«Вот уж совсем не к месту! — /У парня длинный кинжал». (Керай, XVII в.)

«Самой красивой смертью, разумеется, было сочтено самоубийство. Самым красивым самоубийством — харакири. К тому же этот традиционный способ суицида как нельзя лучше соответствовал давней садомазохистской обсессии писателя… Спектакль получился дорогостоящий, со сценическими эффектами и огромным количеством зрителей. Без огнестрельного оружия, с одним только самурайским мечом, Мисима и четверо его юных помощников взяли в заложники коменданта одной из столичных военных баз. Потребовали собрать солдат, и писатель, писаный красавец в элегантном мундире и белых перчатках, подбоченясь, призвал воинов идти на штурм парламента… Военные, разумеется, ни на какой штурм не пошли — и, слава Богу, потому что тогда Мисима просто не знал бы, как быть дальше». (Чхартишвили. 1999, с. 431, 433.)

Особенности творчества

«За свою недолгую жизнь он успел сделать невероятно много. Сорок романов, пятнадцать из которых были экранизированы еще до гибели писателя… Вся жизнь писателя, отраженная в его произведениях, была, по сути дела, подготовкой к кровавому финалу… Творчество писателя освещено зловещим и магическим сиянием его эстетической концепции Смерти». (Ревяко. Трус, 1996, с. 393, 395–396.)

«Будто держа перед собой сексопатологическое исследование, Мисима выискивает в себе зарождение и развитие гомосексуальных и садистских склонностей <…> призванный лишь к мужской любви, надевает на себя маску “нормального”, хотя и застенчивого в платонических отношениях с девушками юноши. Хилый мозгляк, Мисима доводит занятиями культуризмом свое тело до совершенства, чтобы сделать особенно прекрасной свою будущую смерть… Гомосексуальная проза, к которой отчасти относятся и книги Мисимы, как правило, избыточно психологична… Демонстрируя маску предельного самооб-нажения, Мисима выворачивает наизнанку то, что утаено у всех, у каждого». (Шевелев, 1995, с. 62.)

Перечислим основные и самые характерные проявления истерической личности: привлечение внимания к своей персоне; стремление к лидерству; готовность к детализированному рассказу о себе; театральность поведения; эгоцентричность и пренебрежение нуждами других людей; эк-стравертированностъ поведения; акцентирование своей сексуальной привлекательности. А теперь еще раз перечитаем пато-графические сведения о Мисиме. Вывод напрашивается сам собой.

МИТРИДАТ (Mithridatos) VI ЕВПАТОР (132—63 до н. э.), царь Понтийского царства в 121-63 до н. э. В войнах с Римом был побежден и покончил с собой.

«С ранних лет он привык ожидать предательства ото всех и в особенности от самых близких и был чрезвычайно подозрителен. Пишут также, что он был очень красноречив и имел природные способности к языкам (с представителями всех 22 подвластных ему народов он общался на их языках)». (Рыжов, 2001. с. 259.)

«Имел обыкновение проглатывать дозы яда, которые он постепенно увеличивал, чтобы остаться в живых при любой попытке отравить его. Он дошел до того, что мог принимать совершенно безопасно такое количество яда, которое для всякого другого оказалось бы смертельным». (Бабоян, 1973, с. 51.)

«Параной ческая личность, уч итывая его неимоверную подозрительность». (Леонгард, 1981, с. 302.)

«…Когда до него дошла весть о том, что собственный его сын Фариак изменил отцу и хотел выдать его римлянам, тогда престарелый Митридат отравил своих жен и дочерей и сам принял яд, который всегда носил на рукоятке своего меча; но его железная натура, приученная к ядам, не поддалась отраве. Тогда он приказал себя умертвить своему оруженрсцу». (Бу-лацель, 1900, с. 32–33.)

В данном случаемы встречаемся с типичным патохарактерологическим развитием личности, вызванным неблагоприятными внешними обстоятельствами и неправильным воспитанием.

МИХАИЛ III (ок. 840–867), византийский император (с 842 г.).

