Уже занимался рассвет, когда путешественники заметили на окруженной пальмами поляне два ряда темных шатров.

– Адуар моего друга Гасана, – сообщил Бен Нартико маркизу. – Поскачем вперед, господа, а караван нас догонит.

Громко залаяла собака, нарушив окружающую тишину.

– Ага, нас заметили! – воскликнул юноша. – Значит, Гасан нас встретит.

Трое товарищей пришпорили коней и быстро достигли шатров. У входа в лагерь их поджидал благообразный старец с длинной белой бородой, впрочем, невзирая на годы, еще крепкий и сильный. На нем был грубошерстный плащ. Старик шагнул навстречу и произнес:

– Шалом алейхем.

– Мой старый добрый Гасан! – воскликнул Бен Нартико, целуя ему руку. – Позволь представить тебе моих друзей.

– Мой старый добрый Гасан! – воскликнул Бен Нартико, целуя ему руку.

– Добро пожаловать в мой адуар, – ответил патриарх. – Мои шатры, мои негры, мои верблюды и мои бараны в вашем распоряжении.

– Но где же моя сестра? – с тревогой спросил юноша.

– Приехала три часа назад и сейчас отдыхает в шатре, который я ей выделил.

– Спасибо, друг.

Чаще всего марокканские и алжирские адуары встречаются на границе пустыни. Поселки эти представляют собой скопища шатров, материалом для которых служит натянутая на веревки и шесты грубая ткань, сотканная из волокон карликовых пальм, сплетенных вместе с козьей и верблюжьей шерстью.

Длина шатров достигает десяти метров, высота – не более двух. Внутри они разделены на «комнаты» камышовыми или тростниковыми перегородками. Женщины живут отдельно.

Обстановка крайне непритязательна: два-три ковра, несколько сундуков, каменные жернова для зерна да глиняные горшки. Чтобы не закоптить шатер, очаг устраивают снаружи. Рядом с адуаром разбивают небольшой огородик. За ним тщательно ухаживают, притом что полив в тех засушливых землях требует массы сил.

Живут в таких адуарах обычно пастухи. Нередко рядом с поселком можно увидеть стада в сотни голов верблюдов, баранов и коз. Пастухи в основном – арабы, потомки славных воинов, подчинивших себе всю Северную Африку, вторгшихся в Испанию и угрожавших Франции, которая лишь чудом спаслась от их нашествия благодаря Карлу Мартеллу[9].

Вернувшись в Африку, арабы праздно зажили в адуарах, держась подальше от городов, чтобы уклониться от султанских податей. В любой миг пастухи могут превратиться в жестоких воинов, о чем прекрасно осведомлены имперские войска. Именно солдатам приходится вести с ними кровавые схватки при попытках собрать земельный налог.

Гасан, друг Бена Нартико, не был арабом, однако, подобно прочим евреям, живущим на юге Марокко, усвоил арабские обычаи и нравы. Он был пастух и торговец, хорошо известный караванщикам Сахары. Иными словами, человек, который мог оказаться весьма полезен маркизу де Сартену в его рискованном предприятии.

Разбуженные лаем собак, рабы-суданцы Гасана засуетились вокруг прибывших. Отдав слугам кое-какие распоряжения, старик повел маркиза и Бена в свой просторный шатер. Пол в нем был застлан рабатскими коврами, по которым были разбросаны расшитые золотом подушки. Гостям предложили свежее козье молоко.

– Как здесь спокойно… – Маркиз вытянулся на ковре, подложив под голову подушку.

– Увы, не всегда, господин, – вздохнул старик. – Под боком – пустыня. Спокойствие в любой миг могут нарушить воинственные кличи, несущие смерть.

– Вы о туарегах?

– И о них, и о шиллуках[10]. Поверьте, последние ничем не лучше первых. Все они наши враги.

– Вы хорошо знакомы с нравами туарегов?

– Мне доводилось иметь с ними дело. Ограбив богатый караван, они нередко являются сюда, чтобы сменять добычу на порох, оружие и одежду.

