«Ясно лишь, что на рубеже 1691—92 годов Ньютон впал в апатию, снова решил покончить с философией и заняться производством сидра. Затем снова пробуждается бешеная энергия: он вдруг начинает бурно переписываться с Бентли; темы исключительно богословские. Темп переписки все возрастает… Конец 1692 года — апатия, сонливость, перемежающиеся с мучительной бессонницей. Начало 1693 года — глубокая меланхолия, бессвязность мыслей. К концу 1693 года он постепенно выздоравливает… Некоторые… предполагали, что заболевание Ньютона — меркуриализм, отравление ртутью». (Карцев, 1987, с. 256–257.)

«… В одном из писем, помеченном 13 сентября 1693 года, он сам заявляет, что “потерял связь своих мыслей”. В этом письме, адресованном Пенису, Ньютон проявляет все признаки серьезной душевной болезни: бессвязность мыслей, неестественную подозрительность, необычайную хандру и враждебность к людям, ничего дурного ему не сделавшим». (Филиппов, 1997а, с. 146.)

«После 50-летнего возраста развивается психоз с бессвязностью речи, депрессией, параноидными чертами и идеями преследования. Его труд “Хронология” указывает на существование у автора психотических симптомов». (Grasset, 1907, с. 175.)

«…Неясный психоз Ньютона, скорее всего, можно толковать как легкую позднюю шизофрению». (Кречмер, 1995, с. 543.)

«Гораздо естественнее предположить, пишут современные исследователи, наступление у Ньютона депрессии, связанной с наступлением некоторого критического возраста… Болезнь знаменует серьезный душевный перелом Ньютона». (Карцев, 1987, с. 258.)

«Современные ученые-медики видят причину недомоганий в медленном, но постоянном накоплении в организме Ньютона отравляющих веществ, которыми был насыщен воздух в его лаборатории. Группа английских ученых недавно тщательно исследовала прядь волос Ньютона, которая как дорогая реликвия и поныне хранится у его сегодняшних потомков. Анализ подтвердил наличие в волосах… высокой концентрации свинца, сурьмы, мышьяка, ртути». (Кросъ, 1982, с. 37.)

«Смерть наступила в состоянии сенильной деменции». (Gelineau, 1900. с. 552.)

Расстройства психики, которые отмечались у Ньютона, проявлялись сохранностью интеллектуальной сферы, периодичностью и сочетанием аффективных и шизофренных симптомов в пределах одного и того же обострения. Такое течение и такая клиническая картина позволяют предположить наличие шизоаффективного расстройства. Нельзя, разумеется, исключить и периодические экзогенные психозы, вызванные интоксикацией. Биографы отмечают влияние психических расстройств на творческий процесс.

ОГАРЁВ НИКОЛАЙ ПЛАТОНОВИЧ (1813–1877), русский революционер, поэт и публицист. Друг и соратник А.И. Герцена. В эмиграции с 1856 г. В 1966 г. прах перевезен в Москву на Новодевичье кладбище.

Общая характеристика личности

«Болезненный ребенок (до 4 лет не ходил, всю жизнь страдал эпилепсией) рос преимущественно среди женщин, которые лечили его “домашним заключением… и развили нервность”». (Ла-зурин. Павлова, 1999, с. 382.)

«…Страдал с юности тяжелыми эпилептическими припадками». (Либедин-ская, 1985, с. 92.)

«Летом 1834 года… Огарева выслали на попечение отца в его родовое имение… С внешней стороны ссылка не была особенно тяжела для Огарева, но его мучило одиночество… Умственный труд удовлетворял духовным потребностям поэта, но Огарев не мог отдаться ему всецело, вследствие отсутствия выдержки и непривычки к упорной систематической работе… Одиночество и неудачи возбуждали в ссыльном недовольство и уныние». (Переселенное, 1905, с. 89.)

[Весной 1838 г.] «… в состоянии тяжелой душевной депрессии Огарев отправился в Пятигорск: “Я сам хорошенько не знаю, — писал позже Огарев в очерке “Кавказские воды”, — был ли я действительно болен или нет <…> это скорее была тоска темного сознания, что я свою жизнь пускаю по ошибочной колее”». (Нонкин, 1989. с. 12.)

