Тогда так дело обстояло во всей сфере обслуживания. Точно так же могли встретить незнакомца и в магазине, и в ресторане, и в парикмахерской. Это считалось нормой – надменность и бытовое хамство в сфере услуг по отношению к простым смертным. Исключением были люди, наделённые властью и деньгами. Для них была припасена маска подхалимства, заискивания. И фраза, которую очень хотелось услышать в тот момент мне: «Сейчас мы что-нибудь придумаем для вас».

Но, к сожалению…

Мне в гостинице остановиться не удалось. Пришлось ночевать на Павелецком вокзале, сидя на деревянной лавочке со спинкой. Мои чувства тогда слиплись, спаялись в комок и замерли от страха. Как сдутый мяч или лопнувшая покрышка. Выдохнула, скукожилась и больше не вдыхала.

Я ждала утра.

Хорошо, что вокзал не закрывался на ночь и там были ещё такие же проезжающие, пролетающие пассажиры, как и я. Все дороги из одной точки страны в другую вели через Москву. А гостиниц было мало. Почему? Остаётся загадкой.

По статистике тех лет: двадцать четыре гостиницы входили в систему Мосгорисполкома, семь – в структуру "Интуриста", около шестидесяти относились к советским министерствам и ведомствам. Вот и решайте, куда податься переночевать в экстренной ситуации.

Любой город становится родным, когда среди миллиона светящихся окон есть хотя бы одно, за которым тебя ждут. В этот вечер меня не ждали. Именно тогда я поняла, что я один на один с этим городом, с этими незнакомыми людьми, со своим выбором и с собой. Я ось вокруг которой закручивается моя история. И от моих поступков и действий зависит моя последующая жизнь. Мысли в голове метались: уехать-остаться, пойти на экзамен – не пойти, ужасный город – прекрасный город, страшно – интересно. А может быть просто – страшноинтересно?!

Думаю, моя тогдашняя наивность и вера «во всё хорошее, доброе и светлое», хотя свою сумку я держала крепко даже когда дремала на вокзале, помогли пережить эти четыре самых тёмных часа в моей жизни. Кстати, под зорким оком милиционера, который периодически появлялся в зале ожидания и внимательно присматривал за дремлющими пассажирами, внушая кое-какую уверенность. Милиционерам тогда доверяли.

Так меня встретила Москва. Да так и не отпустила.

Вернее, я сама дождавшись утра, всё же направилась в институт на собеседование, наспех протерев глаза. Уже и позабыв, что накануне вечером моим твёрдым решением было, – улететь домой! И на Павелецком вокзале я оказалась, чтобы на электричке добраться в аэропорт, но хорошо, что последняя электричка уже отчалила, и нужно было ждать утреннего движения.

Как водится, утро вечера мудренее! Забрезжил рассвет и ожили надежды.

Приёмная комиссия для поступления на подготовительное отделение института состояла из пяти, умудрённых опытом, человек. Перекрёстно задавали вопросы из школьной программы. Окончательное решение принимал седовласый профессор, который сказал мне с улыбкой, – Такие красавицы нам в Москве нужны!

Для меня, не выспавшейся, наспех умывшейся, это был комплиментище. Тем более, что красавицей я себя никогда не считала. Но теперь, задумалась))). Да и сказал-то мне это, не абы кто, а – Профессор! Видимо хорошо разбирающийся не только в своей области знаний, но и в женской красоте тоже. Спасибо ему: и в институт принял и подбодрил!

Эти все московские происшествия стали для меня серьёзным испытанием на взрослость и самостоятельность. И прощанием со своим детством и юностью.

Расставанием со своим небольшим провинциальным городом, где я бы точно не осталась на улице. Расставанием с заботливыми и любящими родными, мамой и бабушкой. И вступлением во что-то большое, новое и неизведанное.

И сейчас я точно могу сказать, что это было абсолютно верное и единственно правильное решение – уехать из дома, остаться в Москве и зажить Свою жизнь, полную событий и приключений.

