Мальчик кашлянул.

− Ты приедешь в следующем году?

− Я бы хотела. Но родители, наверное, опять повезут на юг, раз нынче здесь отдыхаем.

− А я ни разу еще не был на море, − с грустью в голосе сообщил Павлик.

Притихли. Вдруг Катя сорвалась с места, побежала и, обернувшись, крикнула:

− Подожди, я сейчас!

Минут через пять вернулась, прижимая к груди что-то небольшое.

− На! Это тебе. На память.

Она протянула руку, раскрыв кулачок. На ладони лежала песочно-бежевая ракушка размером не больше детского сердечка. Маленький домик. Красивая завитая раковина. Кусочек моря.

− Если приложишь к уху, услышишь, как шепчет море.

Павлик осторожно взял подарок и поднес к уху.

− Ну как? – девочка широко раскрыла глаза.

− Ага, шумит, − он внимательно посмотрел на завиток. – Спасибо. А крапинки, как твои веснушки.

И дети дружно засмеялись.

На следующее утро поезд увозил Катю за тысячи километров от счастливого дошкольного лета.

Во втором классе мать нашла у Павлика папироску. Та выпала из школьных брюк, которые он сбросил прямо на пол, вернувшись с уроков. Торопился в бассейн на тренировку. А у Валентины в этот день был выходной, и она устроила большую стирку.

Подняв находку, положила в кухне на подоконник.

«Что же делать? Как отучить от этой заразы?» – размышляла женщина, закладывая хлопчатобумажное постельное белье в стиральную машину «Урал». Насыпала порошок, включила реле времени. Машина заурчала.

Присев на табурет, Валентина начала мысленно перебирать варианты наказания.

Прошло пять минут. Электродвигатель остановился. Щипцами для белья она вытащила пододеяльник. Провернула через валики для отжима. Сбросила в ванну для первого полоскания.

И тут женщину осенило.

Накинув поверх ситцевого халата легкую вязаную кофту, прямо в домашних тапочках Валентина вышла на лестничную клетку. Прикрыла дверь. Поднялась на этаж выше.

Здесь жил дядя Ваня − знатный куряка еще со времен войны. Все соседи уважали его. Он прошел Финскую и Великую Отечественную, был дважды ранен. Сердечко у него пошаливало, но врачей дядя Ваня не слушал, смолил по-черному.

Валентина постучалась в квартиру. Никто не ответил. Постучалась громче. Приложила ухо к двери и услышала шаркающие шаги. Дверь отворилась. На пороге стоял сухонький старичок в синем трико с вытянутыми коленками.

− Дядя Ваня, выручай, − сказала женщина.

− Чего-сь случилось?

− Пачку папирос надо.

Дед, прищурив один глаз, оценивающе посмотрел на соседку.

− Курить что ли вздумала?

− Не я. Потом расскажу. Есть у тебя?

Дед, почесав затылок, нехотя достал из кармана «Беломорканал».

− На вот. Только уже начатая.

− Ничего, пойдет. Я тебе, дядя Ваня, завтра новую куплю.

Схватив пачку, Валентина вернулась в квартиру.

Когда Паша пришел с тренировки, мать позвала его в кухню.

Она сидела напротив окна и отрешенно смотрела вдаль. На столе лежали одна папироса и пустая банка из-под рыбных консервов.

− Твое? – спросила мать, указав на курево.

Сын молчал.

− Выпало из брюк. Так это твое?

− Да.

− Пробовал?

Молчание.

− Я спрашиваю, курил?

− Да.

− И как? Понравилось?

Тишина.

− Значит, понравилось.

Мать вынула из кармана спички и пачку папирос. Положила на стол перед сыном.

− Доставай и закуривай.

Паша остолбенел. Замотал головой.

− Бери, − скомандовала взбудораженная женщина. – Ну, живо!

Мальчик вытащил одну папироску.

− А теперь зажигай и кури.

− Не буду.

− Будешь! – сверкнула серыми, большими, как у совы, глазами.

Трясущимися руками Павлик чиркнул спичкой. Поджег. Закурил.