– Ага! – вскричал маркиз, многозначительно поглядев на входящего Рокко.

– Господин, что вы хотели сказать своим возгласом? – полюбопытствовал старый еврей.

– Вы что-нибудь слышали о полковнике Флаттерсе?

– Главе французской экспедиции?

– Да.

– Том самом, что был убит туарегами?

– Именно.

– О нем и о судьбе его экспедиции мне известно куда больше, чем знают в Европе. Хотите, покажу кое-какие купленные у туарегов предметы, происхождение которых крайне подозрительно? По-моему, они имеют прямое отношение к той экспедиции.

– Но это невозможно! – вскочил маркиз.

– Почему же, мой господин?

– На караван полковника напали далеко от этих мест, в Алжирской пустыне.

– И что с того? Расстояния ничего не значат для туарегов. И потом, разве мы сами не отправляем товары в Тимбукту или еще дальше?

Ответить маркиз не успел. Полог приоткрылся, и в шатер вошла девушка лет семнадцати в изысканном еврейском наряде. Она была прекрасна. Высока, стройна, но не худа, с идеально очерченным лицом, выразительными черными глазами и волосами цвета воронова крыла, оттеняющими алебастровую белизну кожи. Роскошное платье подчеркивало чарующие формы.

Красная юбка с разрезом и широкими парчовыми фалдами доходила до лодыжек. Поверх голубого корсажа со шнуровкой, также отделанного золотом, был накинут короткий зеленый жилет, расшитый серебром. Свободные короткие рукава белой сорочки, отороченные старинным кружевом, приоткрывали точеные ручки. Крошечные ножки были обуты в сафьяновые бабуши. Заплетенные в косы волосы подвязаны сфифой – лентой, украшенной жемчугом и изумрудами.

Увидев девушку, маркиз не удержался от восхищенного возгласа.

Он слышал о красоте североафриканских евреек, чудесным образом сохранившейся с незапамятных времен и столь резко контрастирующей с отталкивающей уродливостью их мужчин.

Можно сказать, что эти женщины вобрали в себя лучшие черты двух континентов: роскошь Востока соединилась в них с европейской утонченностью. Нежность черт особенно бросается в глаза, поскольку они отличаются от привычных европейских лиц: менее безукоризненны, чем греческий тип, зато изысканнее римского.

– Моя сестра Эстер, – представил девушку Бен Нартико.

Эстер.

Маркиз, похоже, был совершенно очарован. Девушка тоже не сводила с него сияющих глаз.

– Я не встречал никого красивее ни в Алжире, ни в Марокко, – проговорил корсиканец, пылко пожимая руку Эстер.

– А вот и завтрак, – сказал Гасан. – Отведайте даров пустыни.

Четверо слуг разостлали цветастую циновку, сплетенную из волокон карликовой пальмы, и расставили фарфоровые миски.

– Господин маркиз, – обратился к де Сартену старик, пока все рассаживались на подушках, – наша еда вряд ли похожа на ту, к которой вы привыкли, однако вам придется смириться. В Сахаре не найти того, что едят во Франции.

– Я ко всему привычен, – ответил корсиканец. – В Кабилии мне случалось есть весьма странные блюда, и ел я их с огромным удовольствием.

Вошел негр с целым ягненком, аппетитно зажаренным на вертеле, и положил его на плетеное блюдо. Гасан ловко разрезал ягненка со словами:

– Хвала Господу!

Каждый взял себе по куску, а остаток Гасан велел отдать караванщикам маркиза, которые уже добрались до адуара.

За первый блюдом последовало второе. Слуга принес котелок с какой-то желтоватой массой весьма подозрительного вида. Она состояла из крупного, как охотничья дробь, кускуса, приправленного пастой из толченых фиников и кураги.

Обитатели пустыни очень ценят это кушанье, однако маркиз и Рокко ели его не без содрогания. К счастью для них, Гасан почти сразу приказал подать хамис – тушеную баранину с курятиной, маслом, луком, финиками, курагой и ячменные лепешки.