«Всю жизнь Кьеркегор чувствовал себя несчастным человеком. Его одолевали меланхолия, ипохондрия, преодолеваемые пароксизмами творческого вдохновения… Множество статей, глав в монографиях и целых книг написано о психопатологии Кьеркегора. Этому посвящено немало исследований психиатров и психоаналитиков. При всех расхождениях в диагнозе все сходятся в том, что перед нами психически больной человек… Каких только анормальностей не нашли специалисты (в кавычках и без кавычек) у датского философа…: и шизофрению, и эпилепсию, и эдипов комплекс, и мазохизм, и нарциссизм, и бессознательный гомосексуализм, но чаще всего — маниакально-депрессивный психоз. Последнего диагноза придерживался и знаменитый датский психиатр X. Хельвег. По всей вероятности, так и было. Уж очень странный, неуравновешенный, причудливый, эксцентричный человек был Серен Кьеркегор… Не только дневники, но и все литературные произведения Кьеркегора — эстетические, философские, религиозные — интроверти-рованы, устремлены на самого себя, обращены внутрь, к собственным переживаниям… Начиная с “Либо-либо”, Кьеркегор выступал под десятком различных псевдонимов, притом даже антитетичных (Климакус и Анти-Клима-кус)… Вопреки нескончаемым сомнениям, одолевавшим Кьеркегора, у него не было сомнения в одном: в своей гениальности… Современники отвергли его. Пренебрежение и даже презрение были его прижизненным уделом… Огромное нервное возбуждение не прошло бесследно. Кьеркегор, потеряв сознание, упал на улице и через несколько дней, отказавшись от причастия, скончался в возрасте 42 лет… Едва ли можно назвать другого философа, личная жизнь и творчество которого находились бы в столь неразрывной, нерасторжимой связи, как у Серена Кьеркегора». (Быховский, 1972, с. 46–47, 49–52, 35.)
«Шизоидная меланхолическая личность». (Somogyi, 1936, с. 153.)
«Бионегативная, отягощенная наследственной депрессией личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 440.)
«Детская чистая душа и визионер, безвольный безумец и властитель огненных духов, щепка в жизненном море и фантаст, сочинивший свою вторую, идеальную, жизнь вне времени и пространства… Комплексы, депрессии, мании неотделимы от ажурно-хрупких душ, которые не могут помутнеть — они способны лишь разбиться. Да, это был больной человек: вспышка на похоронах епископа Мюнстера193, отказ от Регины, вся его жизнь подтверждают это… Воплощение интро-вертированной гениальности… Его философию породили два незначительных факта его биографии: проклятие Бога отцом и разрыв с Региной. “О, если б мы знали, из каких мелочей складывается тот пустяк, который каждый из нас именует мировоззрением”». (Гарин, 1992, с. 105, 121,143, 155.)
Особенности творчества
[Запись в дневнике от июня 1849 г.) «Как тяжко! Сколь часто говорил я сам себе: подобно принцессе из Тысячи и одной ночи я спасал свою жизнь тем, что длил рассказ, то есть сочинительство-вал. Сочинительство и было моей жизнью, Чудовищную тоску, сердечные страдания симпатического свойства — все, все мог я преодолеть, если сочинял. Когда мир обрушивался на меня, то его жестокость, кого-нибудь другого подкосившая бы, меня делала еще более продуктивным. Я забывал абсолютно обо всем, никто и ничто не было властно надо мной, если только я мог писать». (Роде, 1998, с. 219.)
У Кьеркегора оказывается извращенным основополагающее правило, сформулированное еще мыслителями древности: Primum vivere, deinde philosophari — «Сначала жить, а потом философствовать». Это максима подразумевает, что нормальный человек сначала устраивает свою личную жизнь, а потом уже философствует и спорит. Когда эти составляющие меняются местами, то психиатры называют возникающий психопатологический феномен «философической интоксикацией», который очень часто является одним из симптомов шизофрении. Пожалуй, красивый и физически здоровый гений — персонаж в большой степени мифологизированный. Вопреки известной пословице «В здоровом теле здоровый дух» у Кьеркегора отмечается сочетание больного тела и больной души. Если бы дух философа помещался в здоровом теле, вряд ли он оказался бы способным на подобное творчество. Последовала бы, скорее всего, женитьба с массой неотложных бытовых проблем и т. п. Хотелось бы еще обратить внимание на уже отмеченную одним из биографов прямую связь интровертированного характера Кьеркегора с интровертированным характером его мировоззрения. Это вполне закономерное и частое сочетание.
