Когда она заканчивала работу и ей позволяли отдохнуть, девушка неизменно уходила в свою комнату и садилась у окна, выходящего в сад. Слуги, жившие в доме у Харриса, частенько видели ее одинокий силуэт, словно навеки отпечатавшийся на фоне оконной рамы. А зимой, когда на землю падали снежные хлопья, по щекам ее так же печально и плавно стекали горькие слезы.
Иногда она бесцельно бродила по пустынному саду, вдыхая аромат земли и опавших листьев. Но самым любимым ее местом по-прежнему, как и в детстве, оставалось морское побережье: если ей доводилось попадать туда, она часами сидела на берегу, смотрела на волны и вспоминала свою прошлую жизнь.
Когда-то она была другой Окити Сайто — девчонкой, которая бегала по берегу моря с веселой подружкой Наоко. Но те времена давно прошли; теперь она Тодзин Окити — женщина, которую все обходят стороной: никто не хочет заводить с ней дружбу или просто поддерживать знакомство. Имя ее стало ругательством, и в добропорядочных домах Симоды его произносят с презрением.
Иногда Окити брала с собой на берег кисточку и бумагу и здесь, обдуваемая морским ветерком, в стихах выражала свои сокровенные мысли и чувства.
В музеях Симоды вместе с прекрасными стихотворениями Окити сохранены и образы этой необыкновенной женщины: Окити смотрит на снежные хлопья из окна в резиденции Тоунсенда Харриса; бесцельно бредет по берегу моря; созерцает морские волны, устремив взор куда-то вдаль…
И все же справедливость восторжествовала, пусть и спустя десятилетия. Слава все же отыскала свою героиню, и дань признания была принесена Окити ее собственным народом, который так долго и незаслуженно унижал и отвергал эту удивительную женщину с такой сложной судьбой.
Глава IV
Как-то раз к Окити подошел Такаги, старший слуга, и объявил:
— Харрис-сан снова занемог. Тебе, конечно, известно, что ему постоянно требуется молоко, чтобы не так сильно мучила язва. К сожалению, молоко у нас кончилось… — И тяжело вздохнул. — Все труднее его доставать. Завтра тебе надо отправиться в поселок… попробуй раздобыть хоть немного молока для Харриса-сан.
У Окити при этих словах все внутри будто сжалось.
— Нет, — замотала она головой, — не могу я там появляться. Не хочу видеть никого из старых знакомых. Да и кто я такая, чтобы селяне делились со мной молоком?
— Ты должна это сделать! — строго повторил Такаги. — Ты ухаживаешь за Харрисом-сан, и помогать ему во всем — твоя прямая обязанность. Только ничего не бойся, помни: если американский консул чего-то пожелает, никто в поселке не осмелится отказать ему или хоть в чем-то перечить его помощникам и прислуге.
Некоторое время Окити стояла неподвижно, потом глубоко вздохнула и кивнула в знак согласия. Японка, она очень серьезно относилась к собственным обязанностям; никто не упрекнул бы ее, что пренебрегает своим долгом или делает что-то спустя рукава. Не боялась никакой работы и за любое порученное ей дело, даже самое сложное, бралась с энтузиазмом и всегда доводила его до конца.
В ту ночь Окити не могла заснуть — лежала на циновке, разбираясь в своих мыслях и страхах. С тех пор как ее привезли сюда, даже не попыталась исчезнуть с территории резиденции американского консула. Вдали от родного селения делала вид, будто ничего не знает — что бывшие соседи сплетничают о ней и разносят злые слухи. В жизни ее, в сущности, ничего и не менялось.
Но настал день, когда ей суждено узнать всю правду: Окити прекрасно понимала, что рано или поздно он обязательно наступит, не вечно ведь скрываться от людей. Невмоготу жить с мыслью, как плохо о ней думают ее прежние друзья и соседи: уж лучше умереть! Вспомнился один случай из детства: пытаясь избежать наказания за какой-то проступок, спряталась она в шкафу; как сердилась мама, когда искала ее! «Окити, выходи немедленно! Знаю — ты прячешься где-то здесь, в доме… Все равно никуда от меня не денешься! С каждым разом у тебя останется все меньше потайных местечек, а потом настанет день и негде тебе будет скрываться от меня — обязательно найду!»
