Он все равно поехал в больницу – не помогать Кейт, конечно, а потому что счет ей выставил Лондонский госпиталь и именно там, в отделении акушерства, работал доктор Джефферс.

Тони долго плутал по обширной территории госпиталя, прежде чем отыскал родильное отделение – в глубине больничного парка, в стоящем на отлете трехэтажном здании, на крыше которого толпились авиетки скорой помощи.

Лондонский госпиталь никогда не считался фешенебельной больницей и рассчитан был на жителей Ист-Энда со скромными доходами, а потому и порядки там установились довольно либеральные: никто не препятствовал посетителям, навещавшим пациентов, и никто особенно не присматривался, что надето у них на ногах, хотя в вестибюле и висело объявление о часах для посещения и необходимости иметь сменную обувь.

Тони прошел к стойке справочного бюро мимо троих или четверых кандидатов в отцы, где без труда выяснил, что Кейтлин Кинг поступила в госпиталь совсем недавно, роды уже начались, протекают без осложнений, но сколько времени они продлятся, знает только Господь Бог. На вопросы отвечала милая молоденькая девушка, и Тони не сомневался, что сидеть целый день молча ей довольно скучно. Он осведомился, какой врач принимает роды, а потом невзначай заметил:

– Я слышал, что доктор Джефферс – один из лучших врачей…

– Как, сэр? Вы не знаете? Об этом писали все газеты! – Девушка за стойкой драматически закатила глаза. – Его же убили позапрошлой ночью! Джон Паяльная Лампа!

Она вкратце поведала историю убийства на Уайтчепел-роуд и добавила к ней некоторые ужасные подробности (о которых в газетах ни слова не говорилось) – по всей видимости, от себя.

Ее рассказ несколько раз прерывался телеграфными запросами, на которые она отвечала быстро и без запинки: или сообщала рост, вес и пол родившегося ребенка, или передавала, как протекают роды.

– Доктор Джефферс брался только за трудные случаи, обычные его не интересовали. А Алиса Лейбер была его знакомой, потому он за нее и взялся. Она ужасно боялась рожать и все твердила, что во время родов непременно умрет. Ну такое бывает с богатыми леди, они, знаете, очень мнительные. Хотя я думаю, ей просто хотелось, чтобы вокруг нее побегали. Так представьте себе, она собиралась бросить ребенка! Якобы он причинил ей столько страданий, а потому она не желает его знать! Ну, такое тоже случается, называется… как же это называется… нет, не помню, но все равно, – в общем, у Алисы Лейбер было это самое расстройство. Ее муж, конечно, не позволил отдать ребеночка в приют, забрал домой и его, и супругу.

Снова заработал телеграф, и пока девушка отвечала, Тони заметил возле лестницы немолодого доктора с механистической левой рукой, который, как показалось, присматривался к Тони и прислушивался. Однако не этот факт обращал на себя внимание, и никто из окружавших доктора людей, скорей всего, не догадывался об этом – в больницах Лондона практикует немало бывших военных врачей, – но Тони сразу, безошибочно узнал в нем одного из тех, первых, не граждан еще, но… людей с альтернативным способом жизнедеятельности: универсальный солдат, супероружие Великой Британии. Ветеран.

Его лицо было смутно знакомым, но Тони совершенно точно не встречался с ним раньше. Доктор не имел волос, бровей и ресниц, но обладал пышными рыжими усами, наверняка приклеенными (и этот факт роднил его с агентом Маклином). Но в отличие от Маклина, у доктора отсутствовала мимика – признак, по которому Тони и определил, кто перед ним.

Пожалуй, трудно было вообразить более разительное противоречие: идеальный убийца – и вдруг врач, человек, спасающий жизни, да еще и в родильном отделении… И этот идеальный убийца, ветеран, явно интересовался Тони. Хотя Тони посмотрел на него мельком, сквозь ресницы, от доктора это не ускользнуло: он потихоньку, бочком скрылся из дверного проема.

