вчера.

– Что? Вчера… но… – Хенрика оторопела. – Вы ведь собирались уходить с наших земель…. Зачем тогда вам надо было это решать вчера?

На лице виктигта словно было написано: да, я тебя обманул. Хенрика вспыхнула. Какой же перед ней невоспитанный и жестокий человек!

– Вы лжец, господин! – не сдержалась врачевательница.

– Извини меня за это, – равнодушно протянул тот и вытащил пирлату из мундштука. – Что мне, по-твоему, оставалось делать?

– Не лгать. Ведь вы не собирались покидать Идвион!

– Разумеется, нет. Так… пустил маленькую сплетню, надеясь, что она дойдет до твоих славных ушек. И дошла.

– Какая я дура! – воскликнула Хенрика.

Некоторое время она молчала, а затем по ее щекам опять покатились слезы. Жалость к самой себе отравляла врачевательнице сердце. Но уже через мгновение на смену ей пришла ярость:

– Лжец! Какой же вы… лжец!

– Я выполнял свой долг.

– Меня чуть не изнасиловали! – закричала Хенрика. – Вы не понимаете, что мне страшно? Есть у вас хотя бы капля уважения к моим чувствам и моему горю? Вы мерзавец. И даже не пытаетесь скрыть своего безразличия.

– Довольно! Ты жила всю свою жизнь с альбиносами, и тебе повезло, что твоя семья серьезно не пострадала. Так, пару раз лишили вас серебра и украшений, немного избили твоего отца. Я спрашивал о тебе у других врачевательниц. Ты выбралась чистенькой из грязи, в отличие от остальных идвионцев. Уж потерпишь, находясь в лагере тех, кто обещает тебе безопасность и, самое главное, спасение.

– Я не верю вам!

– А мне все равно. – Виктигт начинал злиться. Чувства Хенрики не имели ровным счетов никакого значения в масштабах войны.

– Думаете, если я жила бок о бок с альбиносами, то привыкла к насилию? – спросила она, но виктигт промолчал. – Отвечайте!

– Ты страшно меня утомила. Послушай, я лично явился к тебе и просил о помощи. Теперь же я обещаю безопасность. Я сделал все, что в моих силах! У меня нет глаз на затылке, за всеми одертами не углядеть. – Он резко бросил мундштук на карту. – Ведь я думаю лишь о том, как спасти больше жизней. Я хочу объединить народы, и это, на мой взгляд, важнее всего прочего. И если ты считаешь, что я обязан вникать в каждую мелочь, то ты глупее, чем я предполагал. День изо дня мне приходится видеть, как мои воины, мои друзья, мои соотечественники умирают во имя идвионцев. Ты и понятия не имеешь, чем мне приходится жертвовать.

– Это вас не оправдывает.

– Обещание у меня. – Он покрутил меж пальцев колечко, словно подразнивая ее. – Наш разговор окончен. Пройдись по лагерю, увидишь, что я сделал с твоим обидчиком. Может, полегчает.

Хенрика бросила прощальный взгляд на кольцо и вышла из палатки. Она не хотела знать, что произошло с тем одертом, но сегодня все шло наперекор ее желаниям. В нескольких метрах от палатки виктигта Хенрика увидела замерзшую голову насильника, нанизанную на кол.

Легче ей не стало.

После принудительного возвращения в лагерь Хенрика постоянно чувствовала страх перед одертами. Она каждый день молилась Миртлу и просила у него мужества. Сначала врачевательница с осторожностью относилась к кригарцам, даже припрятала нож за голенище сапога, но вскоре убедилась, что это лишнее, и немного ослабила бдительность, хотя все же старалась не оставаться одна. Постоянно искала компанию в лице Доротеи, или Гертруды, или Маргарет, или Стеллы, или еще кого-то из врачевательниц.

Палаточный госпиталь почти опустел после последней битвы при Берготре. Часть войска альбиносов двигалась на восток, к Мховым горам и Коралловому фьорду, подминая под себя целые деревни и города.

На западном фронте, где альбиносам противостояли охроносцы и куда ушла Эверлида, тоже было неспокойно. Из письма подруги Хенрика узнала, что битву на реке Вилфрид идвионцы проиграли. Альбиносам удалось укрепиться в близлежащем городе Эйвиндр, большинство местных жителей убили, остальных взяли в плен и держали в рабстве. Хенрика старалась не думать об удручающих новостях и отвлекала себя, придумывая новые снадобья. Она записывала их в книжке заметок.

Три тюфяка в палаточном госпитале занимали еще не окрепшие одерты – Олави, Эйл и Ульф. Маргарет порхала над ними и строила глазки. Хенрика осуждала ее за такое поведение, ведь она позорила идвионок. Отец Хенрики всегда говорил: «Миртл развратных женщин проклинает и лишает возможности встретить истинную любовь». Хенрика не сомневалась, что Маргарет ожидает судьба одиночки. Но реальность демонстрировала другое.

Маргарет, бесспорно, нравилась одертам, однако Хенрика не находила в ее поведении ничего привлекательного. Она не понимала, чем девушка цепляет мужчин. Ведь внешность Маргарет не соответствовала общепринятым эталонам красоты: широкие икры и круглое лицо, маленькие ровные зубки, как у мыши. Но, видимо, обворожительная улыбка и природное обаяние делали свое дело.

– Хенрика! – позвала Маргарет, остановившись возле Эйла. – Подойди-ка…

Хенрика нехотя отложила чтение книги о лекарственных травах. Эйл лежал без сознания: через его повязку сочилась чуть синеватая кровь. Хенрика была уверена, что Маргарет добросовестно обработала рану одерта. Ее нежные ручки достойно справлялись с врачеванием. Многие даже говорили, будто ладони Маргарет обладают успокаивающим или даже целебным действием. Но откуда тогда этот странный цвет?

– Что это такое? – спросила Маргарет. Хенрика ей не ответила – она и сама не знала, но гордыня не позволила ей признаться.