– Да, мам, -сдержанно ответил я, – Все нормально.

Нет, конечно, я веду в дом террористов и наркоторговцем. А еще мы собираемся устроить оргию и сжечь тут все дотла.

Тут нежданно, негаданно влез отчим, желающий внести свою лепту.

– Ты зачем ее во столько пригласил? –возмутился он, – У человека смена заканчивается в 7:30

– Я люблю ее, но не настолько, чтоб так рано вставать, -фыркнул я.

– Приехала и легла б спать с тобой, -на этом моменте я едва не поперхнулся, но тут же успокоился, когда отчим добавил, – У нас же гостевая комната есть.

Что-то мои мысли забрели совсем не в ту степь и теперь их оттуда, лишь поганой метлой, да кислотой ядрёной, вычищать придется.

Это было бы лучшее приглашение: «Приходи и поспи». Учитывая, что я и так говорил про то, что закажу роллы, то в этом перечне только душа не хватает, вроде: Помыл, покормил, спать уложил. В лобик поцеловал и сказку почитал.

Мы смотрели «Лило и Стич», ели роллы и ничего мне более не надо было. Как жаль, что больше мы ни гуляли, и не встречались нигде, кроме кофейни. Но к этой теме мы еще вернемся.

Твой парень мне очень не нравится. Настолько сильно, что я бы его задушил голыми руками со словами, что это во благо человечества.

Валенсия: Пока он мой мужик обидные прозвища не даём.

Но я продолжил шутить, потому что меня бесило одно его существование. Из всех твоих парней он был самым худшим.

Ты пригрозила стукнуть меня, если я не прекращу глумиться. Это было не убедительно. Ты, как будто, не очень-то и хотела, чтоб я остановился. Тем не менее я извинился, поскольку он тебе, очевидно нравился, несмотря на то, что совсем не подходил. Вот уж, действительно, шкаф с подпалинами. Бесполезный хлам, годный лишь на растопку.

За издевками, в его адрес, я прятал собственное неудовольствие. Для любых отношений вмешательство ревности губительно. Ревность, словно кислота, разъедающая все на своем пути.

В последствии я возненавидел его за то, что у тебя всегда было для него время, а для меня нет. С ним ты шла гулять, а мне говорила, что будешь сидеть дома. И даже во время одной из наших, с тобой, ссор ты написала, что тебя волнуют наши с тобой отношения, но ты не можешь, пока, ответить, поскольку сейчас с ним. Ты не могла уделить разговору со мной даже минуту, как будто потеряв тебя на 60 секунд он бы тотчас упал замертво. И как же меня это раздражало. Твои слова я воспринял, как пощечину, но об этом мы поговорим позднее.

Когда я размышлял над тем, в какой момент все пошло не так, то пришел к выводу, что это, так или иначе, связано с этим парнем. Когда он появился в твоей жизни все пошло наперекосяк. Временами я винил его в том, какой, со временем, ты стала. Мне проще было винить его в том, что ты изменилась, чем признать то, что ты всегда была такой.

В один из дней я общался с той девушкой, с которой ранее ходил на свидание. Она написала мне, что после ночной смены будет отдыхать и потому не хочет никуда идти. Я пожал плечами. Кто хочет, тот всегда найдет выход.

Валенсия: Видишь, я, в воскресенье даже не поспала, чтоб погулять с тобой, а она не поспать не может. Пошла к черту.

Савиньен: Хочется, конечно, пафосно и красиво заявить, что вот ты то, Валенсия, меня любишь, а ей все равно. Но…Ты просто не спишь днём.

Валенсия: Я спала потом. Днем. Мы договорились погулять. И я лучше погуляю с тобой, чем посплю.

Я ответил, что это мило и, что я бы обнял тебя, будь ты рядом. Если бы мне нужно было как-то охарактеризовать этот месяц я бы назвал его, месяцем, когда ты начала ускользать. Как песок, сквозь пальцы. Месяц, когда появился тот, кого нельзя подвергать остракизму и обструкции. Месяц, когда в твоей жизни появилась переменная, которую ты никогда не должна была встретить.

Если бы я знал, что, начиная с этого месяца все будет становится лишь хуже, то свернул бы назад или продолжил идти? Хотя…Учитывая, как в дальнейшем будут развиваться события, я скорее, не шел, а добирался вплавь, причем по-собачьи, если ты все еще понимаешь мои шутки. Этот месяц начался, не так уж плохо, но закончился за упокой моей нервной системы. Я так устал к маю, что счел бы гильотину прекрасным подарком. Мы вновь затронули тему отношений, и я пожелал разъяснить, что моя излишняя прямолинейность обусловлена моей натурой. Что порой меня можно счесть грубым из-за излишне резких суждений, и отсутствием, чего греха таить, такта, но все это непреднамеренно.