«Уже было сказано о его развращенности и о шутках, какие он устраивал с процессиями шутов и скоморохов; мы упоминали также о том, что он любил выпить и получил за это прозвище Михаила Пьяницы и что ему, когда он бывал пьян и не понимал сам, что говорил, было безразлично отдавать приказания казнить или выдумывать самые дурацкие проделки». (Ш.Диль, 1994, с. 117.)

«Сам Михаил всегда избегал серьезных занятий и целыми днями занимался пирушками, пьянками, любовным беспутством, срамными рассказами, а также возницами, лошадьми, колесницами и происходящим от них безумством и сумасбродством… Даже тогда, когда император по виду брался за серьезные дела, все выходило у него дурно и нелепо. В походах он участвовал несколько раз и всегда терпел неудачи… Увлеченный пирами и шутовскими проделками, Михаил по легкомыслию выпустил из рук императорскую власть». (Рыжов, 1999а, с. 409–410.)

«…Историческая литература рисует его пьяницей, мало интересовавшимися государственными делами». (Сюзю-мов, 1966, с. 512.)

«Время правления Михаила — богатая событиями и очень важная для понимания последующей истории эпоха. При нем было восстановлено иконопо-читание (843), произошло первое зафиксированное источниками нападение русских на Византию (860—61), крещены болгары (863—64), послана миссия Кирилла и Мефодия к славянам (863), вновь открыт константинопольский университет (ок. 862—66), произошли знаменитые распри патриарха Фотия с римским папой (867), но хронисты отказывают царю в деятельном участии во всех этих событиях. Из всех деяний Михаила Продолжатель Феофана счел похвальным только то, что “утварь, подаренная им славному храму Божьей мудрости” (т. е. Св. Софии), была выполнена “с тщанием и усердием и достойна похвалы”. Во всем же остальном царствование Михаила III, наполненное “нечестивыми зрелищами” и “сущими пустяками”, в официальной византийской историографии стало скорее примером того, как нельзя управлять государством». (CD Кирилл и Мефодий 2000.)

Алкогольная зависимость у императора сочеталась, по-видимому, с умственной отсталостью. Больные алкоголизмом при наличии способностей часто бывают весьма деятельны и продуктивны, тем более, если обстоятельства способствуют реализации их талантов. Но дурашливое пьянство Михаила III вкупе с легкой олигофренией не дали ему никаких возможностей проявить свою историческую значимость хотя бы с минимальными личными достижениями в деле государственного управления и строительства.

МИХАИЛ IV Пафлагонянин (1005–1041), византийский император (с 1034 г.).

«С детства он страдал тяжелым недугом: время от времени его мозг постигало расстройство, при этом он ни с того ни с сего неожиданно возбуждался, вращал глазами, падал на землю, бился головой и долгое время сотрясался в конвульсиях, затем снова приходил в себя и постепенно возвращался в нормальное состояние… К несчастью, недуг его усиливался с каждым годом. Припадки случались все чаще. Поэтому он почти не устраивал выходов и очень неохотно появлялся на людях…» (Рыжов, 1999а. с. 410–411.)

«…Прекрасный Михаил страдал страшной болезнью, с ним случались припадки падучей <…> припадки падучей становились чаще и сильней… Он жил исключительно в обществе монахов, окружал себя во дворце оборванцами-аскетами, подобранными им на улице, и смиренно, принося им покаяние, ложился спать у их ног на голой доске, положив под голову Камень… Но ничего не облегчало его страданий и тревог. Тогда его духовные наставники, которым он исповедался в своих безумствах и преступлениях, повелели ему порвать всякие плотские сношения с женой. И он благоговейно исполнял их повеления». (Диль, 1994, с. 169, 172–173.)

«Душевно больной Михаил совершенно не занимался делами и предоставил их своему брату, ёвнуху Иоанну». (ЭС Гранат, т.29, с. 100.)

Вне веяного сомнения, император Михаил страдал эпилептической болезнью, которая сопровождалась болыиимй судорожными припадками (так называемая генерализованная идиопатическая эпилепсия.) Болезнь прогрессировала, так как об адекватном лечении не могло быть и речи, и соответственно учащались припадки. Специфические эпилептические изменения личности предусматривают, как правило, и тё особенности поведения, которые описаны у Михаила.