Мне очень нравится его идея.

— Ладно. Давай.

К дому моей матери мы подъезжаем уже в потемках. Наши дети так и уснули у Диминых родителей.

— У меня дежа-вю, — говорю я, глядя на окно маминой кухни, где горит свет.

— Да, понимаю, о чем ты, — усмехается Дима, заглушив двигатель. — Мама, как раньше, ждет к десяти?

— Мама думает, что я провела день у Веры, — напоминаю ему.

— Обманываешь маму. Как нехорошо.

Я отщелкиваю ремень и приглаживаю платье.

— У меня ужасный вид.

— У тебя охуенный вид, — мягко возражает Дима.

— Я сошла с ума, — трясу головой.

— Ленка… — Дима тянется ко мне, чтобы обнять.

Объятия приводят к поцелуям — затяжным, опьяняющим, исступленным.

— Дим, нам надо остановиться, — говорю я, пытаясь оттолкнуть его. — Уезжай, пожалуйста.

— Ещё пять сек, — просит Дима, врываясь в мой рот языком.

Я не могу с ним спорить. Я не хочу. Мы снова целуемся, целуемся так, как целовались тогда, когда мне было девятнадцать.

Только в ту пору мне не хватало смелости забраться Диме под шорты, под в боксеры и дразнить рукой его торчащий член. Он тоже в то время вел себя, как джентльмен, и не пробирался пальцами мне в трусики.

И я бы точно отдалась ему прямо в машине, если бы не яркий свет фар паркующегося напротив авто.

— Ты сейчас к родителям? — я говорю это просто потому, что мне нужно успокоиться.

— Конечно, пацаны спят. Переночую там, — отзывается Дима, часто дыша.

— Ясно.

— Лен? — произносит Дима, когда свет фар гаснет.

— Что?

Он снова притягивает меня к себе и целует в шею.

— Ты пахнешь мной.

Поцелуй в шею перерастает в посасывание, и до меня слишком поздно доходит, что Дима ставит мне засос.

— Дим, ты больной?! — толкаю его в плечо.

— Спасибо, это был лучший день рождения в моей жизни.

— Да пожалуйста.

— До завтра? Мы часов в десять заедем? — говорит Дима.

— Да, — я открываю дверь.

— Не хочу тебя отпускать, — он продолжает удерживать меня, обхватив за бедро. — Дай мне свои трусики.

Я застываю.

Такого от Янчевского я еще точно не слышала.

— Чего?

— Я пошутил, Лен, — прыскает Дима, целуя меня в щеку. — Ну все иди.

Выходя из машины, я улыбаюсь, как дура, и ощущаю себя падшей женщиной. Я — та, что почти обручена, весь день занималась сексом с другим мужчиной. Весь день. Но, опять же, как, с другим? Я не могу считать Диму “другим”. И мне тупо не стыдно, по крайней мере, сейчас.

Отдельные мышцы дают знать о своем существовании. Что свидетельствует о том, что во время плавания и секса тело работает по-разному. У меня даже появляется мысль поискать на эту тему какие-нибудь авторитетные источники.

— Лен? Это ты? — кричит мама из кухни, когда я захожу в квартиру.

— Да.

— Я как раз чай пить собиралась, будешь? — предлагает мама, выходя в прихожую. — Или тебя в гостях накормили?

— Я ничего не хочу.

Ее взгляд блуждает по моему лицу, по розовым щекам, по распухшим губам. Я отворачиваю шею, чтобы мама не увидела засос.

— Все нормально? Выглядишь ты как-то… — хмурится она, продолжая сканировать меня. — Выпила, что ли?

— Ага, выпила, — с облегчением выдыхаю я.

— Ясно. С Довлатовой своей вечно у вас без бутылки не обходится, — мама поджимает губы и уходит восвояси.

Я же захожу в ванную, закрываю дверь, включаю воду, раздеваюсь и встаю перед зеркалом. С правой стороны шеи красуется фиолетовая гематома, и от взгляда на нее по моему телу разбегаются мурашки.

Я смотрю в зеркало и не узнаю свое отражение.

Кто эта девчонка с лихорадочным взглядом?

— Не выспалась? — спрашиваю я, заметив, что Лена зевает уже не в первый раз.

— Долго не могла уснуть.

— А я давно так сладко не спал, — мечтательно вздыхаю, переворачивая бейсболку козырьком назад.

— Посмотри, — Лена кивает в сторону озера. — Идеальный вид.