Окити вспомнила мать, и тут же ей представилось, что нежные, теплые руки Мако снова обнимают и ласкают ее… От этого на душе стало немного спокойнее, показалось даже, что слышит тихий, ровный голос матери, напевающий старинную японскую колыбельную. Эта умиротворяющая музыка согревала сердце бедной девушки, и только теперь удалось ей погрузиться в глубокий сон без сновидений, а невидимые руки матери словно продолжали согревать ее, защищая от всех невзгод мира…
На следующее утро за Окити прислали экипаж: вместе со служанкой, по имени Сатико, она должна отправиться в родное селение и приобрести там молоко для Тоунсенда Харриса. Девушка сама не ожидала, что будет так сильно волноваться перед поездкой, — ей стало страшно от одной мысли о том, что скажут при ее появлении те, кто знали ее раньше.
«А может, напрасно я волнуюсь и все обойдется, — с надеждой размышляла Окити, когда экипаж увозил ее все дальше от безопасного, уже такого привычного дома американского дипломата — этого защитного кокона. — Во всяком случае, все видели, что насильно забрали меня из родного гнездышка и заставили существовать по-новому. Но ведь не напрасно я пострадала — подписан очень важный договор, и жизнь стала лучше не только для жителей Симоды, но и для всей Японии».
Служанка видела, как в глазах Окити вспыхнула надежда, и сердце ее сжалось от боли. Сатико знала, как относятся местные жители к своей бывшей соседке, и потому предвидела, что несчастную Окити будут сторониться. Но, несмотря на дурные отзывы о Тодзин Окити в поселке, она полюбила эту скромную девушку за ее искреннюю душевную теплоту, умение сострадать и сочувствовать. Сейчас втайне надеялась лишь, что хозяйке не придется долго мучиться и они быстро справятся со своей задачей. Сатико догадывалась, что произойдет с несчастной девушкой после посещения родного поселка, и от всей души сочувствовала бедняжке. Она не ошиблась: после этой поездки жизнь Окити стала еще тяжелее. Старые сердечные раны, едва начавшие затягиваться, снова открылись, и Окити вновь испытала ужасные душевные муки.
Но это произойдет потом, а сейчас экипаж остановился у продуктовой лавки в поселке Симода. Окити еще ничего не знала и, напротив, почему-то почувствовала себя полной сил и энергии: уверенная в себе, смело вошла она в магазинчик.
Девушка уже начала посмеиваться про себя, что напрасно так уж волновалась и переживала, но, не пройдя и двух шагов, внезапно замерла на месте, увидев лицо хозяина лавки. Улыбка тут же сошла с губ, и Окити испытала такое знакомое чувство нарастающей паники. Кодзи-сан знал Окити еще маленькой девочкой, был с ней приветлив, и у него всегда находились для нее и лакомство, и несколько ласковых слов. Что случилось с ним теперь, что тут вообще происходит? Смотрит на нее, словно видит впервые в жизни… Не был с ней так холоден даже после того, как Окити отправили в школу гейш: это хозяин лавки еще мог кое-как стерпеть — ведь она не общалась с иностранцами и не развлекала их. А вот теперь…
Нет, он, конечно, предельно вежлив и ведет себя вполне прилично, но Окити понимала — в душе Кодзи-сан презирает ее, это написано на его широком, добродушном лице. А глаза стараетя прятать, попросту избегает встречаться взглядом с Окити. И потом, где бы ни оказалась девушка, всюду повторялось одно и то же: все прежние знакомые шарахались, едва завидев ее, как будто боялись заразиться неведомой и неизлечимой болезнью. Несколько раз ей почудился злобный шепот у себя за спиной: «Вы только посмотрите — это же Тодзин Окити! У нее еще хватило наглости явиться сюда! А ведь мы все знаем, что она спит с дьяволом иноземцем!»
Один мужчина посмотрел на нее как на прокаженную, поморщился и с ненавистью сплюнул на раскисшую от вчерашнего дождя дорогу. Шумная ватага ребятишек, крутившаяся рядом, последовала его примеру, после чего мальчишки начали громко выкрикивать вслед несчастной девушке обидные слова:
