Ее мозг бомбардировали мысли: «Не может быть… Но что, если Галочка всё же права? Что, если это нечто большее, чем вежливый интерес к клиентке? Что, если симпатия правда есть?»

И тут перед ее взором предстала настоящая мастерская художника. Помещение было просторным, с высоким потолком и рядом окон наверху. Похоже, раньше здесь размещалось какое-то производство.

Катя увидела несколько мольбертов, картины на стенах, всевозможные краски и кисти на столах, что стояли у стены. А потом перевела взгляд и увидела главный элемент — высокую черноволосую женщину с родимым пятном в форме сердечка на лбу. На вид ей было около пятидесяти.

Волосы женщина убрала наверх и воспользовалась одной из кисточек вместо палочки для волос — та торчала пушистой кисточкой над головой, словно антенна. Довершали образ джинсы с потертостями и серо-буро-малиновая футболка. Точнее, когда-то она, похоже, была белой, но давно служила то ли полотенцем, то ли плацдармом для экспериментов — на это намекали следы пальцев по всей поверхности.

— А вот и наша звездочка! — радостно сообщил Роман и легонько подтолкнул Катю вперед. И было в этом движении что-то такое… странное… нежность? — Знакомьтесь. Это Мария Петровна, лучший учитель всех времен и народов, а по совместительству отличный художник. Это ее мастерская. А это Катя, которая «ну совсем не творческая личность».

— Я так рада, так рада знакомству! Катя, зовите меня просто Марией! — всплеснула руками художница. — Я помню тот рисунок, отлично помню. У вас дар, милочка. Где вы учились рисовать?

— Я… Э-э-э… — Катя растерянно переводила взгляд с Романа на Марию. — Нигде?

Мария прищурилась, недоверчиво посмотрела на Катю, а потом расцвела.

— Значит, неограненный алмаз. Я могу стать вашим проводником, если хотите.

Кате казалось, будто от художницы исходили разноцветные волны энергии, да что там — она вся словно светилась изнутри, обволакивала и нежно манила.

«То есть Роман показал ей мой рисунок до того, как отдал мне? Да ну, наверное, просто сговорился с ней, а она подыгрывает. И таланта у меня никакого и нет…»

Память тут же услужливо подсунула давнее воспоминание.

— Мама, я хочу быть художником! — Двенадцатилетняя Катя пританцовывая подбежала к матери и протянула листок с рисунком. Она старательно нарисовала карандашом персонажа из своего любимого мультфильма «Сейлормун».

Мама одарила листок секундным взглядом, а потом отодвинула его от себя, брезгливо поморщившись.

— Ну и что ты будешь зарабатывать как художник, а? Копейки? И питаться хлебом и водой? Пробиваются лишь единицы, у которых истинный талант. А у тебя, милочка, его точно нет, неужели сама не видишь? Лучше убери эти каракули-маракули и никому никогда не показывай. Не позорься.

Катя понуро опустила голову, схватила рисунок и, всхлипывая, поплелась к себе в комнату, напоследок услышав, как мать зацокала языком:

— Вся в отца, одни бредни в голове. Ни капли таланта, а туда же.

Катя повела плечами — воспоминание было невероятно ярким, а слова матери до сих пор набатом били в голове.

Она открыла рот, чтобы отказаться, и вдруг Мария склонила голову набок.

— Если вы думаете, что я беру вас по протекции, то глубоко заблуждаетесь, Катя. Поверьте, у меня не так много времени, чтобы тратить его попусту. Да, не думайте, что вам сразу на выставку, рисунок сырой, исполнение хромает, но суть… суть в том, что у вас однозначно есть талант, и вы зря его не развивали. Вот вам моя визитка, давайте созвонимся завтра и обговорим детали. Ну что, по рукам?

Мария Петровна протянула руку Кате, и Катя ее пожала, всё еще не веря в происходящее. Какая-то часть ее словно проснулась, робко высунулась наружу, пробилась, как растение в асфальте.

«А возьму и попробую!» — решила она.

Они попрощались и вышли из художественной мастерской. А будущая ученица будто до сих пор чувствовала теплое рукопожатие. Повернула руку ладонью вверх и увидела крохотное оранжевое пятнышко краски.

