Неприятно было от брошенного хозяйкой «недотрога», но я глотнула обиду — сейчас жизнь Синарьена важнее, чем моя гордость.

— Умею, — уверено произнесла и подошла ближе. Присев к принцу, всмотрелась в белую прядку, что легла на высокий лоб. Она поседела еще в академии, когда мы встретились. Убрав с бледного лица другие пряди, темные, что спрятали красивые губы, я слабо задрожала. Эти губы напали на меня около комнаты, а потом их владелец откинулся навзничь и больше не откликался.

Такой ужас я уже испытывала, когда они вернулись с колесницей, и не до конца оправилась от шока, но сейчас все было намного тяжелее. Я это чувствовала. И боялась. За себя. За него. За всех.

Прочитав небольшое заклинание лечения, доступное любому магу, смогла замедлить кровотечение, но рана была слишком глубокой, до кости разрезало, а у меня недостаточный профиль. Я не лекарь. Потому и побежала за помощью.

— Лимия, — простонал Даниил, — прикажи полумерцам уложить принца на кровать. Я выдохся. Любаша, не пугайся, это всего лишь слуги.

Но я все равно дернулась, когда девушка, приподняв черную юбку, побежала в коридор, что-то проговорила скороговоркой, и четверо безликих худых фигур тут же зашли внутрь, чтобы выполнить приказ и снова скрыться в коридоре замка. Какие жуткие твари. Когда на меня напал лысый маг, слуг тоже было четверо. А вдруг те же? Они будто безликие близнецы, как куклы. Меня пробил крупный озноб от ужаса, что сковал все тело, от воспоминания о неприятных прикосновениях, о грязных лапах, что касались моей обнаженной кожи.

— Ты должна сделать это сама, — Данил, вернув меня в реальность, подошел ближе и показал на принца. — Твои прикосновения для него лечебные. Когда зашьешь рану, — он вложил в мои пальцы моток белых ниток и сверкающую иглу, — нужно укусы обработать мазью. Все укусы, Любава. И царапины. Даже один след может отравить безвозвратно. Справишься?

— Наверное, — выпустили онемевшие губы.

— Справишься, — утвердительно сказал хозяин замка и поспешно ушел.

Я присела на край кровати, подрагивая от страха.

Лимия принесла миску с водой, протянула мне кусок чистого хлопка.

— Быстрее. Яд осок для людей без магии очень опасен. За сутки любой, даже очень сильный муж, сгорает, а Синарьен изможден. Я не ожидала такой быстрой реакции. Любава, мы с Даниилом больше ничем не можем помочь. Все зависит от вашего желания жить. От твоего желания его спасти.

— Понимаю. Спасибо за все. Если мы… все-таки, — судорожно сглотнула и глухо договорила: — Не справимся, — я ласково провела по холодной руке принца, — придайте тьме нас вместе. Пусть любви между нами нет, но боги связали, значит, в этом есть смысл.

— Еще чего! — Лимия уперла руки в бока и грозно посмотрела мне в глаза. — Мы еще на вашей свадьбе погуляем. А теперь я оставлю тебя, позже девочки принесут ужин, ты так и не поела. — Хозяйка вдруг пошатнулась, вцепилась в рукав моего платья, ее волшебные волосы приподнялись над плечами и обмотали мои изуродованные запястья.

Это было больно. Так сильно, что я сжала руку Синара и почувствовала, как он слабо дернулся. Второе сердце отозвалось активным ударом.

Лимия не удержалась на ногах, припала на колено, вдохнула с шумом и тряхнула головой. Волшебные волосы отпустили мои руки и переплелись на одно плечо хозяйки.

— Любава? — болезненно протянула Лимия. — Кто ты? Почему попала именно к нам?

Я потерла запястья. Стало легче, зуд и боль отступили, словно Лимия залечила мои раны. Но шрамы остались, хотя и перестали ныть. Я развернула руки и убедилась, что печати академии по-прежнему были размыты.

— Не знаю, — передвинувшись к изголовью, внимательно изучила участок кожи Синара, что придется зашить. Как ужасно смотрится. Будто кто-то ржавым кинжалом прошелся, со всей мощи надавив на рукоять.

Чтобы настроиться, я опустила руки в теплую воду и хорошенько намочила лоскут.

— Думала о доме, когда шагнула в портал, — выжав ткань, осторожно приложила ее к краю тяжелой скулы принца и стерла кровь.

— Если ты с Ялмеза, это все объясняет.

— Данил говорит, что я его землячка.

