П. М. — Ну вы просто дядя выдумали что то очень странное!
М. И. — Можно мне сесть сюда?
П. М. — Конечно. Конечно. Садитесь!
Ил. Сем. — Садитесь конечно! Конечно!
П. М. — Дядя!
Ил. Сем. — Да да да.
<i>(М. И. садится на диван. Дядя достает изо рта молоток).</i>
П. М. — Что это?
Дядя. — Молоток.
М. И. — Что вы сделали? Вы достали его изо рта!
Дядя. — Нет нет, это пустяки!
М. И. — Это фокус? (Молчание).
М. И. — Стало как то неуютно.
П. М. — Сейчас я накрою на стол и будет лучше.
М. И. — Нет, Пётр Михайлович, вы ужасны!
П. М. — Я! Почему я ужасен?
М. И. — Ужасно! Ужасно!
<i>(Дядя на ципочках выходит из комнаты).</i>
М. И. — Почему он ушёл на ципочках?
П. М. — Я очень рад, что он ушёл.
<i>(Накрывает на стол).</i>
Вы простите меня за беспорядок.
М. И. — Я когда шла к вам, то подумала, что лучше не ходить. Надо слушатся таких подсказок.
П. М. — Наоборот, очень хорошо, что вы пришли.
М. И. — Не знаю, не знаю.
<i>(П. М. накрывает на стол).</i>
П. М. — Весь стол в салате! и сахар рассыпан! Слышате как скрипит под ногами? Это очень противно! Вы завтра станете всем рассказывать как у меня было.
М. И. — Ну может быть кому ни будь и расскажу.
П. М. — Хотите выпить рюмку вина?
М. И. — Нет, спасибо я вино пить не буду. Сделайте мне бутерброт с сыром.
П. М. — Хотите чай?
М. И. — Нет. лучше не стоит. Я хочу скоро уходить. Только вы меня не провожайте.
П. М. — Я сам не знаю как надо поступить. На меня напал столбняк.
М. И. — Да да, мне лучше уйти.
П. М. — Нет, по мойму лучше вам не уходить сразу. Вы должны меня великодушно простить…
М. И. — Зачем вы так говорите со мной?
П. М. — Да уж нарочно говорю так.
М. И. — Нет это просто ужасно всё.
П. М. — Ужасно! Ужасно! Ужасно!
<i>(Молчание).</i>
П. М. — Мне всё это страшно нравится! Мне нравится именно так сидеть с вами.
М. И. — И мне тоже.
П. М. — Вы шутите, а я правду говорю. Мне честное слово всё это нравится!
М. И. — У вас довольно прохладно (вынимает изо рта молоток).
П. М. — Что это?
М. И. — Молоток.
П. М. — Что вы сделали? Вы достали его изо рта!
М. И. — Он мне сегодня весь день мешал вот тут (показывает на горло).
П.М. —
Вы видите в моих глазах продолговатые лучи,
они струятся как бы косы
и целый сад шумит в моих ушах
и ветви трутся друг о друга.
и ветром движутся вершины
и ваши светлые глаза
как непонятные кувшины
мне снятся ночью. Боже мой!
М. И. —
К чему вы это говорите?
Мне непонятна ваша речь.
Вы просто надо мной смеётесь,
вы коршун я снигирь
вы на меня глядите слишком яростно
и слишком часто дышите
Ах не глядите так! Оставте!
Вы слышите?
П. М. —
* * *
Григорьев(ударяя Семёнова по морде): Вот вам и зима настала! Пора печи топить. Как по вашему?
Семёнов: По моему, если отнестись серьезно к вашему замечанию, то, пожалуй, действительно пора затопить печку.
Григорьев(ударяя Семёнова по морде). А как по вашему, зима в этом году будет холодная или тёплая?
Семёнов: Пожалуй, судя по тому, что лето было дождливое, зима будет холодная. Если лето дождливое, то зима всегда холодная.
Григорьев(ударяя Семёнова по морде). А вот мне никогда не бывает холодно!
Семёнов: Это совершенно правильно, что вы говорите. что вам не бывает холодно. У вас такая натура.
Григорьев(ударяя Семёнова по морде). Я не зябну!
Семёнов: Ох!
Григорьев: (ударяя Семёнова по морде): Что ох?
Семёнов(держась рукой за щеку): Ох! Лицо болит!
Григорьев: Почему болит? (и с этими словами хвать Семёнова по морде)
Семёнов(падая со стула): Ох! Сам не знаю.
Григорьев(ударяя Семёнова ногой по морде): А у меня ничего не болит!
Семёнов: Я тебя, сукин сын, отучу драться! (пробует встать)
Григорьев(ударяет Семёнова по морде): Тоже учитель нашелся!
Семёнов (валится на спину): Сволочь паршивая!
Григорьев: Ну, ты, подбирай выражения полегче.
Семёнов(силясь подняться): Я, брат, долго терпел. Но хватит. С тобой, видно, нельзя по хорошему. Ты, брат, сам виноват…
Григорьев(ударяет Семёнова каблуком по морде): Говори, говори! Послушаем!
Семёнов(валится на спину): Ох!
<i>(Входит Льянев)</i>
Льянев: Что это тут такое происходит?
* * *
— Видите ли, — сказал он. — я видел как вы с ними катались третьего дня на лодке. Один из них сидел на руле, двое гребли, а четвертый сидел рядом с вами и говорил. Я долго стоял на берегу и смотрел, как гребли те двое. Да, я могу смело утверждать, что они хотели утопить вас. Так гребут только перед убийством.
Дама в жёлтых перчатках посмотрела на Клопова.
— Что это значит? — сказала она. — Как это так можно особенно грести перед убийством? И потом, какой смысл им топить меня?
Клопов резко повернулся к даме и сказал:
— Вы знаете, что такое медный взгляд?
— Нет, — сказала дама, не вольно отодвигаясь от Клопова.
— Ага, — сказал Клопов. — Когда тонкая фарфоровая чашка падает со шкапа и летит вниз, то в тот момент, пока она еще летит по воздуху, вы уже знаете, что она коснётся пола и разлетится на куски. А я знаю, что если человек взглянул на другого человека медным взглядом, то уж рано или поздно, он неминуемо убьет его.
— Они смотрели на меня медным взглядом? — спросила дама в жёлтых перчатках.
— Да, сударыня, — сказал Клопов и надел шапку.
Некоторое время оба молчали.
Клопов сидел, опустив низко голову.
— Простите меня, — вдруг сказал тихо он.
Дама в жёлтых перчатках с удивлением смотрела на Клопова и молчала.
— Это всё неправда. — сказал Клопов. — Я выдумал про медный взгляд, сейчас, вот тут, сидя с вами на скамейке. Я, видите ли, разбил сегодня свои часы и мне всё представляется в мрачном свете.