«…Они едут вместе на Кавказ, нотам на водах Огарев встречает ссыльного декабриста Одоевского и под влиянием многочасовых бесед с ним впадает в религиозный экстаз». (Либединский, 1985, с. 45.)

«Как известно, он был некогда очень богатый русский барин; но романтическая филантропия и вражда к крепостному праву, когда он почти даром отдал крестьянам свое богатое поместье Белоомут, оставили его с очень небольшими средствами, а в последнее время его жизни даже в бедности. Это был молчаливый, задумчивый человек, впрочем, очень мягкий и приветливый». (Пыпин. 1989, с. 361.)

«Бывают дни, когда душа пуста: / Ни мыслей нет, ни чувств, молчат уста, / Равно печаль и радости постылы, /Ив теле лень, и двигаться нет силы. / Напрасно ищешь, чем бы ум занять, — / Противно видеть, слышать, понимать, /И только бесконечно давит скука, /И кажется, что жить — такая мука! / Куда бежать? Чем облегчить бы грудь? / Вот ночи ждешь — в постель! Скорей заснуть! / И хорошо, что стало все беззвучно…/ Асон нейдет, а тьма томит докучно!» / (ОгаревН.П. «Хандра», 40-е годы XIX в.)

«Огарев беспрестанно путался, спотыкался в жизни, предавался, как блудный сын, всем крайностям разгула, но, как блудный сын, он и в падении не утратил чистоты души своей и не изменил своим благородным убеждениям». (Панаев, 1988, с. 311.)

[5.12.1855 г.] «Вечером припадок был. Как часто, ровно месяц и два дня». (Тучкова-Огарева, 1989, с. 320)

[4.12.1855 г.] «Теперь Огарев вовсе не пьет водки, только красное вино». (Там же, с. 321.)

«С первых дней нашей брачной жизни его серьезная болезнь обратила меня в любящую сиделку. В продолжение семи лет у нас не было детей… Его припадки (эпилепсия) являлись совершенно внезапно, и на них влияли ночные кутежи, неумеренные попойки». (Там же, с. 336–337.)

[1869 г] «Огарев уже сильно пил, опускался на глазах, его нетрудно было склонить в любую сторону». (Лурье, 2001, с. 99.)

«Последние годы Огарева (особенно после смерти Герцена) были ужасны… Нужда, постоянные физические недомогания и несчастная страсть к вину, от которой он не в силах был отделаться, делали его тяжелое положение еще более невыносимым». (Переселенное, 1905, с. 90.)

«Предполагали, что он повредил себе мозг, падая в припадке, и с этого времени все спал — так и заснул навсегда». (Пассек, 1989, с. 219.)

Особенности творчества

«Отсутствие выдержки и усидчивости, беспредметная мечтательность, лень и привычка к жизни изо дня в день, без определенной цели, помешали творчеству Огарева развернуться в полном объеме» (Венгеров С., CD Брокгауз и Ефрон.)

«Научные и деловые проекты Огарева имели одинаковую участь с его литературными проектами: далее предисловий они не шли… В последние, предсмертные годы свои он сошелся с какой-то шотландкой, г-жои Сусер-ланд, старою вдовою, уже имевшею сына… которая полюбила его и сделалась его нянькой, любовницей и сестрой мйлосердия. На ее руках он и умер в Гринвиче от следствий падения в припадке падучей болезни, которою страдал с детства, и перелома спинной кости. За два года до того он уже был дрях-лый старик, с медленною речью, мерцающими воспоминаниями в голове и все-таки спокойный и равнодушный к лишениям, какие теперьдля него наступили». (Анненков, 1909, с. 112, 154.)

В данном случае наличие эпилептической болезни, протекающей с большими судорожными припадками, вряд ли можно подвергать сомнению. Так как специфического лечения эпилепсии в то время не существовало, то у Огарева не развились и характерологические изменения личности, многие черты которой обусловлены побочным действием противосудорожных препаратов. Появление алкогольной зависимости, наоборот, чаще встреча-лосъу эпилептиков в прошлые годы, так как алкоголь, возможно, выполнял (хотя весьма условно и односторонне) терапевтическую роль, смягчая проявления эпилептической депрессии и дисфории. Течение собственно эпилепсии в этом случае, разумеется, утяжелялось, так как судорожные припадки, спровоцированные алкоголизациями, возникали чаще, что и видно на примере Огарева.