Мать сидела и смотрела. Сын хотел после двух-трех затяжек бросить окурок в консервную банку, но она не позволила.

− Выкуривай до конца, − сказала сурово.

Когда с первой папиросой было покончено, Валентина заставила сына взять вторую, потом третью.

− Я не хочу больше, − проскрипел мальчик.

Но она была неумолима.

− Мы еще не закончили. Хотел курить – пожалуйста!

В глазах женщины стояли слезы. То ли от тяжелого дыма в кухне, то ли от злости на себя за столь суровое наказание.

Паша кашлял. Бледное лицо, синяки под глазами. Руки тряслись, но он докурил. И стал почти зеленым.

− Ну что, хватит? – спросила мать.

− Да, − тихо ответил сын и, шатаясь, вышел из кухни. Но повернул не в комнату, а в туалет.

Его рвало, выворачивало изнутри все легкие. Мальчик думал, что умирает.

Мать быстро открыла форточки, налила сыну воды. Полчаса помогала промывать желудок, чтобы вывести всю гадость. Потом Паша уснул и проспал двенадцать часов.

После этого случая Корчагин никогда больше не курил.

21 апреля 1981 года

− Я, Корчагин Павел, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза, − громко произносил третьеклассник на линейке накануне дня рождения вождя революции.

А через неделю на одной из перемен Корчагин подговорил четверых одноклассников идти после уроков в церковь. Клад искать.

− Ты что, Марьиванна узнает, родителей в школу затаскает, − прошептал, оглядываясь по сторонам, хорошист Славка Подгорный, командир их бывшей октябрятской звездочки.

− И из пионеров сразу исключат, − добавила белобрысая Светка.

− Не узнают. Если никто не сдаст, − поставил точку в разговоре Пашка и прищуренным взглядом обвел остальных.

Тихоня Наташа и санитарка Вера дружно замотали головами. Могила.

Храм располагался на въезде в город. Старики рассказывали, что после революции главный колокол сбросили, а иконы, серебряное и золотое убранство церкви безвозвратно исчезли. После войны здесь размещался склад, клуб. Затем, пока не построили общежитие, жили геологи. Теперь же храм стоял заброшенный.

Через заколоченные двери пройти было невозможно. Но ребята нашли лазейку и, бросив портфели в темный закопченный угол здания, стали осматривать и простукивать стены. Прошел час. Однако ничего кроме надписи «Саша + Таня», разбитой бутылки-чебурашки да паутины не обнаружили.

На колокольню вела полуобвалившаяся деревянная лестница. Пашка, недолго думая, стал подниматься. Он всегда стремился быть первым. Страха не знал. Следом пошел Славка. Третьей – Верка.

Ступеньки скрипели. Вдруг одна сломалась под левой ногой Славика, и тот провалился по колено. Корчагин среагировал мгновенно: ухватил друга за руку и помог выбраться. Две девочки, не успевшие еще зайти на лестницу, ахнули и остались стоять внизу.

− Мы не пойдем, − чуть не плача, проговорила Наташа.

− Эх вы, трусихи! Мы же пионеры, всегда должны быть первыми, − отважно произнес Пашка и стал взбираться выше.

Через минуту троица стояла на колокольне.

Перед взором ребят открылась красота родного края. С одной стороны − берег извилистой реки, куда летом они бегали купаться и ловить рыбу, подвесной мостик, деревянные дома, вьющийся легкий дымок из труб. А с другой – лес и горы, на фоне которых виднелся башенный подъемный кран и котлован.

Глядя на начинающееся строительство нового микрорайона, Пашка подумал: «Я тоже когда-нибудь построю дом». Стать строителем была его главная мечта.

Сентябрь, 1981 год

С самого рождения Паша жил с матерью в однокомнатной квартире в хрущевке. Комнатка была небольшая, но на двоих места хватало. Письменный стол, Пашина кровать, полированный шкаф для белья и посуды, серый диван Валентины Андреевны, старенький телевизор да пара деревянных стульев – вот и вся обстановка.