Я написал, что не умею поддерживать людей и, что, обычно, когда пытаюсь помочь, это куда больше походит на выговор, нежели на участие. Иной мог бы сказать, что я неотесанный чурбан, без капли сочувствия, но что ж поделать, коли я таков, какой есть и забочусь я так, как умею.

К счастью ты успокоила меня и поблагодарила за поддержку.

Савиньен: Конечно. Мы же друзья, даже если я чего-то не одобряю, то все равно поддержу тебя.

И далее последовала череда шуток. Весьма посредственных, если хочешь знать мое мнение. И я не уверен, что ты действительно лишь прикалывалась.

Валенсия: Это я заметила.

Савиньен: Что не одобряю?

Валенсия: Одобряешь, но терпишь.

Савиньен: Принимаю такой, как есть.

Валенсия: Терпишь.

Мне это пришлось не по нраву. Одно лишь предположение, что ты можешь так считать, привело меня в ярость. Когда я зол, обижен или расстроен, я прибегаю к ехидным замечаниям, дабы скрыть истинные эмоции. Пассивная агрессия у меня, бывает, доходит до такого уровня, что становится активной.

Каждое мое слово включало в себя целую пинту яда, и любой, кто увидел бы мое выражение лица в тот момент, когда я строчил сие комментарии, вмиг бы помер от несварения.

Савиньен: Конечно, только и посматриваю на шкалу терпения и думаю, как от тебя избавиться. Сейчас, обожди, внесу в свой график поправки: Первым пунктом, как от тебя отделаться. Вторым, как не одобрить твое поведение. Третьим, как тебя достать.

Я понял, что мы стоим друг друга, когда прочитал твой ответ.

Валенсия: Поздравляю. Все выполнено. Можешь быть свободен.

Не знаю какая эмоция превалировала во мне в этот момент: Восхищение или возмущение.

До этого, еще в марте, мы обсуждали вирус, и я смирился с тем, что ты погрязла в панике, вместо того, чтобы принять новые условия жизни. Но сегодня ты, вдруг, сама написала, что завтра хочешь поехать гулять.

Савиньен: Так ведь тебе запретили.

Ты упоминала, ранее, что твои родные против того, чтобы шляться по улицам, лишний раз, будто это куда как более опасно, нежели твоя работа в кофейне.

Ты ответила, что никого не будет и, соответственно, никто не узнает. Я улыбался, хоть ты и не могла этого видеть.

Савиньен: Умная девочка. Я должен написать, что это плохая идея, но я горжусь тобой.

И я гордился. Я желал, чтобы ты преодолела свой неуместный страх. Я желал, чтобы ты действовала на свое усмотрение. Я желал, чтобы ты полагалась на свое мнение, а не слова других.

Валенсия: Хочу гулять. Хочу к парню.

Я скривился, как от зубной боли.

Савиньен: Знаешь, можно было ограничится первым предложением.

Упоминание твоего парня неприязненно кольнуло меня. О, как я презирал его. Как ненавидел. Как жаждал, чтобы ты его, наконец, бросила.

Ты прислала новое сообщение, гласящее лишь: «Хочу гулять» и на моем лице вновь расцвела улыбка. Мне не хотелось думать о тебе с ним.

Савиньен: Того и гляди сделаешь свои первые шаги в манипулировании. Ох, дорогая, я так горжусь тобой.

А я и не знал, что однажды это обернется против меня. Здесь, впору, использовать цитату: «Вы смеете использовать мои же заклинания против меня, Поттер?» Я рассказывал тебе про психологические трюки, к которым не единожды прибегал сам, приводил массу примеров и разъяснял, как и где, лучше использовать те или иные техники. Зря. Одному дай нож, и он использует его для чистки овощей. Второму вручи пистолет, и он воспользуется им в крайнем случае. А третьему, кастет всучи и тот отправится шпынять неугодных ему. О чем я? О том, что я прибегал к тем трюкам и техникам, когда возникала нужда. В твоих руках психология, превратилась в нечто столь низменное, что и думать страшно. В этом то и проявлялась твоя тлетворная натура. Ты губила все, к чему только прикасалась.