Но Катя словно предугадала его маневр. Быстро двинулась к креслу и через десять секунд уже сидела.

Роман вздохнул про себя. Ему ничего не оставалось, как занять свое место.

— Екатерина, — начал он. — Я хотел бы перед вами извиниться. Мои слова могли показаться вам грубыми… Точнее, они такими и были. Мне стоило быть более вежливым.

— И вы меня простите, Роман, за то что выставила вас за дверь. Это было очень некрасиво с моей стороны.

«О да, такой позорный от ворот поворот я вряд ли когда-нибудь смогу забыть».

— Начнем заново? — широко улыбнулся Амурцев, и Катя застыла на несколько секунд.

Потом слегка тряхнула головой и кивнула.

— В общем, я… — робко начала она, — на всё готова. Только найдите мне подходящего мужчину.

«Нашел, Карамелька. Уже нашел. Вот он я, прямо перед тобой!» — хотел прокричать Роман, но вслух, конечно же, сказал совсем другое:

— Всенепременно, Катя, всенепременно. Кстати, вы позволите называть себя Катей или лучше Екатериной?

Ей действительно больше подходила Катя. Екатерина виделась ему суровой, монументальной, а Карамелька совсем не такая.

И тут она улыбнулась:

— Позволю. Мне и самой Катя нравится больше. Роман, а что от меня требуется? Что мне нужно делать? Я готова!

Она вздернула подбородок и замерла с решительным видом.

Роман испытал непреодолимое желание встать и сграбастать решительную Катюшу в объятия, но лишь поерзал в кресле и заявил:

— Для начала давайте побеседуем. Может, расскажете о себе? Да, вы заполняли анкету, но живую беседу ничто не заменит.

— Я… эээ… ну… — Катя отвела взгляд. — Простите, но когда меня просят рассказать о себе, у меня будто тумблер в голове срабатывает, и становится пусто-пусто. Я обычная девушка, работаю бухгалтером, мне тридцать два, у меня есть кот. Что еще вы хотите знать?

И замолчала.

«М-да, негусто». Но Роман привык выуживать нужную информацию, поэтому поспешил успокоить Карамельку:

— Не переживайте так. Скажу больше, у многих такая же проблема, когда речь заходит о рассказе про себя.

И развел руками.

— Можно и не рассказывать. Хотите, порисуем? Проективные методики тоже очень хороши, если нужно поисследовать личность.

Кажется, Катя смутилась еще больше.

— Я не рисую… Да и вообще, совсем не творческая личность. Схемы, таблицы и цифры — вот моя стихия. Правда, читать очень люблю. С детства очень много читаю. Роман, а можно кое-что у вас спросить? Только пообещайте ответить честно!

Амурцев вздохнул. Честность он уважал, однако знал, что честные ответы — самые неприятные. Готова ли Карамелька к такому? Но всё же кивнул.

— Вы в нашу первую встречу сказали, что я делаю всё, чтобы мужчины не было в моей жизни. Вы можете пояснить, что конкретно имели в виду?

Этого вопроса Роман боялся больше всего. Как объяснить так, чтобы не обидеть?

Он поправил привычный красный галстук, прокашлялся, помолчал немного. Решил начать с самого очевидного.

— Давайте на примерах. Во-первых, вы не даете мужчинам проявить себя.

— Это как? — не поняла Катя.

— Ну смотрите… Вы зашли, но не дали мне ни помочь с курткой, ни угостить напитком, ни отодвинуть для вас кресло, — начал перечислять Роман, как вдруг Катя его перебила:

— Так вы же не мужчина!

«Что?!»

Челюсть Амурцева совершила незабываемое падение на стол, да так там и осталась.

А потом вверх поползли его брови.

«Приплыли!» — потерял дар речи Роман.

Тут так некстати всплыли слова Регины, произнесенные ею буквально полчаса назад: «Ты самый лучший мужчина».

«Вот это поворот… Да мне же любой гонщик позавидует. Немыслимо быстрый разгон от самого лучшего мужчины до не мужчины».

Амурцев молча переваривал информацию, а Карамелька вдруг густо покраснела.

— Простите, я не то имела в виду…

«Да уж объясни, будь добра!» — проорал про себя Роман.

