И тут же засуетилась, убежденная, что мальчонке, потерявшемуся и больному, очень уж плохо лежать на неловких, непривычных к детям солдатских руках. Она развязала у горла, сняла с себя старенькую дождевую накидку, укутала в нее малыша, потом взглянула на Хьена, связного и решила:

— Лучше уж сама понесу. Чей же такой мальчишечка, больно хорошенький? И давно потерялся?

— Он… в общем, мы нашли его там, ну, когда один объект брали… — с трудом выдавил из себя Хьен.

— Сколько я сама горюшка хватила, когда паша Оу потерялась. — Матушка Эм, помолодевшая и быстрая, на ходу разговаривала с Хьеном и со связным, — Небось и ого отец с матерью сейчас убиваются, всюду уже обыскались, а он, на тебе, здесь…

Может быть, это знаменье какое было, думала она про себя, может, сын для того и явился ей, чтоб передать на ее попеченье еще и это дитя человеческое? И она снова со сжавшимся сердцем припомнила, каким ей явился Нгиа, — четкие очертания лица и фигуры, будто не в грезах, а наяву это было.

Откуда мог знать Хьен, что творится у нее на душе? Он видел только, с какой заботой и нежностью она несет мальчика, прижимая его к груди и склоняясь над ним, чтоб укрыть от дождя, заметил, как ускорила шаг, чтоб побыстрее добраться до дома.

А в каменном доме у Кхой уже проснулась вся детвора: То и внуки хозяйки — Хунг и малышка Лаи, и все они в нетерпении то и дело выбегали во двор, смотрели на затянутое дождем небо. Ждали бойцов.

Тетушка Кхой принесла из кухни котел с дымящимся рисом, опустила на топчан, тот самый, что бойцы Кьета на днях сколотили из двух досок и поставили в средней комнате. В этот момент и вошла матушка Эм, и сразу же все — Кхой, детвора — бросились к ней, окружили ее, разглядывая спящего у нее на руках малыша.

— Чей это? — удивленно спросила Кхой.

— Родных потерял, паши его принесли!

И матушка Эм велела То поискать баночку с тигровой мазью.

То, услышав, что нового мальчика тоже подобрали бойцы, сразу представила огромную и глубокую воронку от бомбы, куда так легко, играя, нечаянно скатиться и откуда так трудно выбраться. Она перерыла всю плетенку с вещами в соседней комнате, пока наконец не нашла баночку с мазью. Кхой тоже забежала сюда, достала и отнесла Эм зеленый костюмчик Хунга, чтоб переодеть вымокшего, пылавшего в жару малыша. И весь этот уютный каменный дом, хотя бойцы здесь еще не появились, уже наполнился суетой и оживлением.

То долго в упор разглядывала новенького — ведь у него оказалась столь схожая судьба — и под конец совсем как взрослая изрекла:

— Если бы не наши бойцы, он бы помер!

И, подняв глаза на матушку Эм, спросила:

— А звать его как?

— Не знаю пока.

В то же утро Хьен и Чать отправились проверить, как разместились бойцы. Не успели они вернуться и поесть, как тут же пришло распоряжение сегодня вечером быть на совещании в провинциальном центре.

В только что освобожденных районах самой неотложной задачей становилось разминирование полей. В операцию «Очистим нашу землю от мин и бомб» включались все — и региональные армейские подразделения, и приданные им на усиление министерством обороны специальные саперные части, и десятки тысяч ополченцев, жителей здешних мест. Операцию было намечено провести в два этапа: первый — разминирование равнинного края, второй — районов горных джунглей.

Чьеуфу было одним из самых трудных мест: четыре пятых территории волости, включая и населенные пункты, и пахотные земли, еще не разминированы. Несмотря на все усилия, пока удалось расчистить от мин и бомб лишь небольшую часть поля, которое называли «Подножие облачков», и оттого-то так трудно было наладить здесь нормальную жизнь.

