Пришедшая из детской поликлиники патронажная сестра выписала для малютки рецепт на молочную кухню, и мать дала Паше поручение ходить на раздаточный пункт, получать питание для сестренки.

За оставшиеся полтора месяца лета Валентина Андреевна осунулась, под глазами появились синяки. И не только от недосыпа. Павел это заметил.

− Что с глазом? Он тебя бьет? – спросил однажды, поставив три бутылочки кефира на стол.

− Что ты, сынок. Это я в кухне поскользнулась, когда пол мыла, и о батарею ударилась, − ответила Валентина Андреевна, отвернувшись.

Сын не поверил. Но промолчал.

1982 год

Катя училась на отлично, много читала, участвовала в школьных и городских олимпиадах, всегда занимала призовые места. С легкостью давался английский язык. Была гордостью класса и школы. Активисткой.

Поэтому не случайно после четвертого класса Катю Львову наградили путевкой в Артек, куда в августе она и отправилась отдыхать.

На Урале последний летний месяц выдался сухим и жарким. Асфальт плавился под ногами. Жители большого города изнывали от духоты в «муравейниках». Гроза! Была нужна гроза.

Возвращаясь с работы, Лариса Степановна вытащила из почтового ящика весточку от дочери. Писать родителям девочка очень любила. Женщина поднялась в душную квартиру и сразу же распечатала конверт.

«Здравствуйте, мама и папа!

У меня все хорошо, даже замечательно. Здесь так здорово! Везде сады с деревьями и цветами, извилистые дорожки, которые ведут к морю, невероятные корпуса. В нашей палате балкон с видом на Черное море. Такая красота!

Когда приехала, выдали артековскую пионерскую форму: синюю пилотку, белую блузку, голубую юбку.

У меня много друзей. Перед сном болтаем, не можем уснуть. Пионервожатая даже шикает на нас, мы сначала затихаем, притворяемся, что спим, а потом снова шепчемся.

Каждый день проходят мероприятия: линейка, пионербол, концерты. В соревнованиях по плаванию я не участвую. Скоро праздник Нептуна, и мы придумываем сценарий. Скучать не приходится.

Недавно писали на тетрадных листочках свою самую заветную мечту. Вложили пожелания в пустые зеленые бутылки, закупорили пробками и залили воском − пришлось расплавить много свечей. Потом вместе с вожатыми и воспитателем на катере вышли в море и закинули бутылки в воду.

Я загадала: когда вырасту, буду учить детей английскому языку, чтобы школьники всего мира могли писать друг другу письма, дружить, чтобы никогда не было войны.

Мы поем песни, танцуем, рисуем.

А позавчера высаживали кипарисы. Представляете, эти маленькие деревья через десять лет станут выше меня в четыре раза!

Мама, папа, это самое незабываемое лето! Я вас очень люблю. Скоро увидимся.

Кстати, когда ездили на экскурсию, нашла необычную ракушку. Привезу домой в нашу коллекцию. Вам точно понравится.

Целую крепко. Катя».

До возвращения дочери из Артека оставалось семь дней, и Лариса Степановна с мужем решили съездить в N-ск, навестить Евгению Петровну.

− Сделаем сюрприз. Телеграмму не будем маме давать, − сказала супруга.

Они взяли на работе неделю в счет отпуска, собрали небольшой чемодан и купили билеты на ближайший поезд. В полночь вышли на станции. Оставалось только добраться до городка.

− Темнота-то какая, − заметила Лариса. − А звезд на небе, как песчинок в море. Посмотри, Толя!

Муж поднял голову, поправил очки.

− Да, красота и тишина. Отдохнем недельку, потом Катюшку встретим, − огляделся по сторонам.

На перроне Львовы были одни. Возле станционного домика стоял красный «Москвич», в котором кто-то сидел.

− До города довезете? – поинтересовался Анатолий Иванович, постучав по стеклу.

− Конечно. Долетим за полчаса.

Положив вещи в багажник, Катины родители сели на заднее сиденье. Водитель завел мотор. Тронулся.