Это же надо… Такое ему и в страшном сне присниться не могло. Его Карамелька не видит в нем мужчину! И что прикажете с этим делать?

И тут Катя взмахнула руками, сбивчиво заговорила:

— Простите еще раз, Роман, я надеюсь, не обидела вас… Знаете, вот вы когда приходите в больницу к доктору, вы же не воспринимаете его как мужчину. Ну, то есть к женщине-доктору, если речь о вас… Или вот Кокоса я к ветеринару вожу. Так тоже его воспринимаю как доктора. Так и вы… Вы же мой купидон!

Она произнесла последнюю фразу так, будто она сразу всё разъясняла.

«Просто охренеть… — не сдержался Роман. — Мало мне текущих проблем, так теперь еще и это».

Впрочем, он Катю отчасти понимал. У него, к примеру, была другая, но схожая установка: жены, да что там жены — девушки друзей автоматически превращались для него в мебель. То есть он попросту не воспринимал их как женщин. Табу.

Только вот что делать с Катиным табу?

Да, над задачей «завоевать Карамельку», и так не очень легкой, тут же появилась звездочка, прямо как над самыми сложными задачами в учебниках.

Но кто сказал, что будет легко?

Роман вышел из своего кабинета, задумчиво почесывая затылок. Он шел в кабинет к Марку — за дружеским советом. Голова его кипела и готова была вот-вот взорваться.

Во время беседы с Карамелькой Роман оценил еще несколько ее качеств, которые не могла показать ни одна анкета. Катя тонко чувствующая и страстная натура. К тому же очень женственная и сексуальная.

Только вот упаковала это и спрятала под броней рассудительности, фактов и аналитики. И более того — даже не представляла, каким сокровищем являлась.

Роман так задумался, что не заметил, как наступил на что-то, когда обходил стойку секретаря. Опустил взгляд и увидел простой карандаш. Амурцев поднял его и хотел положить на журнальный столик, как вдруг увидел рисунок от руки.

Взял в руки и обомлел: на него смотрела незаконченная копия Тамары Николаевны, выполненная карандашом. Конечно, рисунок не был идеальным, но однозначно с душой.

— Тамара Николаевна, — обратился он к секретарю. — А кто это рисовал?

Та задумалась, но потом ответила:

— Так Плошкина же. Она черкала карандашом что-то до того, как к вам пошла.

«Вот те раз… — в очередной раз за сегодня открыл рот Амурцев. — И она говорит, что не умеет рисовать? Это кто же тебя так запугал, что боишься в своих талантах признаться даже самой себе?»

Роман собирался с этим что-то делать. И не просто что-то, а раскрыть Кате глаза, познакомить ее с истинной собой. Ведь иногда она прорывалась даже сквозь тяжелую броню: к примеру, когда выставила его за дверь. Значит, это более чем возможно, главное — помочь.

Только вот что делать с поиском мужчины для нее? Не мог же он взять и прямо сказать: никакого подбора не будет, он окончен еще до начала, и лучший кандидат тут один — я.

Вскоре он сидел у Лаврова в кабинете и делился последними событиями. Когда дошел до пресловутого «не мужчины», друг в прямом смысле слова заржал как конь. Хлопал себя по коленке, закидывал голову и смеялся, смеялся…

Амурцеву даже захотелось взять черный кофе без сахара, который он пил, и вылить его на голову Марка. Дождавшись, пока тот успокоится, глянул на него исподлобья, буркнул:

— Ну прям обхохочешься! Ты мне лучше скажи, что делать.

— Ромыч, ну ты даешь. Сапожник без сапог! Если бы речь шла о ком угодно, у тебя даже вопроса бы такого не возникло. Так что изменилось?

Роман нахмурился. И правда, что? Да много чего. Он в кои-то веки решительно не желал упускать девушку. Более того, страстно мечтал сделать ее своей — во всех смыслах этого слова. И попросту боялся ошибиться и оттолкнуть от себя Карамельку. Нет уж, он не позволит ей снова его отшить!

— В общем, я бы так сделал, — уверенно заговорил Марк, — сходи с ней на свидание сам. Ну, наплети что-нибудь. Вроде как это для того, чтобы она раскрепостилась, поняла вообще, как это происходит и так далее. Главное тут — не ударить в грязь лицом.