Андрей Карлович, бледный от бешенства, кинулся на Алексея Алексеевича и ударил его по зубам.

Алексей Алексеевич, не ожидая такого быстрого нападения, повалился на пол, а Андрей Карлович сел на него верхом, вынул у себя изо рта вставную челюсть и так обработал ею Алексея Алексеевича, что Алексей Алексеевич поднялся с полу с совершенно искалеченным лицом и рваной ноздрёй. Держась руками за лицо, Алексей Алексеевич убежал.

А Андрей Карлович протёр свою вставную челюсть, вставил её себе в рот, пощелкал зубами и, убедившись, что челюсть пришлась на место, осмотрелся вокруг и, не видя Алексея Алексеевича, пошёл его разыскивать.

Калугин заснул и увидел сон, буд-то он сидит в кустах, а мимо кустов проходит милиционер.

Калугин проснулся, почесал рот и опять заснул, и опять увидел сон, буд-то он идёт мимо кустов, а в кустах притаился и сидит милиционер.

Калугин проснулся, подложил под голову газету, чтобы не мочить слюнями подушку, и опять заснул, и опять увидел сон, буд-то он сидит в кустах, а мимо кустов проходит милиционер.

Калугин проснулся, переменил газету, лёг и заснул опять. Заснул и опять увидел сон, буд-то он идёт мимо кустов, а в кустах сидит милиционер.

Тут Калугин проснулся и решил больше не спать, но моментально заснул и увидел сон, будто он сидит за милиционером, а мимо проходят кусты.

Калугин закричал и заметался в кровати, но проснуться уже не мог.

Калугин спал четыре дня и четыре ночи подряд, и, на пятый день, проснулся таким тощим, что сапоги пришлось подвязывать к ногам верёвочкой, чтобы они не сваливались. В булочной, где Калугин всегда покупал пшеничный хлеб, его не узнали и подсунули ему полуржаной. А санитарная комиссия, ходя по квартирам и увидя Калугина, нашла его антисанитарным и никуда не годным и приказала жакту выкинуть Калугина вместе с сором.

Калугина сложили пополам и выкинули его как сор.

Математик(вынимая из головы шар):

Я вынул из головы шар.

Я вынул из головы шар.

Я вынул из головы шар.

Я вынул из головы шар.

Андрей Семёнович:

Положь его обратно.

Положь его обратно.

Положь его обратно.

Положь его обратно.

Математик:

Нет, не положу!

Нет, не положу!

Нет, не положу!

Нет, не положу!

Андрей Семён<ович>:

Ну и не клади.

Ну и не клади.

Ну и не клади.

Математик:

Вот и не положу!

Вот и не положу!

Вот и не положу!

Андр<ей> Семён<ович>:

Ну и ладно.

Ну и ладно.

Ну и ладно.

Математик:

Вот я и победил!

Вот я и победил!

Вот я и победил!

Андр<ей> Семёи<овнч>:

Ну победил и успокойся!

Математик:

Нет. не успокоюсь!

Нет, не успокоюсь!

Нет, не успокоюсь!

Андр<ей> Семён<ович>:

Хоть ты математик, а, честное слово, ты неумён.

Математик:

Нет, умён и знаю очень много!

Нет. умён и знаю очень много!

Нет, умён и знаю очень много!

Андр<ей> Семён<ович>:

Много, да только всё ерунду.

Математик:

Нет, не ерунду!

Нет, не ерунду!

Нет, не ерунду!

Андр<ей> Семён<ович>:

Надоело мне с тобой препираться!

Математик:

Нет, не надоело!

Нет, не надоело!

Нет, не надоело!

(Андрей Семёнович досадливо машет рукой и уходит. Математик, постояв минуту, уходит вслед за Андреем Семёновичем).

— Ишь ты, — сказал сторож, рассматривая муху. — Ведь если помазать её столярным клеем, то ей, пожалуй, и конец придёт. Вот ведь история! От простого клея!

— Эй ты, леший! — окрикнул сторожа молодой человек в жёлтых перчатках.

Сторож сразу же понял, что это обращаются к нему, но продолжал смотреть на муху.

— Не тебе, что ли, говорят? — крикнул опять молодой человек. — Скотина!

Сторож раздавил муху пальцем и, не поворачивая головы к молодому человеку, сказал:

— А ты чего, срамник, орёшь-то? Я и так слышу. Нечего орать-то!

Молодой человек почистил перчатками свои брюки и деликатным голосом спросил:

— Скажите, дедушка, как тут пройти на небо?

Сторож посмотрел на молодого человека, прищурил один глаз, потом прищурил другой, потом почесал себе бородку, ещё раз посмотрел на молодого человека и сказал:

— Ну, нечего тут задерживаться, проходите мимо.

— Извините, — сказал молодой человек, — ведь я по срочному делу. Там для меня уже и комната приготовлена.

— Ладно, — сказал сторож, — покажи билет.

— Билет не у меня; они говорили, что меня и так пропустят, — сказал молодой человек, заглядывая в лицо сторожу.

— Ишь ты! — сказал сторож.

— Так как же? — спросил молодой человек. — Пропустите?

— Ладно, ладно, — сказал сторож. — Идите.

— А как пройти-то? Куда? — спросил молодой человек. — Ведь я и дороги-то не знаю.

— Вам куда нужно? — спросил сторож, делая строгое лицо.

Молодой человек прикрыл рот ладонью и очень тихо сказал:

— На небо!

Сторож наклонился вперёд, подвинул правую ногу, чтобы встать потвёрже, пристально посмотрел на молодого человека и сурово спросил:

— Ты чего? Ваньку валяешь?

Молодой человек улыбнулся, поднял руку в жёлтой перчатке, помахал ею над головой и вдруг исчез.

Сторож понюхал воздух. В воздухе пахло жжёными перьями.

— Ишь ты! — сказал сторож, распахнул куртку, почесал себе живот, плюнул в то место, где стоял молодой человек, и медленно пошел в свою сторожку.

Писатель: Я писатель!

Читатель: А помоему, ты г…о!

(Писатель стоит несколько минут потрясённый этой новой идеей и падает замертво. Его выносят).

Художник: Я художник!

Рабочий: А по-моему, ты г…о!

(Художник тут же побелел, как полотно,

И как тростинка закачался.

И неожиданно скончался.

Его выносят).

Композитор: Я композитор!

Ваня Рублёв: А помоему, ты…..!

(Композитор, тяжело дыша, так и осел. Его неожиданно выносят).

Химик: Я химик!

Физик: А помоему, ты…..!

(Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол).