– Вот оно наше Подмосковье, – явно довольный произведенным эффектом, приосанился полицмейстер. – Город построен под сводами старой каменоломни, выработка ее началась еще при закладке первых каменных московских стен, а может и раньше. Так что к нашей большой гордости наличествует некоторая преемственность с древней столицей.

– Так это все вы построили? – округлил глаза Илья. – Как? А главное, зачем?

– Давайте пройдемся, с превеликим удовольствием вам, Илья Сергеевич, поведаю историю наших предков. Мы к своим корням относимся весьма трепетно и, в отличие от соотечественников на поверхности, однозначно, – Тимофей Игнатьевич указал рукой путь, и они медленно пошли по тротуару.

– В начале 1920-х, – начал полицмейстер, – всем уже стало понятно, что Белая армия, как последняя надежда свободной России, окончательно проиграла, скорбно рассеялась по миру и больше к нам на выручку не придет. Вслед за армией восвояси отплыли и «философские» пароходы. Страна осиротела, потеряла свой «цвет» и поблекла… Первоначальная энергия от тектонических сдвигов истории, которой заряжались тогда многие буйные головы, улетучилась. Когда все прозрели, конечно, было слишком поздно… Экономический потенциал, обеспеченный еще старым Царским режимом, постепенно иссяк. Страна стояла на грани жесточайшего голода. Прикрываясь революционными байками, разнузданная чернь растаскивала последнее. Столько мерзости и дряни наружу вылезло, сколько доселе никогда не встречалось в русских людях. По городам и деревням рыскали кровожадные пьяные банды, жестоко подавлялись любые восстания против произвола новоявленной советской власти. Страна погрузилась в пучину насилия, наступила долгая беспросветная ночь…

– Лидия Михайловна! – внезапно воскликнул полицмейстер, увидев перед собой знакомую – изящную высокую женщину, светлые кудри которой выбивались из-под украшенной яркими красными цветами элегантной шляпки, – мое почтение!

– Тимофей Игнатьевич, – сдержанно кивнула та, не сводя глаз с Ильи. – А это, я так понимаю, наш гость, о котором молва по всей округе?

– Он самый! Провожу вот небольшую экскурсию для Ильи Сергеевича, – явно гордясь своей ролью, расплылся в улыбке полицмейстер.

– Что же, рада знакомству, Илья Сергеевич, – женщина подала ему руку в ажурной белой перчатке. Илья аккуратно пожал, едва касаясь ее тонких длинных пальцев.

– Заходите к нам с дочерью пообедать, как будет время. Или же когда устанете от бубнежа господина полицмейстера, – женщина рассмеялась, отворила маленькую резную калитку и вошла во двор своего дома с мезонином, украшенного теми же ярко красными цветами, что и ее шляпка.

Полицмейстер долго смотрел на удаляющуюся фигуру Лидии Михайловны.

– Красивая, – нарушил тишину Илья.

– Не то слово, друг мой, не то слово, – вздохнул Тимофей Игнатьевич и деловито откашлялся, – на чем я остановился?

– Пучина насилия, беспросветная ночь…

– Да-да, – пригладил бороду полицмейстер, собираясь с мыслями, – в общем, всякому приличному человеку жить в новой советской России становилось все опаснее. В ответ на вопиющие бесчинства власти в городе стали устраиваться подпольные кружки, ставившие своей целью свержение варварского режима. Правда, были они немногочисленны, ресурсами располагали весьма скромными, да и раскрывали их по доносам регулярно, жестоко расправляясь со всеми участниками. Одним из таких кружков руководил тогда молодой князь Петр Кириллович Воронцов, наследник известного промышленника и мецената, опочившего еще до Первой мировой, Царство ему небесное… Членами сего тайного общества числились в основном жившие инкогнито офицеры из бывших, юнкера и студенты. Получив от надежного человека предостережение о скором разоблачении всего предприятия, князь предложил соратникам укрыться на время в старой заброшенной каменоломне неподалеку от разграбленного семейного имения. Добравшись до штольни, они обнаружили там с полсотни крестьян и горожан, сбежавшихся со всей округи…

– И они это все своими руками построили? – слушая полицмейстера, Илья с изумлением разглядывал аккуратные каменные дома, красиво разбитые в их дворах клумбы и резные колонны с растительными модернистскими узорами, подпиравшие громадные своды пещеры.

