И ответим: «Час, когда секретное время кончилось».
1987
Веришь — не веришь
Уже давно мало кто сомневается, верно ли он поступает, сохраняя верность. Мало кто сомневается, а многие даже сохраняют.
Остальные, правда, тоже ничего такого не делают. А что вообще ты можешь сделать, когда все зависит только от нее? Ты-то готов на любой вариант — лишь бы недалеко провожать. Но, конечно, лучше всего, если у нее отдельная. Но можно и в коммунальной, если мало соседей. Но если много, тоже можно. Лишь бы не в общежитии. Но можно и в общежитии.
Но выбора же у тебя фактически нет — выбирают они. Кто тебя выберет, дело случая. Конечно, каждому охота, чтоб высокая блондинка с материальной ответственностью. Но эти, как правило, выбирают брюнетов дальнего плавания. А остальные уже берут кого попало, так что в случае чего — извини.
Но главное-то не это, главное — наличие общих интересов. (Это ты так ей говоришь, а она делает вид, будто не знает, какой у тебя интерес.) И тут могут быть нюансы. Скажем, она не замужем. Хорошо — хватит и того, что ты женат. Замужем — тоже хорошо. Сближает на почве взаимного сострадания. Если, наоборот, у нее муж, а ты вольный — еще лучше! Значит, он подлец, а ты не виноват.
В любом случае — никаких угрызений, самобичеваний и криков типа: «Измена!» Во-первых, что ты там изменил? Во-вторых, никакая не измена, просто совмещение без отрыва.
Поэтому — не бояться разоблачений. Бойся — не бойся, все равно разоблачат. Даже если ты сидишь дома, на диете, и ни о чем таком и подумать не можешь без прострела в пояснице, все равно найдутся свидетели! Они видели тебя с ней в ресторане, и вы оба хлестали коньяк, причем она с голой спиной.
Это настолько чудовищная клевета, что глупо даже оправдываться, тем более она была не с голой спиной, а в кофточке.
Но уж если твоей все стало известно, надо ставить вопрос ребром: верит она тебе или не верит?
Скажет: «Не верю!» — значит, она умней, чем ты думал, больше вопросов не задавай. Скажет: «Верю!» — тогда вообще какие вопросы?
Так ты рассуждаешь и так действуешь.
Но время идет.
И вот тебя все больше выбирают не те, кто хотят, а те, кто не могут выбрать что-нибудь получше. Потому что с течением времени у тебя растут запросы, но выпадают волосы.
И наступает момент, когда тебя перестают выбирать вообще.
И тогда остается одно: бегом бежать туда, откуда до этого все время убегал. И дай бог, чтобы тебя там еще кто-то ждал.
Или хотя бы чуть раньше тебя вернулся.
Начальство и народ
Народ добрый — начальство злое.
Парод умный — начальство тупое.
Народ — честный. Начальство — воры все. Народ ограбили, теперь друг у друга воруют.
Народ — работяга, труженик. У начальства от безделья — жир, на жиру — пролежни.
Народ, он за правду, а начальству верить можно только на сороковой день. Уж как врут! И кому — своему же ж родному народу!
Народ — он вообще, он никогда ничего! А эти ж постоянно! Его поймаешь, а он опять, еще больше!
Народ храмы построил, про землю песни сложил. Ай, люли, понимаешь. Ой ты рожь…
Одно слово: золотой народ! Насчет народа вопросов нету.
Насчет начальства — один есть.
Ну, откуда у такого народа такое начальство? Прям всплывает и всплывает, и не тонет, и не тонет. Обидно народу за себя!
198?
Всегда всем весело
Радоваться и удивляться! Удивляться и радоваться!
Глядеть на мир широко распахнутыми глазами, где в расширенных от удивления зрачках застыло выражение радости, не проходящее даже при чтении юмористических журналов! -
И чтоб всегда было всем весело и интересно! Помнить, что тебе все время интересно и весело, потому что если на минуту забудешь, что тебе весело и интересно, то может стать невесело и неинтересно — а на таких-то кое-кто и рассчитывает!
