Первое обращение – самое сложное для тех, кто Волком не рождён. Страшно, больно, разум улетучивается, память отшибает и о том, кто ты есть, и том, где ты, и кто рядом с тобой. От этого оборотней так боялись всегда, и сразу убить пытались, если в селе или городе такое с человеком делалось. Обернётся раненый, себя не помня, покалечит, а то и убьёт родных, находясь в ужасе, да и попытается спрятаться в ближайшем лесу. А там… А там уже с утра, когда человеческий облик примет, чаще всего на себя руки накладывает, если его найти и зарубить свои же соседи и друзья не смогли. Разум возвращается, память о первой ночи никуда не исчезает. А люди часто совестливые – жить с кровью на руках не могут.

А кто может, или кому повезло, и никого покалечить не успел, уже потом стаю находят, и сопротивляться горячей крови учатся, и оборачиваться по собственному желанию и усилию, а не по велению полной луны. Потом уже мозги настолько сильно не отшибает – разве что добавляется жажда охоты. И нет, не на людей. Но разве кто из живых будет слушать исповедь проклятых?

Вот и получается, что у человека беда, а его же собраться на вилы поднять норовят, и не смотрят, сват, брат, дочь или невеста была. А человеку, пусть и он и в Волка оборачивается, в одиночку выжить трудно. Да, исключения бывали, но ничем хорошим, как правило, не заканчивались. Вот и живут в стае – новой семье.

Никаких серьёзных болезней от твари, как в прошлый раз, людям не передалось. Около двух лет назад, как раз незадолго до смерти старого князя Корвоса, объявилась похожая нечисть в прилегающей деревне. Сначала никто тому значения не придал – мало ли чудищ до людской плоти охочих в лесах и болотах водится. Тамошние жители были привычные. Всегда наготове держали нож из железа – его любые никсы [1] не любят, и ещё мешочек соли от призраков, да огниво. Обычно мелких нечистых отпугнуть – плёвое дело. Если кто покрупнее попадался – оборотни помогали прогнать, а то и дамнары подключались.

Но беда пришла, откуда не ждали. После того как тварь искусала рыбака, тот сумел отбиться и домой вернулся. Вечером остальным мужикам рассказал – и пошли они на место происшествия. Тварь нашли, зарубили – она ещё успела людей некоторых покалечить. Тело по-быстрому сожгли, чтоб не ожила, как иногда с мертвецами случается, да и разошлись по домам к своим семьям.

И началась хворь, сродни чумы. Волков тогда в замке мало было. Старый князь приказал умерших и больных в их же домах запереть и сжечь. Уцелели несколько жителей, что в замке в основном работали, да те, что с Волками в походе были. Огонь любую заразу извести может – оно и понятно, что князь всё, где болезнь была, уничтожить приказал.

Князь хотел сразу убить двух зайцев – и остановить заразу, и напитать Итернитас энергией, как ему Жрец подсказал. От сгоревших заживо её поступило бы – не счесть. Человеческие смерти тоже подпитывали замок, но не в такой степени. Сразу после пожара у князя с сыном случилась большая ссора, после которой вместо некоторых стен Замка остались развалины… А что именно служило причиной – никто не ведал.

Многое ещё предстояло узнать попавшим на проклятый остров селянам, но знакомиться с окрестностями, местными жителями и сказочными существами, и уж тем более с историей этих мест, они смогли начать чуть позже – уже после того, как их стали выпускать из костёла и велели отстраивать деревню заново.

 ______

 [1] Никсы: местное название для всяческих духов, фейри, фамильяров, мелких демонов и прочих волшебных существ.

Мир «Атиозес». Бескрайние Леса Грика. 5 лет до вторжения

Местные никсы робко выглядывали из-за деревьев. Они наблюдали за группой людей, что выскочили из портала рядом с лесным озером.

Вид у чужаков был весьма уставший и потрёпанный. Уже начавшая подсыхать серая грязь облепила подолы их длинных одежд. Местами тонкая ткань порвалась и можно было разглядеть кусочки застрявших водорослей и паутины, но путники не обращали на это ровным счётом никакого внимания. Они не производили впечатления бывалых путешественников: искателей приключений, торговцев, отшельников, или даже разбойников. Двое юношей ожесточённо спорили, а сопровождающие их спутники будто давали им возможность выплеснуть накопившееся раздражение.