Дорога от станции до города была километров сорок, не больше. По обеим сторонам глухим забором тянулся лес. Шофер уверенно крутил баранку. Встречных автомобилей не попадалось: поздно. Под монотонность темной ночной дороги Львовы задремали, зная, что скоро будут на месте.

Все произошло мгновенно. Выскочив из-за очередного поворота на огромной скорости, «Москвич» налетел на стоявший на проезжей части груженый лесовоз, габаритные огни которого не горели. Вершины хлыстов деревьев, свисавшие с прицепа, словно острые шиловидные пики пробили лобовое стекло и прошли сквозь машину, изуродовав человеческие тела.

 Водитель и отец Кати погибли сразу. Лариса Степановна была еще жива, когда спустя час приехала скорая, но в приемном покое женское тело накрыли белой больничной простыней. Навсегда.

Девятнадцатого августа над маленьким уральским городом поднялась кровавая заря.

А вечером следующего дня в квартиру Евгении Петровны постучали.

Женщина сидела на диване в тихой уютной комнате и читала свежий номер «Здоровья». Легкий ветерок с форточки едва шевелил белоснежный тюль, прикрывавший окно. Посреди комнаты − круглый стол. Желтая плюшевая скатерть с бахромой. Фарфоровая вазочка с астрами. Конфетница. Мягкий свет от люстры падал на картину Левитана «Золотая осень», которая висела на стене.

 Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Евгения Петровна посмотрела из-под очков на часы с кукушкой. Девятнадцать пятьдесят пять. Убрала журнал в сторону, поднялась.

«Кто бы это?» − она сняла очки и, аккуратно положив их на стол, пошла в прихожую.

Половицы заскрипели под ногами, будто умоляли: «Стой, не ходи!»

Сбросила дверную цепочку и дважды повернула ключ в замке. На лестничной клетке увидела незнакомца в милицейской форме.

− Здравствуйте. Лейтенант Акимов, ваш участковый, − милиционер показал удостоверение. − Вы − гражданка Стоянова Евгения Петровна?

− Да.

− Лариса Степановна Львова − ваша дочь?

Пожилая женщина кивнула. Дальше все, как в тумане…

Родителей Кати хоронили в закрытых гробах. На кладбище поддержать фельдшера пришел почти весь персонал поликлиники. Город маленький, плохие вести разносились быстро. Накрапывал мелкий дождь. Звучали скорбные речи. Музыки не было. И слез у шестидесяти шестилетней женщины тоже. Говорят, так бывает. Ссутулившись от горя, Евгения Петровна молча переносила жестокий удар судьбы. Потеряв в Великую Отечественную мужа, работая в госпитале, она видела смерть. Но то была война. Теперь же не понимала: почему? за что? как жить дальше? На всем белом свете у нее оставалась только одна кровиночка – внучка.

Когда Львовых опустили на два метра, небо разразилось крупными каплями. Евгения Петровна зарыдала.

А вот Катя еще ничего не знала.

Задорная артековская песня разносилась по плацкартному вагону, медленно подъезжавшему к вокзалу уральской столицы. В девичьем многоголосье слышалось звонкое сопрано Кати Львовой.

Несмотря на тучи за окном, настроение у всех было приподнятым. Пионерское лето заканчивалось, но дружба, завязавшаяся на берегу Черного моря, продолжалась. Девочки успевали пожимать друг другу руки и поправлять выбившиеся из косичек прядки. А потом прильнули к стеклам, чтобы увидеть своих родных.

На перроне было многолюдно.

Катя, веселая и загорелая, с нетерпением ждала остановки поезда. Еще несколько мгновений, и она встретится с мамой и папой. Как же она соскучилась! Сколько всего надо рассказать!

Локомотив затормозил, остановился, и проводница открыла, наконец, тамбурные двери. Подхватив чемодан, Катя одной из первых вслед за воспитательницей выскочила из вагона. Огляделась, но родителей почему-то не обнаружила.