Я так многого не знаю, так много я должен знать, но я мысленно откладываю всё это на потом. Размытые фигуры, входящие и выходящие из комнаты, исчезают, и я вижу только Полли. Такая тихая. Такая хрупкая. Её веки приподняты, глаза затуманены болью, когда медсестра очищает порез над её бровью. Я ненавижу, что ей больно, и когда она задыхается и стонет, я сжимаю зубы.

Медперсонал выкатывают девушку из комнаты на каталке, и я смотрю им вслед, пока они не уводят её за угол. Всё во мне немеет. Тот факт, что я подвёл её, подвёл другую женщину, повторяется в моей голове. Их уже трое. Моя мама, София и Полли.

Я соскальзываю на пол и обхватываю голову руками, коря себя за то, что мне следовало поступить по-другому. Когда она ушла раньше, я позволил ей это. Я, бл*ть, позволил ей уйти. Я часами сидел на траве на заднем дворе её старого дома и боролся сам с собой. Во мне бушевала внутренняя битва, и я наконец понял, что у меня есть ответ. Но теперь я уже не так уверен.

Борьба всегда была чем-то естественным для меня. Бокс, джиу-джитсу, каратэ, самбо — все без исключения виды ММА всегда были чем-то, в чём я преуспевал с детства.

Борьба с самим собой тоже стала нормой. Я думал, что был никчёмным после своей мамы, но после Софии… это уже даже не было вопросом. Не из-за чего было ссориться.

Когда я был с ней, я был с ангелом. Она была слишком совершенна. Я любил её такой, какой она была и какой становилась. Она была моей противоположностью. Мой свет во тьме. Затишье перед моей бурей. Она была такой доброй, заботливой и любящей. Я бы скорее получил пулю в лоб, чем сказал бы о ней что-нибудь плохое.

Но Полли? Она потрясающая. Ошеломляющая. Она такая чертовски особенная и такая чертовски красивая, что иногда на неё больно смотреть. Она мне ровня. Когда мы сталкиваемся, это идеальный шторм. Мы идеально подходим друг другу. Она идеальна для меня. Может, я и не такой для неё, но я хочу попробовать. Она заставляет меня хотеть попробовать. И это то, что я решил ей сказать.

Я вышел со двора, чтобы пойти к ней. Чтобы быть с ней. Мне нужно было сказать ей, что это дерьмо с разлукой чертовски глупо. У нас могут быть свои проблемы, и нам, возможно, придётся бороться, чтобы преодолеть все препятствия на нашем пути, но как только мы избавимся от всего этого, поймём, что это того стоит.

Когда я подъехал и за мгновение до того, как добрался до неё, я увидел красный цвет. Не от гнева… Я имею в виду, чёрт возьми, да, я был зол. Я был в ярости, в ярости. Но красное, что я видел, было кровью. Запах меди ударил мне в нос, когда я подбежал к ней; страх увидеть её тело в луже крови, как мою маму, почти заставил меня подлететь к ней, потому что я не знал, насколько это будет плохо.

Я мог бы поймать этого парня. Я знаю это. И тогда я бы убил его. Думаю, сначала я бы сломал ему несколько рёбер. Потом его нос. Я бы раздавил ему яйца, прежде чем наступить ему на горло и смотреть, как из него вытекает жизнь. Ему придётся заплатить за то, что он прикоснулся к ней. Я не мог просто свернуть ему шею. Нет, это было бы слишком просто.

Но убедиться, что с Полли всё в порядке, было важнее, чем гоняться за его задницей. Я подвёл её сегодня вечером. Я должен был быть там. Я знал, я чертовски хорошо знал, что ей небезопасно быть там одной, но всё же, потому что я маленькая сучка, я позволил ей уйти.

Медсестра толкает дверь и вкатывает каталку с Полли в палату. Я жду, пока её установят у стены, затем подхожу к Полли. Её глаза слегка приоткрываются, и она улыбается, когда видит меня, но потом они снова закрываются.

— Мы вернёмся с результатами, как только они будут у нас, — говорит мне медсестра, снова подключая Полли к аппаратам.

— Как долго?

— Надеюсь, в течение часа. У неё сотрясение мозга, но она в сознании, так что может немного отдохнуть. Я скоро вернусь и проверю, как она. — Остановившись в дверях, женщина говорит через плечо: — Позвоните нам, если вам что-нибудь понадобится; или мы сами вернёмся с результатами.

