— Опыт — дело наживное. Но у вас отличные данные — это я вам, как профессионал говорю. Вы раньше кем работали, если не секрет? — интересуется Мария.
— Когда-то была преподавателем в провинциальном вузе.
— Вот оно что… Рыбак — рыбака. Я ведь тоже когда-то в педагогическом училась, по первому диплому — логопед, — сообщает женщина. — Знаете, сейчас не нужно давать ответ. Съемки начнутся в январе, так что времени, чтобы принять решение, у вас будет достаточно. Я вам позвоню, хорошо?
— Я даже не знаю.
— Ну хотя бы подумайте об этом, — Мария похлопывает меня по плечу.
— Хорошо, подумаю, — говорю, лишь бы побыстрее отделаться от нее.
Мы с Марией прощаемся, а потом я выцепляю в коридоре своего шефа.
— Егор Петрович, я вам на почту буклеты для Ольхона отправила. Вы выбрали? Мне печатать нужно, — наезжаю на него.
— Нет, не смотрел. Когда? — он чешет затылок.
— Вы как обычно, — я закатываю глаза. — Будь я вашим начальником, уволила бы давно.
— Даже не сомневаюсь. За то я вас и ценю, — напоминает Петрович о моей важной миссии.
— Если есть минутка, можем посмотреть на моем компьютере? — предлагаю ему. Егор Петрович морщится, поглядывая на дверь своего кабинета, явно собираясь улизнуть. — Я сделаю вам кофе.
— Годится, — кивает мой начальник.
Мы идем ко мне, я усаживаю босса в свое кресло и открываю папку с файлами, а сама ухожу готовить для него допинг.
— Съемки в ток-шоу у вас в следующую среду, — сообщаю ему, когда возвращаюсь. — В директе опять аншлаг, я сгруппировала вопросы по темам для ближайшего эфира, скину вам позже. Звонил ваш редактор — что-то срочное, — замечаю я, поставив перед Петровичем чашку. — Вы выбрали? — нетерпеливо смотрю на него.
— Мне все нравится, — пялясь в экран, мужчина щелкает мышкой, перескакивая с одного буклета на другой.
— Егор Петрович, не филонить. Я сделала несколько вариантов… — я запинаюсь, почувствовав себя нехорошо.
Голова начинает кружиться, в ушах звенит, и меня ведет в сторону.
Заметив неладное, Егор Петрович вскакивает и, приобняв меня, усаживает в кресло за мгновение до того, как у меня темнеет в глазах.
— Леночка, ну как вы?! — встревоженно произносит мужчина. — Вот, воды выпейте, — подносит к моим губам стакан с водой.
Я судорожно вздыхаю и соображаю, что все-таки потеряла сознание.
— Спасибо, — ослабшей рукой беру стакан. — Сейчас пройдет.
Егор Петрович подходит к окну и открывает его настежь, пока я пью воду мелкими глотками.
— Ну как вы?
Я проглатываю воду.
— Никак, — смотрю в одну точку перед собой, чувствуя слабую тошноту и восстанавливая дыхание.
Точно так же случалось, когда я была беременна Машкой и сыновьями — токсикоз донимал меня весь первый триместр. Но меня не это беспокоит.
Сегодня ребенок впервые дал знать о том, что он есть. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Знаю, этого не может быть, но я будто бы даже чувствую шевеление.
От этого мне становится еще хуже.
— Я могу вам помочь? — осторожно спрашивает Егор Петрович спустя пару минут.
— Точно нет. Это слишком личное.
— Слишком личное — это как раз моя работа, — напоминает он.
— Ну вы же меня знаете?
— Вовсе нет.
— Да уж. Оказывается, я тоже… И чем дальше, тем меньше мне этого хочется, — отстраненно говорю я.
Обморок совершенно выбил меня из колеи.
— Как часто нам приходится в себе что-то отвергать. Мысли, чувства, внешний вид, поступки… А что, если попробовать изменить к этому свое отношение?
— Легко сказать.
— Лена, вы же вышли из науки, любите все структурировать — алгоритмы, приемы, есть вполне рабочие техники…
— Боюсь, мне поздно пить "Боржоми", — усмехаюсь я, перебивая его. — Все слишком сложно.
— Даже на самый сложный вопрос может быть два ответа. Попробуйте сформулировать свою проблему.
— Знать бы, какую именно, — я нервно ерзаю на стуле. Мысли разбегаются, но через мгновение фокусируются на одном. Дима. — Ну допустим, — я пожимаю плечами.