«Скоро мои руки часто будут в краске…» Почему-то эта мысль приятно согрела. По телу расплылось приятное окутывающее тепло — такое, какое бывает, когда возвращаешься в родное любимое место, где давно не был.

— Катя? — вдруг раздался голос сбоку.

Она вздрогнула. Так задумалась о рисовании, что забыла обо всем.

— Да? — с улыбкой отозвалась и тут же посмотрела на причину своей улыбки, Романа.

— Это не всё. Нужно заехать еще кое-куда.

*Эллочка-людоедка — персонаж сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев». Словарь Эллочки-людоедки составлял тридцать слов, но ими она могла выразить практически любую свою мысль.

Катя искоса поглядывала на Романа и гадала: куда он ее везет?

А тот полностью сосредоточился на дороге, крепко сжав руль, при этом вел с ней светскую беседу обо всем и ни о чем.

Катя восхищалась таким умением, ведь сама-то с детства искренне верила: говорить нужно только по делу, а в остальных случаях — не отсвечивать. Вот и привыкла, и теперь при знакомстве с людьми, да и не только при знакомстве, всё больше молчала да слушала.

«Молчи, может, за умную сойдешь!» — помнила она мамин завет и практически беспрекословно ему следовала.

Но Роман разговаривал так легко, так непринужденно, будто окончил курсы-говорильню. «Вот бы и мне так…» — вздохнула Катя про себя. Такой навык казался ей чем-то вроде умения небожителя, не меньше.

Минут через пятнадцать она вдруг услышала мелодию телефона.

Достала мобильный из сумки и взглянула на экран. Но нет, это звонили Амурцеву.

Ее глаза тут же полезли на лоб: вот так сюрприз! Уж чего-чего, а услышать такую редкую мелодию под названием Lady Labyrinth Катя не ожидала. Вернее, не ожидала, что Роману она тоже нравилась — иначе зачем ставить ее на телефон? А если еще точнее, не ожидала, что ее Купидон вообще подозревал о существовании Людовико Эйнауди, автора этой композиции.

Роман тем временем выслушал кого-то, помрачнел и коротко отрезал:

— Понял, буду.

Повернулся к ней и, разочарованно вздохнув, выдал:

— Катя, я прошу прощения, но второй пункт нашей поездки отменяется. Хотя нет, не отменяется, просто переносится на время.

И тут же, пресекая любые возражения, добавил:

— Я отвезу вас домой.

Желание узнать, кто же ему звонил, немилосердно мучило, но Катя стойко держалась. Она Амурцеву никто, и права спрашивать о таком у нее попросту нет.

Она насупилась и отвернулась к окну, и тут Роман засыпал ее вопросами:

— Кстати, а как вам танцы? Понравилось? Что думаете? Какой танец выбрали?

И Катины глаза тут же загорелись.

— Вы знаете, я когда туда в первый раз шла, пару раз чуть домой не повернула!

— Но-но-но! — беззлобно пожурил ее Роман. — Разве можно такую грацию прятать?

Катя тут же почувствовала, как загорели ее уши от такого будто бы вскользь сказанного комплимента.

— В общем, я на аргентинском танго остановилась. Уже два занятия было. Роман, вы себе не представляете, насколько там доброжелательные люди! Мне очень, очень понравилось! А если бы не вы, я б и не узнала о таком. Спасибо!

Она искренне и от всей души поблагодарила своего Купидона, вложив в это нехитрое слово весь спектр эмоций, которые испытывала: восторг, волнение и, конечно же, радость.

— Нет, вы не подумайте, я там среди тех, кто ходит давно, выглядела той еще коровой на льду, — засмеялась сама над собой Катя. — И в первый раз вообще у стенки простояла. И Дитмар Валентинович, наш преподаватель, не настаивал. Зато во второй раз встал со мной в пару сам, подумать только!

Роман улыбнулся ей:

— Значит, вы в надежных руках.

— Вот и он мне так сказал, — хихикнула Катя. — А еще сказал, что через несколько месяцев смогу принять участие в танцевальной вечеринке. Вот это номер! Я — и на танцевальной вечеринке!

— Раз Дитмар Валентинович так сказал, Катя, значит, сможете. Он слов на ветер не бросает, — загадочно отозвался Роман.