Карамзин более двухсот лет назад писал в своей книге «Письма русского путешественника»:

«В человеческой натуре есть две противные склонности: одна влечет сердце наше всегда к новым предметам, а другая привязывает нас к старым…. Мы скучаем единообразием и желаем перемен, однако ж, расставаясь с тем, к чему душа наша привыкла, чувствуем горесть и сожаление».

Его произведение нашло особый отклик в моей душе. И дальше я буду брать цитаты из его книги в виде эпиграфов к главам. Не пропускайте и увидите, как что-то остаётся неизменным и через двести лет.

А сейчас, хотите знать, почему я не попала к маминому однокласснику в квартиру на Вернадке?

Потому что на моём листочке был написан номер квартиры восемьдесят семь, а жили они в квартире сто восемьдесят семь. Сейчас я понимаю о чём это. Сама живу в доме из девяти подъездов, длиннющем как поезд, и есть квартиры восемьдесят семь и сто восемьдесят семь и даже двести восемьдесят семь. А тогда мне это и в голову не могло прийти, как-то более ста квартир в наших провинциальных пятиэтажках и не бывало. И присмотрись я повнимательнее к записи на листочке, может и увидела бы эту затерянную единичку. И как бы всё сложилось? Не знаю. Вдруг бы я и с бабой Машей не познакомилась.

Про неё можно написать отдельную книгу. У бабы Маши мы ночевали на следующую ночь с моей новой подругой, по счастью поступившей в тот же институт, что и я. И по несчастью, так же оказавшейся в Москве без жилья. Видимо мы тогда решили, что в общаге мы ещё успеем пожить, когда приедем к началу учёбы и обязательно поселимся вместе – в одной комнате. А пока,

– Поехали на одну ночь к моим знакомым, – предложила мне Таня. У неё тоже, на всякий случай, был припасён заветный адрес – москвички бабы Маши.

К ней-то мы и направились.

– Баба Маша – это твоя родственница? – поинтересовалась я у Тани, когда мы спустились в метро и долго ехали на эскалаторе в довольно плотной массе людей.

– Неееа, мы с мамой два месяца назад возвращались с юга и с нами в одном купе ехали баба Маша и её дед Вася. Мама уступила им нижнюю полку, пообщались, вместе поужинали и позавтракали. Моя мама умеет заводить знакомства. – выпалила Таня, ни на минуту не усомнившись, что мы едем в нужное место.

Дальше, как тогда водилось, сдружившиеся пассажиры купе обменялись адресами. А тут и случай подвернулся воспользоваться полезным знакомством и передать гостинцы от Таниной мамы. Прямо сейчас.

Видя моё замешательство, Таня утвердительно махнула головой и повысив голос сказала:

– Они же созванивались…, недавно!

И вот мы на пороге дома попутчиков пассажирского поезда "Адлер-Москва".

Баба Маша была сииильно удивлена таким гостям. Таню узнала. Посмотрев на меня внимательными, острыми тёмными глазками, сказала:

– Её, что-то не помню. Она вроде с нами не ехала в поезде.

– Да-да, это моя подруга, вместе в институт поступаем. – ответила Таня.

– Здравствуйте, меня зовут Вета. – смущённо представилась я.

– Проходите, раздевайтесь, чай попьём. А насчёт ночёвки… как дед решит, он у меня главный, – прикрыв рот рукой и ухмыляясь одними глазами, тихо сказала баба Маша.

И надо отдать должное Маше и Василию за то, что накормили, напоили и оставили ночевать этих двух малознакомых юных девушек. Только в юные годы можно так беспечно приходить в гости к незнакомым людям, не обременяя себя лишними бесконечными мыслями и вопросами: как? что? где? а вдруг? и так далее.

Таня больше ни разу не была в этом доме, а моя дружба с бабой Машей растянулась на целых десять лет.

Тогда ещё, в первую нашу встречу, был жив её дед Василий. Который по их рассказам был высококлассным водителем и возил самого Микояна. Может быть… А баба Маша, приехавшая в Москву на стройку по лимиту из чувашской деревни, сделала можно сказать головокружительную карьеру, став женой такого человека, "возившего самого Микояна".

Она рассказывала вещи, которые меня очень удивляли. О том, как она работала в Москве не только на стройке, но и у "хороших людей" – прачкой, домработницей.