Поэтому — разнообразить ощущения! Сперва ощущать радость, потом, наоборот, ликование, а между ними — небывалый подъем.
И при этом не замыкаться в своем «я»! Весело зарубить себе на носу, что «я» — последняя буква нашего алфавита, и это, к счастью, потому что кое-где вообще одни иероглифы!
И чтоб пела душа! Чтоб душа, не умолкая, пела радостные напевы в сопровождении оркестра радио и телевидения. Чтоб одна задорная песня весело переходила в другую: «Песня-85» — в «Песню-86», «Песня-87» — в «Песню-88» и так далее — все звонче и звонче!
И все это — в состоянии безысходного оптимизма! Потому что для пессимизма не может быть никаких оснований, разве что пропадет оптимизм!
И делиться всем этим не только с собой, но и с остальными! Вприпрыжку объяснять, почему им все время так здорово, что хочется хохотать во все горло!
Если же у кого-нибудь вдруг ни с того ни с сего затуманится взгляд и широкая улыбка перестанет расширяться дальше, то подскочить к нему, хлопнуть по плечу, купить билет «Спортлото», сказать, что завтра выходной, что дождя не будет, что на фабрику вот-вот придет новое оборудование — и человек тут же приободрится и запоет!..
Гордый звук
«Человек — звучит гордо!..»
Прекрасные слова. Они с самого начала полюбились нам, ибо мы почему-то приняли их на свой счет. И стали изучать. То есть гордиться.
Прежде всего, конечно, мы гордились, что у нас самая большая в мире территория. И самая непроходимая в мире тайга. И самый косолапый медведь. И самая минусовая температура. Мы своей стужей так гордились, словно были ее причиной. Что впоследствии подтвердилось…
Затем мы гордились, что наше метро — самое читающее в мире. Мы решили, что для метро это— главное.
И что учителей на душу населения у нас больше, чем во всем остальном мире.
И врачей на душу населения больше, чем во всем мире.
И инженеров больше, чем населения во всем мире.
И что дети у нас окружены самой большой в мире работой.
И что самая мощная в мире баба — наша.
И мы до того приучили себя гордиться своей самой неимоверной территорией и самой вечной мерзлотой, что постепенно вошли во вкус и стали гордиться уже всем подряд. Даже тем, что делали сами. Мы даже устроили выставку своих достижений! То есть, чтоб увидеть достижения, нужно было ехать на выставку.
И вот, втянувшись в привычку ходить с гордо поднятой головой, мы постепенно перестали замечать, что творится у нас под ногами.
Поэтому, когда в один прекрасный день мы все же рухнули с высоты своей гордости в наше самое читающее в мире метро, то были поражены, что читает там лишь тот, кто сумел расплющить других читателей.
Мы заметили, что самое непроходимое зимой — не тайга, а ближайшая улица.
Мы поняли, что толпы наших учителей надо загонять в концертную студию «Останкино», чтобы там
«Человек показать им, что учитель — это глубоко другое..
И что врачом у нас, почему-то называется эта хладнокровная молодка, которая при переломе таза ставит диагноз — «ОРЗ».
И что инженеры наши… Ну, об этих кощунственно даже говорить.
Мы убедились, что дети у нас действительно окружены самой большой в мире заботой: одеть — забота, обуть — забота…
И даже закралась мысль: может, у нас потому самая мощная в мире баба, что ей достался самый немощный в мире мужик?
В общем, оказалось, что гордиться конкретными вещами как-то непросто. И тогда мы придали нашей гордости, так сказать, общеэпический характер. Мы стали гордиться вообще. Мы даже как-то особенно гордились тем, что нам трудно выразить, чем именно мы гордимся. Это позволяло гордиться вещами, исключающими друг друга. Например, долгое время мы все вместе гордились, что боремся с водкой. При этом каждый гордился, что может перепить остальных.
