Бедовая, заметив, что я потерял к ней интерес, сорвалась с места и выскользнула по лестнице вверх, в зал под куполом из снежных звезд.

Я все-таки вернулся к хохочущим девушкам, чтобы продолжить поиски, проверить каждую, но взгляд нет-нет и выискивал в толпе белое узкое платье и меховую накидку.

Морозная пакость… не моя это зазноба, чего за ней бегать?

Через миг сердце будто свихнулось — загрохотало под ребрами, завыло вьюгой, оживляя осколок. Я согнулся от тугой боли, приложил ладони к груди, боясь, что жизнь из меня выпорхнет и больше не вернется.

Когда удары под пальцами превратились в монотонный бой, а ноздри учуяли тонкий приятный аромат, сравнимый с редкими, нежными цветами синики, я поднял голову и посмотрел на балкон. Туда словно нитью тянуло взгляд.

Снова та бледная мышь и ее морозные глаза. Следит за мной. Ненормальная.

И меня осенило. Все девушки на балу веселятся, заигрывают с мужчинами, желая, чтобы их выбрали, а эта… кусок льда. Сторонится и пугается. Будто ей не нужен этот выбор.

Это заинтриговало. Как зверя запах крови заставляет преследовать добычу, так меня вперед толкнуло неизведанное. Нет, я белянку не выберу, но интересно, почему девушка такая. Холодная и неправильная.

Не думал, что попаданцы, которых учили уже не первый год в академии, настолько могут цеплять. Они ведь чужаки неизученные наукой. Странные. Их у нас в мире несколько сотен. Лет пять был настоящий поток попаданцев, не знали, куда девать талантливых магов, все они были юными, не старше восемнадцати, будто их посылали к нам. Но зачем, наши великие архимаги так и не разобрались. Папа тогда принял решение обучать попаданцев, как энтарских одаренных магов, чтобы пользоваться чужемирными силами, а пустых простецов отправлять назад, если это возможно, или устраивать слугами.

Я вскинул голову и снова столкнулся с глубокими глазами Белянки. Ее взор будто звал меня. Просил о помощи. Девушка тут же спряталась, а я шагнул в сторону балкона.

Идти было больно, осколок мешал движению, покалывал, призывая продолжить поиски невесты, но что-то другое, более сильное, чем приказ короля, гнало меня дальше.

Учителя факультетов, возвышаясь над бальной залой, наблюдали за танцующими. Завидев меня, они одновременно склонили головы, как будто репетировали.

Не очень люблю этот слаженный этикет, но ответил им сдержанным кивком и поплелся дальше, делая вид, что изучаю студенток. Конечно же, моя персона в списках приглашенных, как иначе? И вокруг этого наверняка уже ходят неприличные слухи. Благо не лезут с предложениями прекрасных партий, больше всего не люблю навязчивость.

Почувствовав легкое облегчение в груди, когда скрылся от прилипчивых взглядов за колонной, я взбежал по ступенькам на верхний уровень залы. Меня словно манило что-то. Звало.

Минуя еще одно крыло, обогнул дугу со светильниками, улыбнулся столпившимся в следующем коридоре девушкам, что едва не заглядывали в рот, чтобы я уделил им внимание. Успею. Все равно осколок никуда не денется, магия крепко проросла в эссаху. Ноги несло любопытство и шалость. Папа ведь не узнает, что я на минуточку отвлекся. Гляну разок на чудную иномирку, и все.

Выбежав на площадку неподалеку от арки, ведущей на балкон, оглянулся на миг. Стражи тенью следовали за мной, ничего не спрашивая. Орин же остался у колесницы, охранять королевское имущество.

Музыка сюда долетала, отражаясь от стен множеством переливов дудочек, звоном струн, ударами клавишных и вызывала в груди приятный резонанс.

В нише, под ветвями старой ивы, что непокорно влезла на край академии и сейчас украсилась изморозью и кристаллами снежинок, напоминающими сахарную пудру, со страстью целовались двое. По кителю мужчины и погонам на его широких плечах можно было определить генерала кританской армии, но их у нас десятки, а я плохо запоминаю имена.

Чтобы не привлекать внимание парочки, я поспешил дальше. Вояки за мной.