— Да? Мне он этого не сказал. Но тогда почему я тебя чувствую? Это что-то на глубинном уровне.

— Магия? — предположила я.

— Вряд ли. Я пуста, увы. На мне столько блоков, что можно покрыть весь мир и лишить его дара.

— Зачем столько? — продолжала вытирать кровь со смуглой кожи принца, понимая, что дрожу от страха его потерять.

— Кто-то перестраховался, но я пока так и не знаю, кто. И не знаю, что за мощь прячет моя магия.

— А вернуть можно? — я выжала ткань в миске и ужаснулась, сколько крови потерял кританский принц. Вся комната была украшена разводами и лужами, а до кровати тянулась алая дорожка.

— Не будем обо мне, — скупо отмахнулась Лимия. — Ты лучше расскажи о себе.

— Я совсем ничего не помню, ни детства, ни юности. Только последние пять лет. Как попала на Энтар и поступила в академию. Это все. — Я стерла остатки крови на волевом подбородке Синарьена и, стиснув до скрипа зубы, приготовила иглу.

— У нас есть нечто общее, — Лимия внимательно изучала, как я вкалываю острие в плоть, натягиваю нить, соединяя ткани между собой. — Последние десять лет я живу в этом замке, обустраиваю его, принимаю гостей и воспитываю брошенных девочек с магией, — хозяйка сдержанно заулыбалась и спрятала глаза, будто винила себя в чем-то. — Но несколько лет до того, как сюда попала, я не помню. Будто все стерли нарочно.

— Может, мы родственники? — я закрепила последний стежок и откусила нить. Получилось ровно, но шрам, если за неделю не вылечить лекарской магией, останется навсегда.

— Не думаю. Я хорошо знаю свое родовое древо. Ты слишком яркая, тебя невозможно забыть.

Я пожала плечами и потянулась за мазью.

— Тогда… родственные души?

Лимия заулыбалась. Широко и светло.

— Все может быть. Я пойду. Доброй ночи, Любава. Надеюсь, встретить вас двоих на завтраке, — она тепло посмотрела на принца и тихо вышла за дверь.

Я сглотнула, разглядывая деревянное полотно, будто за ним спрятано нечто важное. Быстро отряхнувшись, взялась за лечение жениха. Даже усмехнулась нелепости мысли. Жених… как же. Королева Любава? Даже звучит криво и царапает язык. Какая из меня правительница? Мне бы в себе разобраться, эмоции усмирить. Я не согласна нырять в проблемы сотен тысяч людей, потому что в своих утопаю по горло. Я не справлюсь. Не хочу даже думать об этом.

Мазь была прозрачной, пахла вялой травой и влажной землей. Приятно пахла, хотя и резковато. Я набрала совсем чуток на кончик пальца и провела им сначала по щеке принца, где явно проступили алые росчерки от царапин осок. Лекарство впиталось с серебристым свечением, полосы побледнели, а потом и вовсе пропали.

Легко нанося мягкий жир, я словила себя на том, что не чувствую напряжения или острого желания. Ушли страхи и трепет, осталось только тепло. Оно зарождалось на кончиках пальцев, согревало руки и, ныряя под рукав, ласково обнимало плечи. Словно энергия идет от принца ко мне и обратно. Обработав его крупный лоб, убедилась, что не пропустила раны на носу и скулах. Каждую точку и царапину зацепила, наблюдая, как они растворяются. Синарьен не двигался, не издавал ни звука, но кожа налилась кровью, бледность ушла, а широкие ноздри расширились, шумно потянули воздух.

На губах тоже были порезы. Не глубокие, но они краснели от яда оски, и я подняла руку, чтобы прикоснуться к ним и отпрянула. Жар обвил поясницу и вытолкнул из горла сиплый стон. Этого еще не хватало.

Синар при смерти, а стигму заботит только одно? О боги!

Сцепив зубы, я очень осторожно и невесомо нанесла мазь на контур чувственных губ и слегка задела впадинку под носом. Принц выдохнул, почти опалив мои пальцы горячим воздухом.

Я отпрянула.

— Так… спокойно. Он спит, — прошептала в пустоту. — Лицо обработала, осталось всего ничего, — и взгляд поплыл по крупной груди под черной рубашкой, по узким брюкам, что бугрились в паху, по крепким ногам, что вели Лимию в танце. Я в гостиной сходила с ума от необъяснимой ярости, думала, что хозяйке рожу расцарапаю, когда они склонялись друг к другу близко и задорно смеялись, потому и попросила Данила выйти на свежий воздух.