К-1 уже почти сроднилась с этими землями. Это они, ее бойцы и командиры, упорно сражались за Чьеуфу, не раз переходившее из рук в руки, — многие их товарищи погибли в этих боях, — сражались за то, чтобы половина всей волости после семьдесят второго все же осталась нашей территорией; это они два долгих года «парижского мира» дни и ночи проводили в окопах на здешней границе зон — отражали многократные попытки захвата этих земель. Поэтому-то одно сейчас было у всех чувство — будто вернулись они в свой дом родной. Дорогими и близкими за долгие годы стали им здешние люди, и оттого так тревожно было за них — слишком много всего, серьезного и трудного, их еще ожидало.

Чать остался на занятиях по разминированию, которые проводили прибывшие саперы, а Хьен, получив кое-что для роты, вместе с Кук отправился назад в Чьеуфу. Поехали на велосипедах.

Хьен только сегодня узнал, что Кук теперь в Чьеуфу начальство.

— Хорошо, что вы вернулись, — сказала она, поднажав на педали и догоняя Хьена, до этого она ехала чуть позади на своем велосипеде. — Без ваших ребят нам бы ни за что не управиться.

— Вообще-то и у нас опыта маловато, — озабоченно заметил Хьен. — Может, прежде чем приступать к делу, нам следовало бы кое-чему поучиться у вас.

— Пожалуй, вы правы. Наши ополченцы, волостной отряд, вот уже несколько месяцев этим занимаются и чем-то, верно, могут помочь. Кстати, практика показывает, что с этой работой намного успешнее справляются женщины. В Золине, к примеру, есть целая бригада такая — одни женщины, так там за несколько месяцев ни одного несчастного случая не было. Да и у нас я заметила — девушки наши ни одной мины не пропустят и делают все очень точно, только по инструкции.

— Да, — согласился Хьен, — мужчины к такой кропотливой работе не очень-то приспособлены.

— И еще, — продолжала Кук. — Сейчас у нас разворачивается движение — каждый должен уметь обезвреживать мины. Ведь есть много участков не первостепенной важности, которые нам потом самим придется разминировать. Мы уже обратились с просьбой к вашему командованию, чтобы каждая часть взяла на себя обучение местных жителей…

— Одобряю. Мы и сами об этом подумывали.

Кук не было в Чьеуфу, когда туда пришла рота, — все это время она ездила по делам то в Чьеухыонг, то в провинциальный центр, и только сегодня узнала от Чатя, что они привели с собой мальчика, сына убийцы Нгиа. Все обстоятельства гибели Нгиа она знала давно, ей рассказали об этом сами Хьен и Чать, когда она была в Тхыатхьене на похоронах Нгиа; тогда-то, припомнилось ей сейчас, она и видела этого ребенка.

Хьен рассказал Кук, как ему удалось своими руками поймать бывшего майора «коммандос» в лодке на Ароматной.

— А сына его, значит, вы сюда решили забрать?

— Да. Пришлось в роте оставить, в городе отдать некому…

Кук нахмурилась.

— Но я слышала также, — недоуменно продолжала она, — что теперь он у матушки Эм. Я… нет, этого я что-то никак не пойму!

От нее не укрылось, каким обеспокоенным сразу сделалось лицо Хьена. Он долго не отвечал, погруженный в размышления. Поделиться с Кук всем, что он передумал? Нет, он тут же почувствовал, как ему трудно было бы все объяснить, передать, что подвигло его на это решение — оставить мальчика в роте и привести с собой в Чьеуфу. Ведь не мог он предвидеть того, что случилось потом: лишь по чистой случайности Шинь оказался на попечении матушки Эм.

Решение оставить мальчика — пусть оно с первого взгляда могло показаться даже в чем-то жестоким — он принял еще до возвращения сюда. И решение это само по себе было достаточно важным, потому что, если задуматься, не такой уж это был частный случай — нет, это была объективная сложность, с которой стране так или иначе, но придется столкнуться после войны. Суровая объективность эта ставила каждого, кто попал в ситуацию, сходную с той, в какой оказалась матушка Эм, перед выбором: наступила пора определить свое отношение ко многим очень серьезным вещам. Так же случилось и с ним, с Хьеном, в то утро на песках Тхуанана. Тогда-то, вплотную столкнувшись с необходимостью выбора, он и решил окончательно, как поступить с этим ребенком.