Часам к десяти он сел за маленький столик у оконца и попросил принести еду: отварную осетрину, кукурузный хлеб-мчади, соленые огурцы и бутылку «Гудаутской».

Дом, за которым наблюдал Бекве, был обнесен высокой каменной оградой с резными деревянными воротами. Во дворе стоял красивый двухэтажный дом, окруженный платанами и кипарисами.

— Чей этот прекрасный дом? — спросил Бекве у официанта.

— Вот этот? Капитана Чичуа. Не собираетесь ли купить, батоно? — насмешливо спросил официант.

Бекве смиренно ответил:

— Купить?! Что ты, если даже даром дадут, и то не осмелюсь туда войти.

Принесли еду.

Бекве нервничал. Почему Гуда до сих пор не появлялся? Может, он обманул Дата? Сколько еще придется сидеть в этой тесной и дымной комнате?

Чей-то раздраженный голос окликнул официанта:

— Если соль кончилась, хоть в морской воде рыбу сварили бы!

И хотя Бекве не любил пресную пищу, он только сейчас заметил, что, оказывается, ел несоленую рыбу. Он сидел молча, нехотя жевал, то и дело в томительном и тревожном ожидании поглядывая в сторону дома Чичуа. Вдруг сердце его учащенно забилось. К воротам дома подскакал Гуда. Спрыгнув с коня, он привязал его к дереву, а сам уверенно вошел во двор.

Нет, не похож Гуда на предателя! Человек с такими глазами, такой отважный не может быть предателем, не может забыть, что брат его за народное дело томится в тюрьме. Нет, не может он быть подлецом! Просто Дата стал очень недоверчивым в последнее время. Осторожность нужна, конечно, но если каждого, кто придет в отряд, так изучать и испытывать! Да и кто сейчас решится на измену, когда ясно, что уже не сегодня-завтра большевики возьмут верх. И Дата это прекрасно понимает, однако, говорит, чем черт не шутит, и чем ближе победа, тем он осторожнее.

Бекве взглянул в окно и замер, пораженный: у ворот Чичуа остановился фаэтон, из него вышел высокий человек в черкеске, видимо, дядя Гуды, и следом второй... Бекве с закрытыми глазами узнал бы его из сотни человек. Георгий Тория! Значит, Гуда должен был встретиться с Тория. Все ясно. За сколько сребреников продался этот Иуда? Нужно как можно скорее мчаться в отряд. Дата сегодня же должен узнать, что Гуда предатель.

Бекве быстро рассчитался и выскочил из духана.

Джокия Кецба ждал темноты, чтобы выехать из Мимиси. Накануне ночью было прохладно, а нынче стало так тепло, как это часто бывает в апреле после непогоды.

К вечеру небо было усеяно звездами. Джокия со спутниками двинулись в путь. По узкой и крутой тропке ехали друг за другом шесть всадников. За Джокия следовала Мария, за ней Цуца Антия, потом — двое из отряда. А замыкал цепочку молодой сельский сотник, который должен был показать путникам брод.

Спустившись к реке, переправились на другой берег и, расставшись с сотником, продолжали свой путь.

Проселочная дорога была узкая. Торопились, ехали без остановок, и лишь когда добрались до дремучего леса, решили немного передохнуть. Дальше уже ехали спокойнее. Вот донесся лай собаки. Вскоре послышался шум воды и показалась река и мельница, крытая осокой. Всадники приблизились к ней.

— Кто там? — раздался мужской голос, в полутьме кто-то зашевелился, и в дверях показался неказистый старичок, видимо, мельник.

— Передохнем здесь? — спросил командир и, не дожидаясь согласия спутников, спрыгнул с коня. Спешились и остальные.

Мельник ничуть не удивился прибывшим и радушно улыбнулся:

— Входите.

Джокия, войдя, сбросил с себя бурку, ружье прислонил к стене. Его примеру последовали и другие. Мельник был очень рад гостям, усадил, стал угощать: положил на тыквенный лист сыр, наломал на куски мчади, принес огурцы, лук, вино, из кипящего котла вынул ломти тыквы.

— Твоя мельница? — спросил Джокия у мельника.

— Да, и не просто мельница. Это моя семья, мой очаг, моя кормилица.

Разговорились.

— Раньше сюда редко кто забредал. А сейчас кого только не встретишь в этом лесу — вооруженных, безоружных, в чохах, в бушлатах даже, и бог знает, кого еще.