Кивнув, Петрович вытаскивает из подставки для канцелярии две ручки — синюю и красную.
— Синий — да. Красный — нет, — он снимает с ручек колпачки и демонстрирует их, раскрыв ладони.
— Что-то это мне напоминает. Здесь должны лежать таблетки, — нервно хихикаю я.
Егор Петрович заводит руки за спину, после чего протягивает кулаки.
— Выбирайте, — просит он.
Преисполненная пессимизма, я указываю на левый кулак.
Мужчина раскрывает ладонь, и я с досадой выдыхаю:
— Все ясно, Вселенная против, — на раскрытой ладони лежит красный колпачок.
Егор Петрович хитро улыбается, надевает на ручки колпачки и возвращает их на место.
— Я видел выражение вашего лица, — говорит он. — Вы сказали одно, а подумали… О чем вы подумали?
— О чем я подумала? Я подумала: “Какого черта?”, — признаюсь ему.
— Вы ожидали увидеть синий колпачок, — догадывается мужчина.
— Да, — я закусываю губу.
— Стало быть, вам не нужно что-то решать, ответ уже давно готов, он у вас тут, — Петрович стучит пальцем по своему виску.
Задумавшись, я растерянно улыбаюсь и делаю вздох, чтобы успокоиться.
— Действительно.
В начале четвертого после разговора с кураторами канала Петровича в Телеграмме, я перезваниваю Диме.
Они с Машей сегодня возвращаются в Москву.
— Привет. Я не могла ответить, извини, — говорю ему.
— Мы уже в такси, — сообщает Дима.
— Как… ты?
— Я нормально. Маму хотел с собой взять, не к тебе конечно… Просто хотел ее отвлечь. Но она ни в какую, до сорока дней, говорит, нельзя, — Дима вздыхает. — Лен, я тут подумал, может, мне самому забрать пацанов из садика? Маша мне экскурсию устроит по окрестностям.
— Да кто тебе их отдаст? Тебя же там в глаза никто не видел? — мне тоже хочется отвлечь его от тяжелых мыслей.
— Ну и ладно. Покажу паспорт, скажу, что я капитан дальнего плавания или космонавт, — шутит Дима.
Я улыбаюсь.
— Если хочешь, сходи. Позвони, как заберете.
— Хорошо. Увидимся дома.
Он сказал: “Увидимся дома”.
Дома…
Я снова начинаю размышлять о нас, как о семье. И хватит врать самой себе — мне очень этого хочется.
О том, что верну Вадиму кольцо, я подумала еще в день приезда в родной город, когда смотрела на Диму из окна маминой квартиры. Я стояла у окна и после того, как он уехал с детьми, а сердце все билось, трепыхалось и замирало. И тогда я подумала — если с Вадимом я не испытываю и малой части того, что чувствую к бывшему мужу, то зачем оно все? Ради чего?
Ну а потом, в машине, когда Дима меня повез, когда мы целовались и занимались любовью у него в квартире, я уже точно знала, что больше не смогу быть с Вадимом. Мысль о том, чтобы вернуться к Диме, я тогда тоже близко не подпускала. Все казалось таким зыбким, ненадежным, и даже секс-марафон с любимым человеком не давал совершенно никакой уверенности в том, что у нас есть будущее.
А что теперь?
Дима знает, что я беременна от другого, и при этом я уже думаю о том, как буду спать с ним этой ночью в одной постели, прижиматься к нему, вдыхать его запах. Мне даже никакого секса не надо, да и не до секса мне, хочется просто чувствовать его тепло и близость. Просто любить его.
Как же долго я запрещала себе думать об этом…
Но всякий раз сердце обливается кровью, когда я вспоминаю, что мне предстоит послезавтра.
Я никогда не делала аборт. Обе мои беременности приносили мне радость, а теперь я подавлена. Не знаю, как поступить, правильно ли я делаю. И дело даже не в нас с Димой. Я сама не потяну еще одного ребенка — психологически. Ведь я так привыкла к тому, что дети подросли, я стала принадлежать самой себе, а ребенок, тем более от Вадима…
Мне не удается сдержать непрошенные слезы, ощущение безысходности сдавливает горло.
Стараясь не разреветься, я направляюсь к своей машине и нажимаю на кнопку брелока, а затем краем глаза вижу автомобиль, приближающийся ко мне с угрожающей скоростью.