Быстро же студентки отдаются незнакомцам, главное, чтобы статусный хозяин попался, аж приторно.

Но тут явно генерал сам выбрал. Иначе не прижимал бы так властно девушку к стене, не задирал бы ее худые бедра, не покорял неотвратимо, показывая, кому она теперь принадлежит.

А мне, значит, нельзя выбрать? Издевательство.

Сейчас как выскочит папина магия, как стрельнет вон в ту рыжую толстушку, что скучает у парапета. Бр…

Мне бы скрыться подальше от возможных последствий, а я, мамин дурачок, побежал навстречу неизведанному. Искал взглядом бледную девушку, погоняемый задором и вредностью. Люблю перечить отцу, это у меня в крови. С королем поспорить — высшее наслаждение, круче сытого обеда. А если в этом деле еще старший брат будет участвовать — вообще остановиться не могу. Тот ходит с мечом наперевес все время, наверное, из трусов клинок не вынимает, даже когда спать ложится. Жену себе завел пару лет назад, но спит ли он с ней — не знаю. Я ни разу не слышал, хотя спальня Ланьяра через стенку от моей. Или он ее трахает исключительно в миссионерской позе, а дева не получает удовольствия, или она каменная глыба без эмоций. Но это их жизнь, не мне судить. Хотя дочку Лан как-то заделал…

В следующем переходе никого. Двери нужного балкона покрыты изморозью. Синей такой. Ядовитой. Сверкающей серебром.

Сразу понял, что здесь сильная стихийная магия сработала, мою напоминала по воздействию на эфир, но все равно попер дальше. Я — архимаг, куда выше? Справлюсь с любыми препятствиями и смогу отбить любое нападение.

Стражи не успели среагировать — я первый переступил порог и позволил невыносимому холоду ударить в грудь.

Любовь

Наверное, быть бесчувственной — это слабая защита от боли. Не той, что выламывала тело и покрывала кожу тонкой коркой льда, а той, что глубже. Колючей и пронзительной.

Олла, русая низенькая девчонка с нашего факультета, еще в начале четвертого курса влюбилась в женатого архивариуса, и ректор лично занимался ее проблемой. В итоге студентку сначала перевели в другой корпус, поселили в комнате одну, но она была уже не она. Другая. Точно, как я, только не холодная, а опустошенная.

На прошлой неделе мы на полном ходу столкнулись с ней в коридоре общежития. Я еле узнала в прозрачном лике прежнюю румяную ученицу. Остановилась у стены, потому что боль от прикосновения скрутила мышцы, а девушка внезапно прыгнула ко мне, как кошка, и, вцепившись в плечи, заорала:

— Никому не отдавай свою любовь! Это единственное, что может согреть.

Уже тогда артефакт давал сбои, пропускал изредка других в мое пространство. Мы с ис-тэ переделывали его несколько раз, но в чем причина поломки и сбоев так и не смогли разобраться.

Девушка застыла передо мной, магический лед, словно жидкое стекло, поднялся по бледной коже так стремительно, что я не успела пикнуть. Магия превратила ее в нежно-голубую статую, которая от моего малейшего движения рассыпалась, взорвав передо мной снежный пух.

Мне никогда не было хуже, и я думала, что сильнее болеть не может, но ошибалась. Может. И болело.

За спиной слышались музыка и смех, пары кружились по залу, ректор вышел прочитать напутствие перед каникулами, а я не могла шевельнуться, будто приставлена к стене на расстрел.

Очень больно. Так, что скулы сводило.

Я сбежала ото всех. Спряталась. Сама не знаю, что за угол, но здесь хотя бы не было толпы. Не было лишних прикосновений.

Стало еще холоднее, кровь словно не текла больше по моим венам, боль выкручивала, тянула ребра до хруста, казалось, они по очереди ломались.

Я упала. Ноги не удержали. Темнота дрожала и не хотела расступаться. Веки утяжелились, будто на них налипли комки снега. Через несколько долгих минут все-таки смогла сфокусироваться на ярких бликах перед собой — огнях, что падали сквозь решетку балкона в помещение.

Как поднялась, сама не знаю. Что-то вело. Тянуло.

Еще несколько шагов в мутную даль, преодолевая спазмы в груди и холодный кашель.