Вдвоем они больше суток шагали до мертвой деревни. Малыш время от времени садился на дорогу, чтобы перевести дух, и затем снова продолжал свой путь. Аза шел следом, поражаясь выносливости ребенка, они были в дороге уже много часов без воды и еды, а Одногодка шлепал босыми ногами с прежней скоростью. На рассвете они вышли к пересохшему пруду, где теперь нельзя было наблюдать его цветущее дно, от берега до берега все пространство между холмов заняло гигантское облако густого тумана.

Уставший Аза обрадовался, что их незапланированное путешествие вот-вот закончится, как только они достигнут третьего дома слева на улице из деревянных развалин. Однако мальчик прошел мимо того дома, где они нашли его, и, кажется, даже не посмотрел в его сторону, что очень удивило Азу, перелез через развалины каменной постройки и исчез. Аза нашел его на окраине мертвого селения, у обрыва, под высокой цветущей черемухой, у ее корней из земли вырастали два креста. Большой крепкий крест был связан из железных кривых труб, ладно примотанных проволокой, другой еле держался на тонкой ножке. Гнилая ветка накренилась на бок, и вот-вот должна была упасть, и все же держалась каким-то чудом. Аза встал рядом с мальчиком, Одногодка поднял полные слез глаза, вынул из-под курточки старый журнал, где были картинки с подобными крестами, но те были массивные и каменные, заваленные с боков пышными букетами цветов, тут Одногодка вынул два смятых веночка, сплетенных из огромных желтых одуванчиков и аккуратно повесил на кресты.

– Здесь кто-то зарыт? – почти шепотом спросил Аза.

Одногодка кивнул.

– Люди?

Одногодка ткнул пальцем в маленький холмик земли с покосившимся крестом. Аза подумал, что один из родителей умер раньше, и его хоронили вдвоем, а второго ребенок закапывал в одиночку и крест ставил тоже один. Аза положил руку Одногодке на плечо и почувствовал, как сильно тот дрожит. Что может чувствовать ребенок, переживший не просто смерть своих родителей, а и их погребение собственными руками? Огромное всеобъемлющее горе, великую горькую скорбь, которая стоит комом в горле, не дает вздохнуть, стоит лишь только вспомнить родное лицо.

– Подожди. – Аза убежал и вернулся с парой рей, выбрал попрочнее, и крепко скрепил их проводом, которого в кармане хранилось в достатке. Выдернув старый ненадежный крест из могилы, воткнул в землю новый, присыпал землей и уплотнил ногой. Надел венок на новый крест и снова встал рядом с Одногодкой. Мальчик безмолвно ронял слезы, изредка всхлипывая, Аза смотрел на заросшие земляные холмики и также молча думал о незнакомых людях, которые бессовестно уши в другой мир, оставив малявку в полном одиночестве.

Несмотря на утренний холод, Аза стянул с себя майку, обернул вздрагивающие плечи мальчика, сел на землю. Одногодка услышал тяжелый вздох, как должно быть умирающий бык делает свой последний выдох, он обернулся на Азу и вздрогнул – всегда рассудительный и сдержанный, Аза не успевал утирать льющиеся по щекам соленые потоки, на фоне бледного утреннего солнца его длинные белые колыхающиеся волосинки стали похожи на нити золотой паутины, опаленная кожа на плечах, испещренная мелкими трещинами, в лучах света теперь выглядела, словно потрескавшееся дно пересохшей реки. Голубые-голубые глаза Одногодки смотрели на Азу с пониманием: в погибающем мире у всех была одна и та же печаль.

Руслан пристыжено отводил глаза, делая вид, что увлечен чтением, Аза молчал, натачивая клинки о камень для завтрашней охоты, Одногодка ковырялся перочинным ножиком в тростниковой трубке, которую срезал на обратном пути из деревни до их лагеря. В тишине редкими хлопками лопались угли костра, в щели задувал северный ветер, еле слышно, напевая гудящую песню, с улицы доносились шепот листвы и хруст веток. А в редкие моменты, когда все стихало, издали долетал механическое жужжание роботов.

