Джейсон задержал взгляд на ее соблазнительном теле, распростертом перед ним, на полушариях ее груди, на пышных бедрах, на изящном изгибе шеи. И на… возбужденном биении ее сердца, прилив крови в венах и нежное дыхание предвкушения, исходящее из ее приоткрытого рта. Он взял ее запястье и медленно лизнул плоть, а затем укусил, и она быстро втянула воздух и начала снова извиваться под ним. Он разрезал до крови оба запястья, ровно столько, чтобы оставить на ней маленькие постоянные отметины, а затем скользнул вниз по ее телу и раздвинул ноги.
Ее киска блестела от возбуждения; темно-розовый цвет ее сладкого центра был подобен взгляду в Небесные врата. Облизывая внутреннюю сторону бедра, он почувствовал вкус ее меда, и его тело было готово для нее, но сначала его волк должен был отметить это место тоже как свое.
Он коснулся внутренней стороны ее бедра своими клыками, и она застонала в знак одобрения, то ли от его зубов, то ли от пальцев, которые он начал вонзать в нее. Облизывая и дразня своими клыками, он внимательно прислушивался к ее дыханию, прежде чем она перескочит через край оргазма, и за мгновение до того, как она сделала это, и ее тело стало взрываться, он погрузил свои клыки в ее бедро, и она закричала:
— Черт! Джейсон!
Он зарычал в ее бедро, прежде чем перейти к другому бедру и сильно укусить. Все еще теребя ее клитор; она отчаянно мотала головой и крутила простыню в руках, и он ослабил свою атаку на ее промокшую киску, возвращая ее с орбиты на землю.
Он перевернул ее на живот и поднял на четвереньки, прежде чем опустить ее голову и раздвинуть колени. Его контроль над зверем еще немного ускользнул, и он врезался в ее тело, и она вскрикнула, и это перешло в низкий стон и рычание, когда его когти впились в ее задницу, и он вонзился в ее горячее ядро так быстро и сильно, как только мог.
Полностью в его власти, она брала все, что у него было, когда его толчки заставляли ее только тяжело дышать и тихие крики подчинения срывались с ее губ. Ее сладкий мед стекал по ее бедрам, и запах ее чистой, женственной сущности клеймил его чувства. Полностью отдавшись своему зверю, он почувствовал, как его когти прорвали ее кожу и разорвали, и она достигла оргазма, плотно сжимая его член киской, как тисками. Он едва услышал звук рвущейся ткани, когда кончил, и оттолкнул ее от себя за долю секунды до того, как полностью потерял контроль и изменился.
Он встряхнулся, сел на корточки и посмотрел на нее, когда она со всхлипом перевернулась на спину, а простыня, за которую она держалась, была разорвана в клочья. Даже когда он осознал, что никогда раньше не терял такого полного контроля, это было очень близко.
Ее бедра кровоточили, четыре пореза с одной стороны и три на другой, а отметины на внутренней стороне бедер были натерты до крови и уже кровоточили. Он был слишком слаб, чтобы снова принять человеческий облик, но ее тихий плач разбил ему сердце; он уткнулся носом в ее подбородок и облизал его. Ее глаза были полны слез и боли, и он подумал о том, чтобы заставить себя измениться прямо сейчас, но, скорее всего, он просто устанет в процессе, и тогда пройдет еще больше времени, прежде чем он будет достаточно силен, чтобы измениться. Он всхлипнул и лег на живот, надеясь, что она знает, как ему жаль, что он причинил ей боль.
Ему хотелось утешить ее, залечить раны и тысячу раз сказать, что он сожалеет, и он проклинал свою неспособность держать себя в руках. Он был так поглощен одержимостью, так отдал контроль своему зверю, ничего не мог с собой поделать, и тут его осенило. Он чувствовал себя не в своей тарелке с самого полнолуния, с тех пор как перестал охотиться, потому что так беспокоился о ее безопасности в доме. Внутренне рыча, он снова проклял себя за то, что был так неосторожен. Он должен был лучше понимать, что изменение и охота помогают оборотням держать своих зверей в узде. Он практически уменьшил свою способность заботиться о ней. Неудивительно, что он вел себя так собственнически из-за Грея. Одного изменения было недостаточно.
