Поезд затормозил так резко, открывая двери на ходу, что Ария чуть не вывалилась из вагона, но кто-то придержал ее. Она повернулась и заметила снова того дедка с безумной улыбкой.

– Точно дальше не едешь?

– Точно. Спасибо.

Ария ступила на светлую станцию, вдохнула полной грудью, унимая тошноту, и побрела. Пребывание в чужом сне отнимало слишком много сил. Верно, она проспит целую неделю после этого. Ноги едва слушались, казались ватными, чужими, мышцы ныли, а бока болели после бешеных полетов.

– И куда?.. – пролепетала Ария, оглядываясь. Никаких указателей не было, как и людей. Станция была пугающе пустой, а ее шаги отдавались эхом, давящим на уши. Она могла предположить, что ей нужен поезд с противоположной стороны, но там было несколько путей, идущих параллельно и соединенных мостиками. Какой выбрать?

Ария заметила тайца в униформе и направилась к нему.

– Игра? – переспросил он без акцента и улыбнулся, словно отец, который учит ребенка, что первая любовь всегда заканчивается провалом, положив руку на ее плечо. – Ты уверена, Ария?

– Да. Уверена. Просто скажите, на какой поезд мне сесть.

Парень тяжело вздохнул, качнул головой, но указал вдаль.

– Третий поезд, который подойдет уже через минуту. Но будь осторожна! Выйди ты на нужной станции, все было бы проще…

– Что там? – выдохнула Ария, собирая все мужество, что еще осталось в ее уставшем теле.

– Твои страхи. Дашь слабину, и они тебя сожрут. Тебе нужно доехать до следующей станции и выйти. Но помни: пока поезд движется – сиди! Ни в коем случае не вставай. Иначе они тебя сожрут. Ступай!

Ария кивнула, хватаясь за цепочку с маленьким кулоном-сердцем, висящую на шее, – подарок дедушки на шестнадцатилетие. Она носила ее, почти не снимая, ведь та стала оберегом, символом счастья и любви дедушки.

– У тебя будет десять секунд, чтобы зайти в вагон.

– Если не успею? Умру?

– Нет же. Проснешься.

– Проснусь проигравшей… поняла.

– А вот если зайдешь и позволишь страхам тебя поглотить… умрешь.

Таец похлопал ее по плечу и велел скорее идти, чтобы не опоздать на единственный поезд в игру. Пропустит – проиграет. А Ария знала, что не может позволить себе проиграть.

Все или ничего.

Победа или смерть.

Третьего просто не дано.

И она перешла через мостик, замерла у путей, ожидая выход. Ее спасение. Или погибель. Не важно. Важно лишь то, что это единственный путь.

Этот поезд отличался от тех, что помогали людям перемещаться по Бангкоку. Он был старый, обшарпанный, с разбитыми окнами, покрытый ржавчиной и мхом, исписан граффити на непонятном Арии языке. Она коснулась темно-синего вагона, вглядываясь в то, что таилось за стеклом, но увидела лишь себя в отражении: большие зеленые глаза ошалело пялились на вспотевшее лицо с красными пухлыми щеками, волосы спутались, а губы были искусаны до крови.

Дверь распахнулась, и Арию обдало морозом. Она нерешительно потопталась на месте.

«Не войдешь – просто проснешься. Будешь жить дальше. Сможешь стать счастливой.

Войдешь – попадешь в игру. И либо выиграешь. Либо умрешь.

Выбор за тобой, Ария».

И она шагнула в вагон. Дверь с лязгом закрылась, а кожа покрылась мурашками. Волоски на руках встали дыбом, покрылись инеем, щипая кожу, словно ее кололи иглами, а шею сдавило, как тисками.

Ария никого не видела, казалось, она была одна в пустом вагоне со скамейками, обивка которых была порвана и заштопана красными нитями в некоторых местах. Но едва поезд двинулся, она поняла, что ошибалась. Ветер бил, проникая сквозь разбитые окна, а страх оплетал тело, застегивая на ней жилет с шипами. Опомнившись, она укусила себя за щеку, заставляя боль вернуть контроль, сделала два мучительных шага и плюхнулась на одну из скамеек.

Всего пара минут. И она вернется на нужную станцию. Главное не вставать. Главное не вставать…

Холодная, как лед, рука коснулась плеча. Ария задрожала, задержала дыхание, моля, чтобы поезд скорее остановился. Но она открыла глаза. И сжала край юбки с такой силой, что побелели костяшки.

