Раздался стук и дверь, не дожидаясь ответа, отворили. На пороге стоял вервольф в форме стражника.

— Вас вызывают для суда.

— Уже? — удивился я. — Ведь назначено было на завтра.

— Совет передумал. — Стражник обвел нас неприязненным взглядом. — Выходите.

Я вздохнул и поплелся к выходу. Что-то мне подсказывало, хорошим это не закончится.

Здание суда представляло собой широкий деревянный дом в центре города. Я смутно вспомнил, что даже пару раз проходил мимо него, но не обращал внимания. Над массивными дверями красовалось старательно нарисованное изображение весов. Вот уж не ожидал, что оборотни почитают тот же символ справедливости, что и люди.

Внутрь нас не то чтобы втолкнули, но и на вежливое сопровождение это не походило. Казалось, злобно зыркающие на нас стражники только и ждут повода, чтобы выразить пленникам все, что о них думают, возможно, с применением дубинок. Пару раз мне даже явно специально наступили на ногу, но я решил не обращать внимания. Вестись на провокации всяких блохастых щенков ниже моего достоинства. Когда весь этот балаган закончится, они у меня еще получат.

Небольшой коридор окончился массивной дверью, за которой нам открылся зал суда. Внутри уже практически все собрались. Мы прошли вдоль ряда кресел, очевидно, предназначенных для зрителей, которую на сей раз занимала элита клана. Впереди сидел хмурый Трой рядом с похожим на него плечистым вервольфом. Похоже, это второй сын Йогара, еще один из многочисленных кузенов Анны. Третье кресло рядом с ними пустовало — молодого Дорйона на заседание не позвали.

Тут же были и члены Совета, и еще какие-то оборотни, мне незнакомые. Койр удостоил нас лишь одним мимолетным взглядом и брезгливо отвернулся. Вид у него был такой, словно даже посмотрев на нас дольше двух секунд он стал чувствовать себя запачканным. Рядом сидели два молодых члена Совета, имен которых я не запомнил, и погрустневший Август. Увидев нас, старик ободряюще кивнул, но вышло неубедительно. Чтобы ни было причиной досрочного созыва суда, ситуация наша из-за этого явно ухудшилась. Хотя нельзя сказать, что и до этого она мне очень нравилась.

Больше зрителей не было — похоже, посторонних на заседание не допустили.

В конце зала, как и положено, стоял судейский стол, по бокам от которого расположились две пустующие пока трибуны. Для адвоката и прокурора, решил я. Рядом с одной из них у стены стояла скамья подсудимых. Никакой клетки, обязательной в моем мире, вокруг нее не было, что меня порадовало. Между зрителями и судейским столом стояла еще одна трибуна, на этот раз для свидетелей.

Еще один ряд кресел стоял с правого бока — присяжные, которые будут решать нашу судьбу. Шесть оборотней, четверо мужчин и две женщины. Смотрели они на нас недружелюбно.

Судьей был пожилой вервольф, мне незнакомый. Парика у него и правда не было, и вообще отличала его от других лишь темная мантия и лежащий на столе молоток.

На скамье подсудимых одиноко сидели Федор и второй наш охранник. Вроде, Григорий, а может, и нет, имени его я так и не выучил. Увидев нас, предположительный Григорий коротко кивнул в знак приветствия, Федор отвел глаза. Должно быть, бедняга думает, что мы тоже верим в его виновность. Вид у него был измученный и жалкий, как будто за эти несколько дней из него вытрясли всю душу. Впрочем, думаю, так оно и было. Если окажется, что его пытали, найду тех, кто это делал, и хвосты поотрываю, клянусь золотой шахтой.

Мы уселись рядом с ними. Скамья была словно специально сделана так, чтобы доставить максимальный дискомфорт. Слишком жесткая, слишком узкая, слишком низкая — все в ней было слишком. Ну и стояла она не в том месте, где мне хотелось бы. Я бы предпочел скамью где-нибудь на берегу океана, овеваемую легким ветерком и вкопанную в песок, и никаких судей и стражников рядом. В этом случае она могла бы быть даже с гвоздями.

Задница тут же заявила, что ей неудобно и вообще подобное обращение недостойно благородного дворянина, но я отклонил ее протест. Есть у нас проблемы и поважнее.

Еще несколько вервольфов стояли по периметру зала. Похоже, охранники. Больше никого не было.