Он двинулся, чтобы провести языком по отметинам на ее бедре, она вздрогнула и дернулась.
— Нет, Джас, так еще хуже.
Ее голос был почти шепотом. Неужели она сама кричала до хрипоты? Неужели она умоляла его остановиться? Он не мог вспомнить, а теперь чувствовал себя еще хуже.
Застонав от напряжения, она перекатилась на бок, обняла его за шею и закрыла глаза, погружаясь в сон, издавая эти тихие плачущие звуки, когда слезы исчезли, но причина их не в этом. Ему следовало бы отдохнуть, но он не мог заставить себя заснуть, когда она издавала маленькие болезненные звуки каждый раз, когда двигалась, поэтому он внимательно следил за своим телом, пока не стал достаточно силен, чтобы принять человеческий облик, а затем он помыл и перевязал ее раны. Его беспокоило, что она не хотела, чтобы он зализывал ее раны, это было совершенно по-волчьи, но он мог понять, что в отличие от брачных отметин, следы когтей были зазубренными и более глубокими. Отказать ему в чем-то, что, как она знала, он хотел сделать, означало, что ей было больно больше, чем он думал. И, как и брачные метки, они будут постоянными, что означает, что они заживут, к сожалению, медленно. Теперь ее прекрасное тело было изуродовано, и, хотя зверь в нем ценил отметины за то, что они означали, мужчина в нем был в ужасе от того, что причинил ей боль в муках страсти. Он только хотел, чтобы она познала удовольствие и безопасность в его объятиях, а он только что все испортил.
— Я, черт возьми, не заслуживаю тебя, милая, — прошептал он, заправляя прядь ее волос за ухо. Так или иначе, он загладит эту ночь перед ней.
Он спал достаточно крепко, чтобы не слышать, как она встала. Или приняла ванну. Он проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она хромает от ванной к шкафу, и мельком увидеть следы. Она сняла повязки, и следы когтей были окружены синяками, пока заживали. Он хотел бы вырвать свои когти!
— Ты достаточно отдохнул, Джас? — Спросила она из шкафа.
— Что? — Он сел.
Она вышла из шкафа, натягивая через голову простую футболку с длинными рукавами.
— Я спросила, достаточно ли ты отдохнул. Я старалась не шуметь, когда вставала.
— Ты ведь не всерьез беспокоишься обо мне, Каденц?
Она порылась в одном из маленьких ящиков комода, прежде чем вытащить пару трусиков, которые она называла «короткими шортиками», и они были черно-белыми в клетку с красными сердечками. Улыбнувшись ему, она проковыляла к кровати и села рядом с ним.
— Конечно, я беспокоюсь за тебя. Ты был весь напряжен на прошлой неделе, и мы были действительно чертовски жесткими вчера, и ты изменился, а я знаю, что это отнимает у тебя много сил. Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
Он даже не мог ответить. Она хромала, потому что он сдержал свое обещание трахнуть ее так сильно, что она не сможет ходить. Не говоря уже о синяках и очевидном факте, что она не могла носить нормальную одежду из-за отметин. Ему хотелось разорвать собственное горло.
Несколько мгновений она выжидающе смотрела на него, и он наконец сумел сказать:
— Я в порядке, спасибо, милая.
— Я умираю с голоду. Яичница?
Он наклонился к ней, когда она попыталась встать с кровати. Она рассмеялась и оттолкнула его руки, когда он потянул ее обратно на подушку.
— Не обижайся, но мне немного больно. Может, позже?
Черт побери, неужели она позволит ему сделать с ней что-нибудь так скоро? Неужели она считает его полным варваром? Она была слишком сговорчива для своего же блага.
— Милая, я просто хочу, чтобы ты отдохнула, а я позабочусь о завтраке.
Она выгнула бровь, как будто он шутил, но он определенно не шутил. Сложив ее руки на животе, он поцеловал ее в висок и заставил пообещать отдохнуть, а сам натянул джинсы и побежал вниз по лестнице.
Он не тот человек, который готовил много, кроме гриля, поэтому был довольно потерян на кухне. Но он мог бы сделать тост, и он мог бы попробовать не сжечь яйца.