«В бушлатах?» — Джокия насторожился.

— Недавно целый отряд прошел, говорят, Букия командует.

— Кто это Букия?

— Букия не знаешь? — Мельник недоверчиво посмотрел на Джокия, и понимающая улыбка промелькнула на его лице. — А это бежавший моряк. Власти разбойником его называют, а в народе говорят, что не разбойник вовсе, а хороший человек.

— Значит, народ не обижает?

— Нет, что ты, когда большевики народ обижали?

— А кроме отряда Букия, есть в лесу еще вооруженные люди?

Хозяин задумался на мгновение.

— Говоря по правде, до сегодняшнего дня никого не видел, а так говорят, что ходят.

— А кого же ты видел сегодня?

— Шел я вечером из лавки, нес керосин. По дороге пять всадников встретил, спросили, где живет сотник Атанасе.

Джокия забеспокоился.

— А кто такой Атанасе?

— Атанасе? Сельский сотник. Во времена Николая был старостой, а теперь из кожи вон лезет, чтобы угодить новым властям.

Джокия почувствовал опасность, распорядился, чтобы собирались. Но в это время дверь распахнулась, как от сильного ветра, и на пороге показался какой-то мужчина с маузером в руке.

— Георгий! — воскликнула потрясенная Мария.

Это действительно был он.

Рука Марии скользнула в карман брюк. Она выхватила револьвер, подарок Дата, но в тот же миг Цуца бросила в светильник тарелку, огонь погас, и стало очень темно. Почти одновременно прозвучал выстрел из маузера. Послышался чей-то стон и глухой звук упавшего на пол тела.

Теперь в дверях никого не было. Но во дворе около мельницы блестели дула карабинов и пистолетов. «Ах, если бы во дворе было так же темно, как на мельнице», — подумал Джокия.

Остановились жернова, стало тихо. Теперь стон слышался отчетливее.

— Кто стонет? — шепотом спросил Джокия.

— Я, я. Что со мной сделали эти безбожники! Это их я встретил сегодня в лесу, — с трудом проговорил мельник.

— Ты ранен? — спросила Мария, осторожно ощупывая его в темноте.

— Эх, дочка, сейчас мне, наверное, и сам бог не поможет, — и он с трудом, держась за стену, приподнялся.

— Ложись, убьют, — тихо сказал Джокия.

— Я и так почти мертв. Может, хоть вам смогу помочь.

И мельник, собравшись с силами, как-то поднялся на ноги и, перебирая руками по стене, с трудом дотащился до дверей.

— Куда же ты? — испуганно спросила Мария.

— Ложись, говорю, — повторил Джокия шепотом.

— Тише, тише, — так же шепотом ответил мельник. — Дайте мне две бурки. Я возьму каждую в руки и побегу. Если успею выйти из мельницы, спущусь направо, в ущелье, скачусь вниз. Они будут стрелять по мне, а вы в это время постарайтесь убежать. Я иду, время не терпит.

— Нет, этого нельзя делать, добрый ты человек! — прошептал Джокия и пополз к нему.

Но мельник не стал дожидаться и выскочил во двор — откуда и силы взялись. Находящиеся в засаде не успели даже выстрелить. Лишь когда мельник был уже почти у цели, началась стрельба.

— Мария, Цуца, вы оставайтесь здесь, ни в коем случае не поднимайтесь и не выходите отсюда. Мы же постараемся выйти и занять место напротив косогора, а потом и вас выведем из этой ловушки.

Джокия выполз за двери и укрылся за стволом большого дерева. Потом снова пополз, неожиданно выскочил, вскинул руку и опять лег. Раздался взрыв. Брошенная им ручная граната разорвалась около напавших. Те залегли. В это время два партизана выскочили из мельницы.

— К склону! — приказал им Джокия.

Он стрелял до тех пор, пока его товарищи не укрылись в овраге. Теперь уже они начали стрелять, чтобы дать возможность командиру невредимым подняться на косогор. Несколько прыжков, и Джокия оказался рядом с товарищами. Отсюда неплохо было видно, где расположились противники, и, кроме того, можно было держать под прицелом вход в мельницу. Командир приказал своим прекратить стрельбу: нужно было беречь патроны.

Парни Тория продолжали палить. Судя по выстрелам, их было пятеро: четверо с винтовками, и один, Тория, с маузером.