– Попроси у Гаспара, он как раз ими занимался, когда я уходила.

– А я-то думал, что вы тут активно роете землю и трудитесь в поте лица. Ведь именно этим вы занимаетесь по пятницам?

Алисия отложила роман и посмотрела на собеседника в упор.

– Я похожа на Гаспара, детектив Уайт?

– Да что с тобой такое? – развел руками Лоуренс. – Не с той ноги встала? Не успела накормить кошек? Или злишься из-за того, что пришлось выйти на работу в пятницу? Я бы не прочь коротать рабочие пятницы за стаканчиком апельсинового сока.

– Благодаря вашему коллеге спать я не ложилась, потому что мне пришлось самостоятельно разбираться с документами для отдела криминалистической экспертизы. Стажеры-новички очень хотели мне помочь, но навыков им не хватало. Если на этом у вас все, детектив Уайт, прошу извинить. За моей спиной несколько часов напряженной работы, и я хочу насладиться своим перерывом.

***

Забрав у Гаспара документы и вернувшись к себе, Лоуренс позвонил в отдел судебной медицины для того, чтобы узнать о начале вскрытия, ответа не дождался (чего и следовало ожидать – патологоанатомы в пятницу являлись часам к десяти, если не позже) и решил просмотреть отчет с места преступления. С полчаса он изучал листы, отпечатанные Алисией Кантер, пытаясь разобраться, какой же интерес в этом обнаружат ребята из отдела нравов, а потом поднял телефонную трубку набрал домашний номер Рэя.

– Да, – ответил сонный голос после шести гудков. – Кем бы вы ни были, идите нахер. Позвоните утром.

– Уже утро, мужик.

– Идите нахер. Позвоните вечером. А лучше не звоните вообще.

Детектив Уайт прижал трубку к уху плечом и порылся в лежавших на столе бумагах в поисках сигаретной пачки.

– По ходу, ты вчера здорово набрался, а?

– Не твое дело. И, кажется, я уже сказал…

– … да-да, я понял, куда мне нужно идти. Ты хоть нормально себя чувствуешь? Есть, кому принести водички?

– Разумеется, моя Вики всегда рядом. Вики! Куда ты запропастилась? Я жду свой кофе. А где твоя одежда? Нет, только не говори, что ты успела одеться. И сигареты забрала. Вот черт. Если ты прячешься на кухне, лучше бы тебе явиться в спальню, да побыстрее, иначе я разозлюсь. Я серьезно, Вики. Я хочу кофе, и покрепче. Ну ладно, стакан воды тоже сойдет. Вики! Черт.

Рэй тяжело вздохнул, и в трубке послышался щелчок зажигалки.

– Эта стерва оставила мне пачку с одной-единственной сигаретой, представь себе, Уайт.

– Представляю, мужик, и искренне тебе сочувствую. Попробуй встать и выпить апельсинового сока. Мне от похмелья всегда помогает.

– Откуда я возьму хреновы апельсины? Я не уверен, что у меня и кофе есть. А какой сегодня день?

– Пятница, четвертое ноября 1989 года, двадцатый век. Мы в Треверберге. Напомнить тебе твой адрес?

– Очень смешно. – В трубке что-то зашуршало – должно быть, Рэй выбрался из кровати. Через пару минут Лоуренс услышал скрип открываемой двери и дребезжание холодильника. – Слушай, Уайт, мне приснился идиотский сон. Будто дежурный попросил меня приехать в лав-отель «Фиолетовое солнце» и глянуть на какие-то трупы. Я явился туда пьяный в стельку и поругался со светловолосой детектившей. Помнится, она даже пригрозила, что пожалуется Мэю. Боги, ну что за дурь. Да еще такая реальная.

Детектив Уайт закрыл глаза и прижал ладонь ко лбу.

– Теперь я понимаю, почему тебя искал Мэй.

– Да? А почему он меня искал?

– А еще я понимаю, почему Алисия говорила со мной так, будто я в течение года мучил голодом ее кошек.

– Ты вообще о чем, Лоуренс? Апельсиновый сок! Наверное, Вики постаралась. Так уж и быть, прощу ей молчаливый уход. К слову, вчера она спала как бревно, хотя обещала ждать меня мокрой и горячей. Так о чем ты?

– О том, что тебе удалось совершить невозможное, мужик – разозлить детектива Алисию Кантер.

– Кто такая Алисия Кантер?

– Светловолосая детективша, с которой ты поругался вчера в лав-отеле «Фиолетовое солнце».

Рэй помолчал, осмысливая услышанное.

