Посещение лагеря беженцев не входило в мои планы. Вряд ли я найду что-то общее между жизнью беженцев из Камбоджи и жителями наших деревень. Но отказать Лое казалось невежливым.

Лоя писала книгу. Нечто социальное, проблемное. Я знала, что у нее уже готова львиная доля текста и, видимо, осмотр лагеря беженцев был нужен ей для получения дополнительного материала.

Сделав значительный крюк и отклонившись от нашего маршрута, мы прибыли в лагерь лаосских беженцев часам к четырем вечера. Зрелище оказалось ужасающим. Я была не готова к подобным фоторепортажам. Для этого надо иметь особую силу воли, обладать сильным духом и умением взглянуть на ситуацию без эмоций. У меня же эмоции хлестали через край. Нищета, грязь, орущие дети, озлобленные лица мужчин, уставшие и смирившиеся глаза женщин. Возле одной из палаток я заметила белую женщину, явно иностранку, с волнистыми каштановыми волосами, одетую в цветастый балахон. Она сидела за столом и раздавала пластиковые бутылочки с таблетками. Она почти не говорила, изъяснялась жестами и улыбками. За бутылочками выстроилась большая очередь женщин с детьми на руках. Дети отмахивались от назойливой мошкары, женщины старались прикрыть головы самых маленьких платками.

— Кто это? — Я была удивлена, увидев здесь белую женщину.

— Наверное, миссионерка какая-нибудь, — отозвалась Лоя, прикрыв глаза от солнца ладонью. — Их много колесит по стране. Помогают, кто чем может. Разворачивают госпитали. Раздают лекарства, еду. Хотите с ней поговорить?

Я кивнула. Было бы интересно узнать, что она здесь делает. Мы постояли в сторонке, дожидаясь, пока она закончит. Когда женщина встала из-за стола, я увидела, что она беременна. «Вот ненормальная, — подумала я. — Чтобы приехать сюда беременной, надо быть сумасшедшей».

Лоя подошла к ней и объяснила, зачем мы здесь.

— Репортер из России, — повторила она несколько раз, видимо рассчитывая произвести впечатление. — Снимает фоторепортаж о жизни тайцев.

Женщина почему-то рассмеялась. Мне понравился ее смех — открытый, заливистый. В ее облике не чувствовалось усталости, несмотря на ее положение. Я не слышала, что она ответила Лое, но когда они приблизились ко мне, то смеялись уже обе.

— Кристина, — протянула руку улыбчивая шатенка. — Ваша соотечественница.

Я невежливо уставилась на новую знакомую, не произнося не слова.

— Удивлены? Я тоже.

Кристина продолжала улыбаться и с любопытством разглядывала меня.

— Вы фоторепортер?

— Да, простите, пожалуйста, я — Евгения, Женя. Снимаю для фотоальбома, — затараторила я на русском, к неудовольствию Лои.

Кристина, однако, продолжала на английском, чем спасла неловкое положение.

— Нечасто в этих краях встретишь наших. Я здесь уже полгода, и ни разу никто из русских туристов сюда не заглядывал. Впрочем, зрелище, надо признать, не самое приятное. Иностранцы сюда заглядывают только по работе.

— А вы сами?

— Тоже работаю. Волонтером при одном госпитале американских миссионеров. Религия меня мало интересует, но они поставляют медикаменты и пищевые добавки для этих несчастных. По большому счету, эти люди ведь никому не нужны, понимаете? — Кристина прищурилась, пристально вглядываясь в мое лицо. Ей было важно, какого рода интерес я испытываю. Видимо, празднолюбопытствующих журналистов она навидалась в своей жизни. — Правительство обеих стран старательно закрывает глаза на их проблемы. Тайцам они словно бельмо на глазу, лишь бы поскорее убрались, в Камбодже они тоже не нужны. Хорошо хоть кто-то выделяет деньги.

Она так просто говорила об этом, словно занималась тут вышиванием крестиком. Я невольно взглянула на ее живот. Отчаянная мамаша.

— Да, это не прибавляет удобств, — заметила мой взгляд Кристина. — Но и хлопот пока особых не доставляет. Жарко вот только, — вздохнула она, утирая капельки пота на лице. — Я закончила на сегодня, хотите, проведу вас по лагерю, познакомлю с интересными людьми?