Аза принялся расчесывать длинные белые волосы у огня, напевая мелодию, которая по-прежнему таила тайну своего происхождения. Глаза Руслана слипались, голова тяжелела, и сопротивляться сну уже не хватало сил, как вдруг напевы Азы приняли совершенно иной облик – музыка полилась не ровно, но мелодично, и немного пискляво, и Руслан уже подумал, что сам ветер подхватил выученные ноты напевов Азы. Когда Руслан поднял тяжелую голову, увидел Одногодку – мальчик стоял в свете догорающего костра, прижав тростниковую трубочку к губам, выдувал из нее восхитительные звуки, медленно двигал пальчиками. Музыка прервалась, Одногодка вопросительно посмотрел большими серьезными глазами на светловолосого, Аза одобрительно кивнул.

Ремень прижимал к животу два заточенных изогнутых ножа, в оттопыренном кармане штанов лежали дротики, вырезанные вчера из тонкого алюминиевого листа, иглы Аза привязал лентой ткани к своему предплечью, голень под штаниной холодил стальной клинок без рукоятки. Аза накинул через плечо лук, в колчан добавил стрел, что говорило обо всей серьезности дела, поднял с пола приготовленный мешок с накопленным за последнее время добром. Когда он вышел на крыльцо, Руслан и Одногодка выпрямились, и Руслан отчеканил:

– Отряд прибыл и готов к службе! Какие будут распоряжения?

– Первое – я сам не знаю, когда вернусь, хозяйство оставляю на вас и поэтому надеюсь, что большая часть дома останется целой. Еще одно, все запасы в пакете на дне колодца, их хватит на ближайшие дня четыре, если конечно вы не устроите праздник по случаю моего отбытия и не съедите все до полуночи! – Аза заглянул в черные глаза Руслана. – Теперь о главном, несколько дней назад я вдел в лесу человека. Не исключено, что за нами следят. Ты знаешь, где найти все необходимое, Руслан. И еще я заметил, что собаки перестали показываться в наши края, это странно.

– Может передохли все? – пожал плечами Руслан.

– Было бы печально, будь оно так. Все же погладывай по сторонам. – ответил Аза. – Я постараюсь не задерживаться. Одногодка, сиди дома, следи за Русланом.

– Что!? – перекосило Руслана.

– Чего ты ждал, пень? – Аза потрепал нечесаные клочки волос мальчишки, подмигнул ему весело. Было что-то в этом малыше тайное, неуловимое, что заставляло испытывать к нему подобие братских чувств, хотя родственников у Азы никогда не было, и как конкретно ощущается братская привязанность, он мог только представлять. – Постригитесь, а то вшей не хватало. Посушите на солнце подушки и кресла. Если затеете стирку, никто с вас за это взыскивать не станет. Руслан, следи за водой, кажется там течь. Я пошел.

– Давай не долго! – буркнул Руслан.

Аза двинул на запад к заросшему полю. Здесь не было ни троп, ни старых дорог, только одно сплошное поле до самого горизонта, где трава достигала двух метров. Аза со своей высоты мог видеть верхушки соснового леса слева, на него и ориентировался, а если бы Одногодка зашел сюда, то обратно его вывести смогла бы только слепая удача.

Солнце продолжало свой путь к зениту, Руслан глянул вверх и решил, что до самого пекла, когда на песок невозможно будет ступить голой ногой, еще примерно пара часов. Для чего ему это, он и сам не понимал, но от отсчета времени ему становилось легче, и словно сама жизнь сдвигалась с мертвой точки. Всегда и всюду, когда они с Азой делали вылазки на мертвые пустоши разрушенных городов, Руслан мечтал найти часы, неважно будут ли они наручными или напольными. Конечно он находил их, но они были либо полностью разбиты, так, что высыпались детали при первом прикосновении, или же не рабочие.

Одногодка сел на крыльцо, достал из-под лесенки старые изношенные протертые штаны, ловко двигая ножиком, снял с провода резиновую оболочку, растрепал тоненькие рыжие проводки, натренированным движением руки чиркнул наждачной лентой по кончику одного медного шнура, и занялся починкой одежды. Руслан сел рядом, он не знал, чем можно было заняться, без Азы он терял направление, держа всегда его за ориентир. Руслан понимал нужды их спокойной жизни, но сейчас он будто потерялся, поначалу он пристально наблюдал, как Одногодка вдевал и вынимал тонкую медную нить, аккуратно приглаживая заплату, но это рутинное занятие нагоняло тоску, и Руслан заклевал носом уже через пару минут.