Как только мы уселись, воцарилась тишина. Судья откашлялся, встал и стукнул молотком. Никаких «суд идет», никаких официальных речей, заседание открыла простая фраза: «Начинаем». В лесу не слишком-то уважали официоз.

— Подданные Российской Империи, люди Виктор Лазарев, Федор Кузнецов и Григорий Монин и вервольф-ренегатка Анна Блэйд обвиняются в преступлении, совершенном на нашей земле, — зачитал судья по бумажке, близоруко щурясь. — В преступном сговоре они попытались отравить Йогара Блэйда, главу клана, что чуть было не стоило ему жизни. Более того, они посмели сделать это в Праздник Плодородия, священный день для всех нас.

По немногочисленным рядам собравшихся прошел возмущенный гул. Похоже, подобное святотатство возмущало их чуть ли не больше, чем сам факт отравления

— Сразу же после покушения у Федора Кузнецова обнаружили пустой флакон с ядом, — продолжал судья. — На основании этого клан выдвигает обвинение против подданных Империи и требует приговорить их к смерти. Есть желающие поддержать обвинение?

— Есть, — тут же с мерзкой улыбочкой поднялся Койр и прошел за трибуну обвинителя. Кто бы сомневался.

— А адвокат у нас будет? Что-то я его не вижу, — запоздало шепнул я Анне.

Та удивленно выгнула бровь.

— Разумеется, нет. Наш народ привык сам защищать себя и в бою, и в споре. Если вервольф на это не способен, зачем вообще матери-земле его носить? Но каждый из присутствующих волен сказать слово в нашу защиту. Как и в обвинение, что Койр только что сделал.

— Кто-то желает выступить в защиту? — подтвердил правоту ее слов судья.

Август, кряхтя, поднялся с кресла. Ободряюще нам кивнул и прошел за противоположную трибуну. Ну хоть кто-то здесь за нас.

— Прекрасно, — судья кивнул. — Итак, обвинителем выступает Койр Йордамор, защитником — Август Зохом.

— А кто у нас истец? — шепнул я Анне, за что заработал неодобрительный взгляд судьи.

— Тебе же сказали — клан. Мы же не за хвост кого-то подергали, нас обвиняют в преступлении против всего леса.

— Не разговаривать на скамье подсудимых, — осадил нас судья, выискивая на столе очередной листок. — Приступаем к вызову свидетелей.

— И нас даже не спросят, признаем ли мы обвинение? — снова удивился я.

— Зачем? — в свою очередь удивилась Анна. — Какой же дурак такое признает?

Да, действительно.

— Тихо! — рявкнул судья, явно теряя терпение. — Подсудимые, молчать.

Я покорно умолк, тем более сказать было особо нечего.

— Пригласите свидетеля Йомунда.

Отворилась дверь, и в зал вошел молодой вервольф. Поспешно прошел за кафедру и быстро оглядел собравшихся. Вид у него был испуганный: он явно никогда не видел столько высокопоставленных лиц разом и уж тем более не выступал перед ними.

— Я был там, — начал он, запинаясь и нервно оглядываясь. — Сидел недалеко от главы. И от господина Койра, — уважительный кивок в сторону старика. — Подошел этот, — вервольф ткнул пальцем в Федора, — что-то сказал главе и ушел обратно. А потом Йогар вдруг упал на землю. Все начали кричать, подбежала охрана, я больше толком ничего и не видел. Но этот, — еще один крайне невежливый тычок пальцем, — там точно был, клянусь богиней.

— Федор Кузнецов, вы желаете сказать что-нибудь в свою защиту? — спросил судья.

Федор поднял на него глаза, лоб прорезала морщина. Почти уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова опустил взгляд и только помотал головой. Бедняга. Что тут скажешь в ответ на подобные обвинения? Тем более, похоже, он действительно там был, а флакон с ядом ему подкинули. Вот только вряд ли в такую историю кто-нибудь поверит.

Следом вызвали еще несколько оборотней, которые тоже видели, как Федор подходил к Йогару и чем это закончилось. Все смотрели на нас враждебно и твердили одно и то же: подошел, что-то сказал, через пару минут глава рухнул, как подкошенный. После них очередь дошла до охранников главы, скрутивших Федора и обнаруживших у него в кармане флакон с ядом. Я с трудом удержался от комментария, что, раз прохлопали покушение на своего господина, охранники они так себе.