КЭРРОЛЛ (Carroll) ЛЬЮИС (настимя Чарлз Латуидж Доджсон, Dodgson) (1832–1898), английский писатель («Алиса в Стране чудес», «В Зазеркалье»), математик и логик.
Общая характеристика личности
«Во внешности его было что-то странное: легкая асимметрия лица — один глаз несколько выше другого, уголки рта подвернуты — один вниз, другой вверх. Говорили, что он левша и только усилием воли заставляет себя писать правой рукой. Он был глух на одно ухо и сильно заикался… Доктор Доджсон страдал бессонницей. По ночам, лежа без сна, он придумывал, чтобы отвлечься от грустных мыслей, “полуночные задачи” — алгебраические и математические головоломки — и решал их в темноте. Позже они вошли в книгу Кэролла “Математические курьезы”». (Демурова, 1968, с. 53.)
«Те, кто окружал преподобного Ч.Л. Доджсона в Оксфорде, — преподаватели и особенно студенты, — не подозревали, что тихий, застенчивый, страдающий от сильного заикания тьютор (руководитель семинара) живет причудливым тайным бытием <…> ущербность… от природы лишившая художника чувственной любви… Его в этом можно сопоставить со Свифтом, “Приключения Алисы” с “Приключениями Гулливера”, ибо доктор Свифт, как и доктор Доджсон, через всю жизнь пронес несколько тягостных переживаний, связанных с физиологией, созреванием, испытанных им еще в детские годы…» (Урнов, 1969, с. 14, 27–28, 39.)
«Кэррол много работал, простаивая за конторкой по 13–16 часов подряд. Напряженная работа сказывалась на здоровье: появилась бессонница, головные боли, галлюцинации. И здесь не обошлось без Страны чудес: Кэрролу мерещились крепости с валами и рвами, башенками, флюгерами, подъемным мостом. Это была сторона его жизни, тщательно скрываемая от постороннего глаза». (Данилов, 1974, с. 4.)
«Он был застенчив и заикался, хотя его заикание моментально пропадало в присутствии детей. Он предпочитал компанию маленьких девочек… И хотя достоверным является тот факт, что он умер девственником, у Кэррола было более 100 маленьких подружек. Ему, кстати, совершенно не нравились мальчики… Он прекращал встречи и Всякие отношения со своими маленькими подружками, когда они взрослели. Самым старшим из них было по 16 лет. Кэррол был фотографом-любителем, и вполне естественно, что он очень любил фотографировать маленьких девочек. Он часто фотографировал их в одежде, но еще чаще они позировали ему обнаженными. Кэррол всегда фотографировал обнаженных девочек только с разрешения их матерей, но такое хобби, естественно, вызывало у многих по меньшей мере удивление. Стали появляться всевозможные слухи, и в 1880 году Кэррол внезапно навсегда отказался от своего хобби». (Уоллас и др., 1993, с. 134–135.)
«Он, как многие викторианцы — педерасты и нимфетолюбы, — вышел сухим из воды. Его привлекали неопрятные костлявые нимфетки в полураздетом или, вернее сказать, в полуприкрытом виде, похожие на участниц какой-то скучной и страшной шарады». (Носик, 1995, с. 515.)
«Влечение и связи Доджсона с детьми были вполне естественны и вытека* ли из его положения в семье как старшего с восьмью более молодыми братьями и сестрами. Он также страдал от заикания, которое так никогда полностью и не преодолел… Подобно многим другим, страдающим таким же расстройством, он обнаружил, что был способен естественно и легко разговаривать с детьми. Поэтому не удивительно, что он начать развлекать детей Генри Джорджа Лидделла, декана Церкви Христа, в том числе и его дочь Алису». (CD Britannica 2000.)