Я жду несколько минут, прежде чем это становится слишком, и мне приходится прикоснуться к ней. Кровать скрипит, когда я сажусь на край, но Полли не шевелится. Я беру её руку в свою и провожу по её нежной коже, и мгновенное спокойствие проходит через меня от едва заметного прикосновения.

— Мне так жаль, детка. Я не должен был отпускать тебя.

Она выглядит такой умиротворённой, и я не хочу её будить, поэтому я закрываю рот и просто наблюдаю за ней. Плюс, я чувствую себя идиотом, разговаривая с ней, пока она находится в беспамятстве. Моя шея расслабляется, когда голова падает вперёд. Не выпуская её руки, я выставляю ногу и придвигаю стул ближе к себе. Как только я пересаживаюсь на стул, я кладу голову рядом с ней.

Шёпот будит меня, и прежде чем я осознаю, что проснулся, я слышу её голос.

— Тсс. Он спит.

— Ваши результаты анализов готовы, и я рад сообщить, что у вас нет других повреждений, кроме сотрясения мозга и сломанного ребра, — низкий голос доктора слышен мне громко и отчётливо. — Я хочу подержать вас ещё немного, просто на всякий случай.

— Как долго?

— Только до утра. Отдохните немного. Медсёстры будут часто заходить к вам сегодня вечером, и я также приду проверить вас, когда буду делать обход утром, хорошо?

— Да. Спасибо.

Я собираюсь поднять голову, когда раздаётся другой голос.

— Привет. Рада видеть, что ты проснулась. — Это та медсестра, что была здесь раньше. — Мне просто нужно получить некоторые жизненно важные показатели. Как себя чувствуешь? Что-то болит?

— Всё в порядке.

— Ты уверена? Ты выглядишь бледной.

— Я в порядке, — упрямится Полли. — Простите. Я просто не хочу больше никаких лекарств и наркотиков.

— Ладно. Я поняла тебя. — Что-то шуршит, и я узнаю пустой воздух, выпускаемый из манжеты для измерения кровяного давления.

— Вы можете принести ему одеяло? — спрашивает Полли.

— Конечно. Он твой парень?

Моя голова слегка покачивается на кровати, когда Полли делает глубокий вдох.

— Я не знаю. Думаю, это сложно.

— Ах, я понимаю. Что ж, я надеюсь, что вы разберётесь. Он похож на защитника. — Мне нравится эта дама.

— Почему?

— То, как он смотрит на тебя. У него такой напряжённый взгляд, и когда он смотрит на тебя, это… страстно, я думаю.

Маленькие пальчики пробегают по моим волосам.

— Я знаю.

Шаги медсестры затихают, а затем возвращаются снова. Меня накрывают тёплым одеялом, и шаги стихают после того, как дверь закрывается.

Пальцы Полли почти усыпили меня, но я борюсь со спокойствием и сажусь.

— Привет.

— Привет, — шепчет она.

Меня убивает, когда я вижу повязку у неё над глазом и виднеющиеся синяки. Я встаю и наклоняюсь, чтобы поцеловать её, мои руки поддерживают мой вес, чтобы не задеть девушку. Так легко, как только могу, я прижимаюсь губами к её губам, затем к её щеке и, наконец, ко лбу.

Когда я отступаю, она хватает меня за руку.

— Ляжешь со мной рядом?

— Я не хочу причинять тебе боль.

— Ты этого не сделаешь.

Когда Полли двигается, то пытается скрыть дрожь. Я хватаю одеяло со стула и, улегшись на бок, держу её избитое тело в своих объятиях, и набрасываю на нас уродливый белый хлопок. Звуковой сигнал монитора обычно раздражал бы меня, но прямо сейчас он убеждает меня, что с ней всё в порядке. Я борюсь с желанием обнять её крепче, ближе.

— Ты не хочешь рассказать мне об этом? — спрашиваю я. — В какой-то момент появится полиция, чтобы получить заявление.

— Рассказывать особо нечего. Это был тот парень, который всегда ошивается поблизости. Он застал меня врасплох, но потом, слава Богу, появился ты и прогнал его.

Я знал, что этот ублюдок опасен. Я видел, как он смотрел на неё.

— Хотел бы я быть там, чтобы он вообще не смог добраться до тебя. Мне так жаль.

Она прижимается ко мне, и я стараюсь не касаться её рёбер, насколько могу. В коридоре я слышу приглушённые голоса. Ровный ритм приборов и тихий шум за дверью начинают убаюкивать меня. Но потом Полли перекатывается на спину и поворачивает голову так, чтобы смотреть на меня.