Я заколебалась. Времени у нас было в обрез, но поговорить с Кристиной хотелось ужасно. В итоге я согласилась, и Лоя, довольная тем, как все складывается, радостно засеменила рядом с нами, задавая бесконечные вопросы и делая пометки у себя в блокноте.

Кристину здесь знали хорошо, и, несомненно, она успела завоевать уважение у поселенцев лагеря. При виде нее люди оживлялись, отвечали на приветствия, некоторые даже улыбались в камеру. Улыбки эти вызывали у меня восхищение и уважение — на фоне явных страданий и неудобств у этих людей еще сохранились силы на искренние улыбки и свет в глазах! Хотя большинство беженцев имели апатичный и мрачный вид. У них не было никакого просвета в настоящем, никакой надежды на лучшее будущее. Чужие и среди своих, и среди чужих. Одинокая кучка людей, волею войны превратившаяся в бродячее племя.

Когда Лоя удовлетворила свое любопытство, мы стали собираться. Темнело, я устала и мечтала только о том, как бы добраться до приличной комнаты в каком-нибудь отеле, искупаться и уснуть. Но Кристина стала нас уговаривать:

— Куда вы сейчас поедете? В ночь? Устанете еще больше. Переночуйте здесь, у нас недалеко есть небольшое поселение, деревня, там можно снять комнату и завтраком накормят за гроши. А завтра двинетесь в путь. Я тоже там живу, здесь, в лагере, спать тяжело.

Лоя, увидевшая в этом предложении дополнительную возможность пополнить свой материал, тут же встала на сторону Кристины. Двое против одной — я не устояла. Кристина пошла с нами, чтобы помочь нам устроиться. Через час мы уже сидели в традиционном тайском доме с остроконечной крышей, довольно чистом, и с очень радушными хозяевами. Дом, как и большинство домов в округе, стоял на сваях, таким образом, пол жилой комнаты возвышался над землей, и ветер продувал комнату изо всех щелей.

Ужинали мы вместе. Лоя как пулемет сыпала вопросами, Кристина охотно отвечала, я откровенно зевала и клевала носом, готовая упасть и уснуть прямо за низеньким столом, вокруг которого мы сидели на циновках. Вдруг я услышала нечто, что заставило меня встрепенуться. Сон сняло как рукой.

— Муж мой сейчас в Москве по каким-то делам, а я пока тут. Но, наверное, рожать поеду домой. Родные стены помогают. Хотя раньше, когда мы работали в Папуа — Новой Гвинее, я бы, наверное, не помчалась домой ради этого. Как-то все казалось проще…

— Ты раньше работала в Папуа? — я чуть не закричала, подскочив от неожиданности.

— Да, а что?

Обе посмотрели на меня как на сумасшедшую.

— Почему тебя это так удивляет? — Кристина не могла понять, в чем дело.

— А когда ты оттуда уехала?

— Месяцев шесть-семь назад.

Все сходилось! Это она. Кристина Кристаллинская. Другой такой быть не могло. И как я теперь ей все расскажу? И стоит ли? Насколько я понимаю, Андрей оставил ее там не в самой удачной ситуации.

— Так почему тебя это так удивило? — Тон Кристины изменился. Появились тревожные нотки. Она тоже что-то заподозрила.

— Понимаешь, у нас с тобой, возможно, есть общие знакомые.

— Неужели? В ПНГ?

— Да нет, в Москве.

— Я там сто лет не была. Только собираюсь. И кто же меня знает из твоих друзей?

— Ну, возможно, — я никак не решалась произнести имя брата, — может, я и ошибаюсь…

— Так кто?

— Андрей Ладынин, — выпалила я, и мне сразу стало легче. На секунду. Потому что в следующую секунду я увидела такую бурю чувств на лице собеседницы, что меня словно обдало волной самых сильных эмоций.

Радость, гнев, смущение, изумление, боль, недоверие — все это промелькнуло и исчезло. Через пару мгновений лицо Кристины не выражало ничего, кроме вежливого любопытства.

— Ты знакома с Ан… с Ладыниным?

— Да, это мой брат.

— Брат? — тут она опять изумилась. — Родной?

— Да. Близнец.

— Но вы совсем не похожи…

— Не похожи. Можно даже сказать — противоположности.

Честно говоря, я не знала, что мне делать. То ли спрятать голову в песок, как страус, то ли идти в разведку боем и выяснить все то, что мучило меня с тех пор, как Андрей вернулся из той злосчастной поездки.