– Не сразу, конечно, – улыбнулся Тимофей Игнатьевич, – много времени и труда потребовалось, но русскому человеку любые свершения под силу, если его не неволить. В начале разведали все ходы и ответвления пещеры. Расчистили, обустроили, обточили стены и укрепили своды. Лишние рукава завалили, оставив лишь несколько укромных лазов на поверхность. Слава Богу, с водой проблем не было, здесь бьют обильные ключи, а вот с едой – туго. Провиант по первости скрытно покупали или обменивали в окрестных деревнях, потом устроили тайные огороды на полянах в ближайшем лесу, ферму свою даже завели.

– И что же получается, – прервал полицмейстера Илья, – вот уже сто лет здесь живут люди и не выходят на поверхность?

– Ну почему же не выходят, выходят, – Тимофей Игнатьевич расправил усы, достал из кисета туго набитую папиросу и закурил, – и они тогда при необходимости на поверхность поднимались, и мы сейчас. Вы поймите, Илья Сергеевич, все ж в те годы думали, что Советы-то ненадолго, что восстанут люди и сметут все эти Обкомы к чертовой матери. Но когда Сталин к власти пришел и террором своим народ окончательно поработил, надежды угасли. Поняли наши деды тогда, что наверх им путь заказан. Выйдешь и одна тебе дорога – к стенке. Стали думать, как более основательно здесь обживаться. Начали в город тайно отправлять разведчиков. Переманивали к себе инженеров, профессоров, кто в живых остался, скрытно искали по всей Москве людей сведущих в строительстве, медицине, образовании, людей порядочных и надежных. Те только рады были сбежать от красного ига, пусть и во мрак пещеры. Сими трудами в конце тридцатых наша колония обильно, конечно, приросла. Правда, ненадолго. Как война началась, много наших «подмосковных» воевать пошли с немцами. Родина все же, у каждого сердце разрывалось. Но никто не вернулся. Уж не знаем, на войне ли погибли, в советских лагерях ли, а может и наверху остались, нашу тайну никому не выдав.

– Значит, вы потомки тех первых поселенцев? Вы, врачи в больнице, все эти люди на улице уже здесь родились? – Илья остановился у роскошной ажурной ограды церкви.

– В основном, да, если не считать пары человек, попавших к нам в конце девяностых, – полицмейстер затушил сигарету, достал из кармана небольшую металлическую коробочку, положил в нее окурок и убрал обратно в карман. – Однако мы почти на месте, – Тимофей Игнатьевич указал рукой на стоящий неподалеку от церкви белоснежный дом с портиком и колоннами, увитыми плющом.

Илья и полицмейстер прошли в ворота роскошной усадьбы.

– Здесь живет внук того самого князя Воронцова, Алексей Николаевич – наш почетный градоначальник, – полицмейстер поправил мундир, поднялся на крыльцо и постучал.

В доме послышались торопливые шаги и дверь стремительно распахнула девушка лет двадцати пяти, одетая в легкое летнее платье современного кроя, какие Илья часто мог бы встретить на юных столичных дамах, если бы обращал на их туалет внимание. Лучистые глаза ее, горящие любопытством, уставились на Илью. Она широко улыбнулась и смущенно убрала за ушко прядь волнистых спадающих до плеч волос.

– Мы к князю Алексею Николаевичу, – сконфузившись от вида оголенных плеч девушки, Тимофей Игнатьевич потупил взгляд.

– Да-да, проходите, – опомнилась она, смешно округлив глаза, – вас все уже заждались.

Гости вошли в дом и вслед за хозяйкой, украдкой поправляющей, видимо, непривычно короткое платье, направились в гостиную. Там за большим накрытым столом элегантно восседали высшие чины «Подмосковья».

– Господа, позвольте представить вам Илью Сергеевича Ладожского, – полицмейстер дружески положил руку Илье на плечо.

– Всем привет, – улыбнулся тот и весело помахал присутствующим. Приключение становилось все более увлекательным.