I
Симптомы весны: прилетают грачи, набухают почки. В ногах — легкость, в голове — звон. В носу — оксолиновая мазь. За городом еще лежит снег. В городе уже копают.
— Алло!
— Да!
— Вы меня слышите?
— Да, только что-то шипит.
— Это компрессор.
— Что?
— Компрессор. У нас тут под окном компрессор. Сжатый воздух — ломают асфальт, будут копать.
— Копать? А что?
— Откуда я знаю? Что у нас весной копают всегда? Газ, канализацию. Мало ли что.
— А может быть, телефон?
— Телефон?
— Да. Вы посмотрите, они глубоко копают?
— Они еще пока не копают, они ломают асфальт. Отбойные молотки слышите?
— Слышу. А у вас там АТС уже есть?
— АТС есть, но кабель еще не провели.
— Ну вот. Наверное, телефон.
— Я и говорю — вряд ли. Кстати, мне рассказывали. Тут одному поставили телефон. А на АТС там что-то перепутали. И он стал звонить в «скорую», а попал в КГБ.
— Ну?
— Ну что, приехали и увезли.
— Да ладно — анекдот.
— Ага, анекдот.
— Да, интересно… А может, у вас там в самом деле кабель?
— Хорошо бы. Взял кому хочешь — и позвонил.
— Конечно. А не хочешь — можешь не звонить.
— Вот именно. А так — позвонил, и все.
— И попал в КГБ.
— А может это не телефон.
— А что?
— Отопление.
— Ну значит, будете звонить по отоплению…
— Смешно.
— О, у меня в трубке шипеть перестало.
— Это они тут компрессор выключили. Этот парень в будку звонить пошел, мне из окна видно…
— Лишь бы не работать. Интересно, кому он звонит?
— Мало ли. Кому весной можно звонить? Вот вы бы кому звонили весной?
— Я? Тому же, кому зимой. У меня телефона нет.
— Да? Ну вот поставят вам телефон, я на вас посмотрю. Весна — это вам не зима. Это весна…
II
Горячая белая галька шуршит под ногами.
У самой воды — влажная, темная, — блестит. Из-под воды — матово светит, колышется.
А перед глазами прямо — вдаль, вширь, во все стороны, огромное, синее, искрящее! Разлетелось, разнеслось во все стороны — дальше, дальше, далеко, до самого предела, и там вытянулось, окаймилось безупречнейшей горизонталью!
Под ней — синева литая, жарко сверкающая!
А над — тонкое, белесое, голубоватое, встает, поднимается, выгибается синевой во все стороны, плавится, кричит победно, ликует Солнце!
А там, справа, вдали, меж синим морем и синим небом тонкой полоской — город.
А за ним дрожат холмы дымные. А за ними — холмы прозрачные, а там за ними горы — не видны, угадываются нежнейшим силуэтом…
А внизу темной полоской — город…
А от него — сюда, назад, к ногам, подкатывает могучее, нежное, ленивое.
Подкатило — откатило…
И темная галька блестит, шипящей пеной облизанная. И белая галька горит, стучит, шуршит под ногами… И гул этот тихий. И запах.
О, Господи…
III
А просто птица
на ветку села,
Меня осыпав
Тончайшим снегом —
И вдруг покинула
Грусть меня,
И был я счастлив
Остаток дня.
(Роберт Фрост)
IV
Когда сыну Александру было четыре года,
мы с ним холодным октябрьским днем долго гуляли.
Он замерз, устал.
Пришли домой. Он съел бутерброд, задумался.
Потом сказал:
— А все-таки колбаса намного лучше, чем когда ветер дует!
Более глубокой мысли не знаю.
* * *
Красавец, выпирающий из компьютера на обложке, — это я, увековеченный сыном Александром. Ему было лет семь. А мне — не помню.
Все остальные рисунки — дочери Екатерины. Датируются 2003 годом, когда ей восемь.
Причем текст она не читала.
Я на пальцах что-то изъяснял, она это «что-то» изображала, а я потом решал, куда и как вставлять. То есть, говоря поэтически, дизайн книги — мой.
Но сами картинки — от первой до последней линии — ее.
* * *
Помотан «дизайнеру» верстальщик Сережа, которому особенная благодарность за мастерство и терпение.
* * *
Благодарен каждому,
кто определял движение —
как на всем пути,
так и на отдельных отрезках.
Маме. Папе.
Женам. Детям.
И тем, кого проморгал.
И кого не учел.
И, конечно, друзьям. И особенно подругам.
Последних скрываю инициалами —
для загадки:
В., Н., Л., Ю., Б., Н.
И др.
Еще раз — спасибо всем.
Живите хорошо.
Фотоархив
Бухара. Прадед и прабабушка. Еще не знают, что будет революция. Что из шестерых детей после второй мировой останется трое. Что у Розалии (с гитарой) родятся две дочки, старшая из которых станет моей мамой.
Мамина мама. Не знает еще, что сделается моей любимой бабушкой.
Мама. Еще не знает, что станет музыкантом, и выйдет замуж за журналиста.
Папа. Не знает, что фотографий родственников по его линии у меня почти не останется.
Ташкент. Мамина мама. Папин папа. Читаю им монолог Чацкого.
«Все счастливые семьи…» Они еще не знают, что папа вскоре будет видеть меня только на присланных мамой фото отправится строить Волго-Дон…
Елка — в детсаду. Вéлик — чужой. Еще не знаю, что первый (и последний) собственный куплю только в тридцать лет. И тот через два дня сопрут…
Армия, авиация, флот. Оборонному комплексу я всегда придавал большое значение.
Ташкент. Соседка. Нет, я был для нее слишком молод.
Уже Ленинград. Последний снимок в штатском…