Она видела себя. Но старую. В обносках. С потухшими глазами. И она знала, что значит этот взгляд. Не было нужды спрашивать: она провалилась, не добилась мечты, не стала знаменитой певицей… Старушка встрепенулась, протянула ей блокнот, тот самый, куда она записывала тексты песен.

Настоящая10 Ария помотала головой, а потом заметила других призраков – ее страхи.

Мать отряхивала передник и презрительно смотрела на дочь.

– Ты бросила нас, когда была так нужна!

Женщина отвесила Арии пощечину, и та вскрикнула. Мать была прозрачной, неосязаемой, всего лишь отпечатком ее фантазии, страха, но щека горела, словно к ней поднесли раскаленную сковороду.

Ария пискнула, увидев дедушку, сидящего с капельницей. Лысая голова склонилась, на губах застыла теплая улыбка, но в глазах плескалась боль. И это была не фантазия, а ее воспоминание. Воспоминание, которое она мечтала навсегда забыть. Но вместо лекарства по трубке стекало что-то алое – кровь? Она помнила, как он угасал, умирал на ее глазах, а она ничего не могла сделать, могла лишь ждать…

– Нет… Пожалуйста…

Ария закрыла глаза, борясь с подступающими слезами, пытаясь сделать вдох, но мешал тугой узел в горле.

– Ты – никто! – Шепот обвязал сердце. – Ничтожество! Не добилась ничего! Не оставила след… не заставила семью гордиться…

– Нет… пожалуйста… – бормотала Ария, закрыв лицо ладонями. Слезы текли по щекам.

– Ты подвела его. Не смогла. Неудачница!..

Ария зажмурилась и зажала уши ладошками, но шепот шел из нее самой. Он не отпускал, лишь сильнее затягивал, словно зыбучие пески, ведь чем сильнее она пыталась избавиться от него – тем громче был голос.

– Тебе лучше умереть! Ты – разочарование…

Холодная рука сжалась на шее, Ария распахнула глаза, схватилась за запястье напавшего, пытаясь сделать отчаянный вдох. Она увязла в холодных синих, словно океан, глазах Чарли. Он хищно смотрел на нее, улыбаясь так, что у нее появились мурашки.

– Ты – моя, слышишь? И будешь делать так, как велю я! – прошипел он, пока Ария царапала его руку, пытаясь вырваться, едва видя от слез.

Он выпустил шею, а она закашлялась, вспоминая, почему ушла полгода назад от Чарли и сменила номер телефона. Ведь поняла, наконец, что не хочет быть экспонатом в его музее.

– Прости, любовь моя, ты же знаешь, я не люблю, когда ты меня злишь…

– А я не люблю, когда мне лгут! – отчеканила Ария, хрипя. Она смахнула слезы и попыталась схватить Чарли за руку, но не сумела – он был очередным страхом, отпечатком прошлого. – Меня обещали не трогать, если я буду сидеть.

Чарли чарующе улыбнулся, коснулся холодными губами ее щеки, а потом исчез. Но остались другие. Они кружили, шептали, касались. И продолжали напоминать, какая она никчемная…

– Перестаньте! – взмолилась Ария и зажала уши. – Это сон. Просто сон. Я могу им управлять… нет, могла бы, будь он мой… но он не мой… – бормотала она, лишь бы перебить шепот. – Учредитель управляет сном… Но я могу… могу… кое-что все равно могу! Мне сказали, у меня тут есть власть…

Ария зажмурилась, едва не воя от страха, укусила себя за губу, вцепилась в цепочку на шее, надеясь, что она придаст сил. Она бормотала воспоминание, которое хотела оживить во сне, словно мантру, надеясь, что сумеет прорвать силу учредителя и пришить свой кусок в это полотно.

Сначала все затихло, а она зависла в воздухе, потеряла связь с телом. Ей показалось, что она стала ничем. Но потом появилось воспоминание.

Оно искрилось и мигало, шипело, словно отходил контакт, но Ария облегченно выдохнула, увидев дедушку. Они сидели за пианино, и тот учил ее играть.

– Если нравится, отдадим тебя в музыкальную школу, дружок, – говорил дедушка, пока Ария старательно повторяла каждое движение.