Женщина, облачённая в кружевное платье цвета топлёного молока, шлейф которого волочился на полметра по траве, стояла на самом краю берега. В озере отражались узоры с её одежды, вышитые золотистыми нитями, представляющие собой переплетающиеся ветви деревьев и цветов. Её волосы лежали длинным изящными волнами, обрамляя лицо с тонкими чертами. На светлой, лишённой морщин коже играл лёгкий румянец. Диадема из изогнутых золотых ветвей блестела на солнце и бликовала в водной глади, распугивая мелких обитателей озера. Женщина почти не участвовала в споре. Она плавно похаживала, не отдаляясь сильно от своих спутников – рассматривала окрестности, будто стараясь охватить взором то, что скрывалась за линией горизонта. Периодически прикасалась пальцами к стволам деревьев и высоким травам.

У мужчины были тёмно-синие волосы с первыми признаками седины, и небольшая раздвоенная бородка такого же цвета. Он облокотился на груду камней рядом с водоёмом и, скрестив руки на груди, смотрел на свою спутницу почти не отрывая взгляд, будто желал запечатлеть в памяти каждое её движение. Периодически он переводил внимание на споривших, и пытался приструнить одного из них. Тёмно-серый сюртук с золотистыми застёжками выглядывал из-под чёрного, переливающегося цветами ночи, плаща. На поясе висела сабля. Он был готов вмешаться в любой момент, если вдруг спор перерастёт в битву.

Юноши же были одновременно и очень похожи, и отличались друг от друга как солнце и луна.

– Я ещё раз повторяю – это очень тяжело реализуемая затея! Ты как себе представляешь, перетянуть через портал целый дворец? Почему нельзя захватить уже существующую крепость, а потом отстроиться заново? – юноша очень бледного, болезненного вида, с короткими серебристо-серыми волосами, среди которых проглядывали чёрные пряди, будто на его макушку выплеснули пузырёк чернил, с нескрываемой неприязнью, и даже злобой глядел на оппонента. Левую руку он засунул в карман длинной кожаной куртки, с вертикальными прорезями вдоль спины. Правой же вцепился в рукоять меча с такой силой, будто пыталась выжать из неё воду.

– Что я слышу? Наследник Интернитаса боится не справиться с такой простой задачей, даже с поддержкой лучших магов Вечного Леса? Струсил? – юноша с длинными прямыми волосами пшеничного цвета, которые на солнце отливали золотом, смотрел на первого с неприкрытым презрением. Диадема на его голове вторила той, что носила женщина, но при этом держалась на затылке и висках, оставляя открытым высокий лоб. Переплетения декоративных ветвей перекликались с навершием посоха, который он держал в руке. Узоры на его светлой зелёной мантии повторяли платье спутницы.

– То есть попытка убедиться, что после того как я потрачу немыслимое количество энергии на поддержание портала, скорее всего, израсходовав при этом силы всех ваших магов, которые вы любезно согласились предоставить, нас на этом конце не зарубит взбесившийся от такой наглости демиург – это трусость? – тёмный начал закипать, и чтобы успокоиться, стал прохаживаться вдоль берега озера. Он с трудом держал себя в руках от раздражения и усталости, и не обращал внимания, что вода пошла рябью от исходящих от него неконтролируемых магических потоков.

– А бежать из мира, который разваливается на части, вместо того чтобы попытаться его сохранить – это в порядке вещей? И оставить в погибающем юниверсуме большую часть населения – это тоже нормально. Пускай подыхают все вместе, но чуть попозже… – сероволосого начинало трясти от ярости. – Поправь меня, если я вдруг что-то путаю… Но мы бежим как крысы с тонущего корабля, даже не убедившись толком, что он действительно тонет, – мальки и земноводные, находящиеся рядом с берегом, поспешили в глубь озера, так как прибрежное пространство стремительно нагревалось.