– Хочешь сказать, что мне это не приснилось? Да нет, Лоуренс. Я бы так не поступил. Я с трудом стоял на ногах – и уж точно не явился бы в таком виде на место преступления. Верно, Лоуренс? Не молчи, я чувствую себя покинутым и одиноким.

– Пора бы тебе завязывать с выпивкой.

– Да что ты? Поговорим, когда ты перестанешь глотать любую дурь, которую видишь на своем пути.

– Это удар ниже пояса, мужик. Дурь нужна мне для того, чтобы выжить.

– А мне для того, чтобы выжить, нужна хренова пачка сигарет! И крепкий кофе. И немного еды. Мой холодильник напоминает опустевшую после средневековой эпидемии чумы Европу. Перестань читать нотации и привези что-нибудь пожрать.

Шестидесятые годы двадцатого века

Европа

Мужчина положил в ванну еще один пакет со льдом, выпрямился и, поморщившись, потер ладонью поясницу.

– От этих упражнений у меня разболелась спина, – сказал он с упреком. – Зимой я и без того мучаюсь от болей в спине! Или ты забыла?

– Я помню, мой господин. Я не хотела…

– Разумеется, ты не хотела. Ты проглотила с десяток порций снотворного порошка потому, что у тебя бессонница. И вовсе не потому, что намеревалась меня разозлить.

Она обхватила колени руками и сжалась. Не от холода – еще полчаса назад он обжигал, а теперь вода казалась почти приятной – не от страха и даже не от приступов тошноты, которые до сих пор скручивали желудок. Она смотрела на свои волосы. Длинные темно-рыжие пряди, облепившие плечи и струившиеся по поверхности воды. Похожи на змей. На змей, чьи укусы смертельно ядовиты. Она всегда гордилась своими волосами. Не стригла их, не красила, редко заплетала, боясь, что ленты могут им повредить. Женщины завидовали ее волосам. Они нравились мужчинам. Кто бы мог подумать, что один из этих мужчин сначала отнимет у нее свободу, потом – жизнь, а потом – и право на смерть. Ручные ядовитые змеи обратились против своей хозяйки. Она зажмурилась и опустила голову, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Ей нельзя плакать. Сегодня она и так расстроила господина своим отвратительным проступком. Как она могла даже подумать о том, чтобы лишить себя жизни? Неужели хотела причинить ему боль? Заставить его страдать?

– Я виновата, мой господин. Я сожалею.

– Пустые слова. Твои губы произносят их, а думаешь ты о другом. Если бы ты искренне сожалела о содеянном, то смотрела бы мне в глаза. Человеческая жизнь священна. Ни у кого нет права ее отнимать. Даже если это твоя собственная жизнь. Разве у тебя нет причин для того, чтобы жить? Разве ты пленница, которую приковали кандалами в крохотной комнате? Я даю тебе недостаточно свободы? Лишаю пищи? Может, ты думаешь, что я не люблю тебя?

Слезы сдавили горло, и она всхлипнула, поднеся ладонь к губам. Мужчина размахнулся и ударил ее по лицу.

– Значит, ты все-таки сомневаешься в моей любви?! Я мог оставить тебя умирать там, в спальне, и сделать вид, что ничего не произошло! Мог сказать полиции, что привел домой шлюху, и она отравилась принесенным ей же дешевым кокаином, а помощь не подоспела вовремя! Но я поступил иначе. Так, как сделал бы на моем месте любой мужчина, который дорожит своей женщиной и боится ее потерять. Я помог тебе. И вот чем ты платишь мне за доброту. Слезами и сомнениями в искренности моих чувств!

– Я плачу от радости, мой господин. Я слабая женщина, и мне повезло, что я встретила тебя. Я обязана тебе жизнью.

Мужчина тепло улыбнулся и погладил ее по щеке, убирая растрепавшиеся пряди.

– Разумеется, тебе повезло. Ты не только слаба, но и глупа, и не можешь распоряжаться своей судьбой. Только представь, что бы было, если бы мы не встретились. Ты бы закончила жизнь в дешевом притоне для наркоманов, в ночлежке для бездомных. А, может, умерла бы где-нибудь в подворотне зимой. Но теперь ты можешь не волноваться – я рядом. Я за тобой присмотрю. А все потому, что я люблю тебя, милая. Ты самый ценный подарок, который мне когда-либо преподносила судьба. – Он глянул на остатки льда, плававшие на поверхности воды, и поднял брови. На его лице появилось выражение искреннего удивления. – Дорогая, это никуда не годится. Ты же вся дрожишь! Я принесу тебе полотенце и распоряжусь, чтобы нам подали ужин.