Я оглядываюсь, чтобы проверить детей, которые плещутся у самого берега и бросают камни, и снова смотрю на Лену.

Мы сидим друг напротив друга под тентом. На Лене только купальник, который совсем не оставляет простора для фантазии. В общем-то, купальник довольно закрытый, но после вчерашнего, когда я заново исследовал каждый сантиметр ее тела, мне сложно не представлять Лену обнаженной.

— Мой самый идеальный вид прямо передо мной, — усмехаюсь я, проводя пальцем по ее шее, где красуется мой засос.

— Замолчи, — улыбается Лена. — И вот за это, — указывает себе на шею, — тебе надо голову оторвать. Как я с людьми встречаться буду?

Я веду пальцем по ее бедру.

— Как раньше. Завяжешь шарфик, наденешь гольф.

— Гольф в июле? — Лена морщит нос и поправляет солнцезащитные очки. — Ну спасибо. А перед мамой мне тоже в гольфе ходить?

Я смеюсь, представляя лицо Ольги Петровны.

— Мама заметила? Что говорит?

— Мама не видела. Я ныкаюсь от нее, как какая-то школьница.

— Если что, вали все на меня. Мне перед тещей уже все равно не отмыться.

— Перед бывшей тещей, — напоминает Лена.

— Перед бывшей тещей, — повторяю я. — Она знает, из-за чего мы развелись?

Лена качает головой.

— Нет. А твоя мать?

— Да.

Лена усмехается.

— Теперь ясно, с чем связан ее горячий прием.

— Да ладно тебе, Лен, не сердись на нее. Знаю, характер у моей матери — не сахар. Но она очень переживала, когда мы разошлись. В конце концов, каждый ошибается.

— Я и не сержусь, — грустно тянет Лена. — Что у папы?

— Ему желчный удалили. Еще сердце. У матери давление постоянно. Сдают они у меня.

Я отвожу взгляд.

На душе опять скребут кошки. Ведь теперь меня не будет рядом с ними, я не смогу приехать по первому звонку. А у родителей, кроме меня, никого не осталось. Мама сначала расплакалась, когда я признался ей, что ищу работу в Москве, но она же меня потом и поддержала, сказав, что дети не должны видеть отца два раза в год.

Если бы несколько месяцев назад, когда я только начал поиски подходящей должности в столице, мне сказали, что у меня снова появится шанс с Леной, я бы посмеялся. А теперь я уверен, что у нас есть все для того, чтобы снова быть вместе и растить наших детей в полноценной семье. Вопрос — уверена ли в этом Лена? Сможет ли она снова мне довериться?

И ежу понятно, что на одном сексе мы с ней далеко не уедем. Мне и самому хочется большего, ведь некоторые вещи не прошли даже мимо такого болвана, как я. Ну и Лена уже давно не та наивная девушка, которая смотрела на меня влюбленными глазами, а мне тогда для этого даже делать ничего не надо было. Но я хочу вот эту Лену — взрослую, целеустремленную, решительную.

И, походу, не я один.

Лена сказала, что у нее нет никого. А я промолчал, хотя хотелось сказать, что врать она все же еще не научилась.

— Давай я завтра отвезу тебя до Челябинска? — предлагаю Лене, загребая пальцами камни.

— Не надо, Дим.

Я киваю. Так и знал, что она откажется.

— Мы будем скучать.

— Я тоже, — вздыхает Лена. Я же надеюсь, что этот вздох адресован не детям, а лично мне. — Какие планы на отпуск?

— Обещал родителям поставить двери в спальнях. Ну и с детьми. Хочу с пацанами сгонять на рыбалку.

— Классно.

— Может, останешься? — я снова глажу ее коленку.

— Ты же знаешь, я не могу. Работа. В августе шеф снова проводит семинар на Ольхоне. Нужно все подготовить.

— Ну да, “семинар на Ольхоне” звучит лучше, чем “семинар в ДК Автомобилестроителей”, — иронично замечаю я.

— Дело не в том, как это звучит. Байкал — это место силы, — с воодушевлением говорит Лена.

— Это уже товарный знак, — усмехаюсь я.

Хочется ее немного подразнить.

— Отчасти ты прав. Но Байкал — он великий. Тебе просто нужно там побывать. И это не он должен тебе понравиться. А ты ему.

— Ты точно говоришь об озере?

— Местные называют его морем. Запомнилась мне о нем одна кровожадная фраза. Дословно не помню, но смысл таков — если в водах Байкала утопить все человечество, то уровень воды в нем поднимется всего на несколько сантиметров.