Девушка тем временем отстучала ответ и продолжила:

– Нет, ну одно дело когда какая-нибудь школьница залетает, простите, от своего непутевого дружка, а потом родители гонят ее из дому, – тогда еще можно понять. Или когда бедняжке надо самой зарабатывать и прокормить дитя она просто не в состоянии. Но тут-то, подумайте, какая придурь! У нее и муж, и собственный дом, и денег куры не клюют, а она туда же – бросить ребенка! Ой… – Девушка осеклась. – Что это я… О мертвых так, наверное, говорить нехорошо… Но мы тогда все сильно возмущались, переживали за ребеночка! Бедняжка родился таким здоровеньким, таким хорошеньким – махонькие детки, знаете, редко бывают хорошенькие. А у него были даже два зубика передних, это тоже редко случается, даже очень. Так вот, представьте себе, каково малышечке без материнской любви и ласки? Ой… Ой, мамочка моя, ведь Паяльная Лампа, он же и ребеночка… ребеночка тоже убил…

Девушка прикрыла рот рукой, и на глазах ее выступили непритворные слезы. Неисповедимы пути женской мысли – и в одном доктор Фрейд был, пожалуй, прав: мысль более плод желания, нежели логического размышления. Только человеческие желания Фрейд представлял как-то уж слишком плотски. Куда, например, он отнес бы нехитрое счастье от обладания сенсацией, сплетней или новым анекдотом?

А ведь Тони не задал девушке ни единого вопроса… И чтобы его внимание не показалось никому слишком странным, Тони расспросил, выдержав положенную паузу, что позволено положить в передачу роженице и что женщинам наиболее в это время полезно. Ответ был пространным, и пока девушка разъясняла сложнейшие подробности рациона кормящих матерей, к справочному подошла пожилая санитарка, чтобы передать записанные на листке сведения о роженицах.

Девушка пробежала по листку взглядом.

– Мистер Перкс! Кто тут мистер Уильям Перкс? У вас мальчик, семь фунтов двенадцать унций.

С места вскочил приземистый строитель, давно мявший кепку в руках.

– О, Молли, наконец-то! Парень, вы слыхали? Парень! – Он скрутил кепку в руках еще круче.

– Я вас поздравляю, мистер Перкс. – Девушка радостно улыбнулась. – Вот увидите, он станет богатым и знаменитым.

– Вы так думаете? В самом деле? – Строитель почесал в затылке.

Тони показалось, что он размышляет, не выпить ли по этому поводу.

– Конечно. – Девушка улыбнулась еще шире.

– Виданное ли дело, чтобы сын каменщика стал богатым и знаменитым… – задумчиво пробормотал Перкс, направляясь к выходу, – все же решил выпить.

А девушка, сделав пометки у себя в журнале, вновь повернулась к Тони и продолжила посвящать его в таинства питания молодых матерей. Тогда-то он и увидел двоих «в штатском», скорыми шагами прошедших через вестибюль. Он встречал обоих в Темз-хаус, у него была отличная память на лица, но серые галстуки с красными ромбиками выдавали их место работы гораздо верней. Один из них скользнул взглядом по лицу Тони, но и только, – а ведь наверняка узнал. Впрочем, они всего лишь раз или два случайно сталкивались в коридорах МИ5, не более…

Мало было доктора-ветерана… Ничего, Кейт – умная девочка, она все сделает как надо… От воспоминаний о нескончаемых криках за стеной по спине прошла дрожь.

Насчет Перкса Тони немного ошибся – тот, постояв немного у выхода в парк, вернулся в вестибюль, походил немного возле справочного бюро и, собравшись с мыслями, спросил:

– А… А вот вы сказали: богатым и знаменитым. А вот он мог бы стать банкиром, например?

– Ну почему же обязательно банкиром? – Девушка улыбнулась ему без тени иронии. – Может быть, он станет знаменитым дагеррографом. Или музыкантом.

– Музыкантом?.. – помрачнел Перкс. – Много ли проку в том, чтобы быть музыкантом…

– Тогда он непременно станет банкиром, – тут же поправилась она. – Вы уже придумали мальчику имя?

– Молли хочет Уильяма. А я думал назвать парня Джорджем. Ведь это хорошее имя для парня, правда? Но, сдается мне, Молли не согласится…

– Пусть «Джордж» будет его вторым именем. – Девушка пожала плечами, столь просто с ее точки зрения разрешалась проблема. – Уильям Джордж Перкс3.