Капитан спокойно продолжал:

— Мы пришли, генерал, затем, чтобы вы проучили его, чтобы эта шваль научилась уму-разуму, чтобы вы примерно его наказали.

У Шкуро рука застыла на рукоятке маузера. Он долго не двигался. Стоял на тахте, как загипнотизированный, смотрел на стену. Потом, зловеще улыбаясь, повернулся к нам, спрыгнул с тахты и подошел к капитану:

— Ты прав, я его проучу!

Если б капитан не нашелся вовремя, я убежден, что этот самодур расправился бы с нами там же на месте.

Сейчас он, наверно, обдумывал какой-нибудь хитрый план. Подошел к окну, выглянул во двор. На чистом небе сияло солнце. Лицо его стало угрюмым. Он резко повернулся, посмотрел на капитана:

— Я жду вашего друга у слияния рек Луги и Сиги послезавтра в шесть часов вечера. Меня будут сопровождать два человека. Никаких врачей. Бой на шпагах. Секунданты могут посовещаться на месте.

— Понятно, — ответил капитан.

— Вы свободны, сейчас же оставьте мою дивизию, — сказал Шкуро, глядя исподлобья, и снова повернулся к нам спиной.

Мы покинули генерала, даже не попрощавшись с ним.

...Георгий за эти два дня осунулся, на нем лица не было. Мы передали ему разговор с генералом и, когда сказали, что Шкуро спрятал тебя, живую и невредимую, где-то в деревне, он немножко повеселел. Согласие генерала на дуэль обрадовало его. «Правда, шпагой я владею не слишком хорошо. Может, погибну, ну и черт со мною. Главное, смыть позор», — сказал он.

Генерал назначил время и место. Но мне не верилось, что этот коварный человек выйдет на честный бой. Я был уверен, что он замыслил что-то подлое.

Свои сомнения я высказал Георгию Васильевичу и капитану, но они не желали даже говорить об этом. Я все же настаивал на осторожности.

Нам с капитаном предстояло сопровождать Георгия.

Взять с собой третьего человека Тория отказался. «Если Шкуро что-то подстраивает, то чем больше нас будет, тем хуже», — утверждал он.

Мы начали готовиться. Командующий дивизией, люто ненавидевший Шкуро, дал нам отличных коней.

Заполночь мы отправились в путь. Нужно было проехать тридцать верст. Времени было достаточно, можно было не спешить, но капитан предпочел не мешкать. Если, дескать, генерал готовит западню, то, мы, приехав раньше, сможем ее раскрыть.

Взошло солнце. Мы завершили свой путь. Место дуэли отстояло от шоссе верст на пять. Ведущая к Луге чуть наклонная, изгибающаяся, как змея, тропа вбегала в лес. Лес казался непроходимым. Вершины высоких сосен золотили солнечные лучи. Там, где с широкой, полноводной Лугой сливается маленькая Сига, тропа расширялась. Мы выехали на небольшую зеленую лужайку, расшитую цветами. Спуск к реке был крутой, и ехать верхом было трудно. У места слияния рек вода кипела и бурлила, а дальше успокаивалась, словно растратив силы. Укромное местечко выбрал генерал для дуэли! Полянка, с одной стороны огражденная огромными деревьями, а с другой — отделенная рекой, очень смахивала на ловушку.

Капитан решил взобраться на дерево, чтобы оглядеть окрестность.

Мы не сходили с коней и взглядом следили за капитаном. Вдруг невдалеке раздался шум и крики. Человек десять всадников с диким улюлюканьем неслись на нас по тропе. В их предводителе мы узнали востроглазого адъютанта Шкуро. Конники приближались к нам с возгласами: «Сдавайтесь!»

Положение казалось безвыходным. Не отдавая себе отчета, я вырвал из кобуры револьвер. Взглянул на Тория. Он тоже держал в руке револьвер и стоял спокойно, будто выбирал в тире мишень. Адъютант выскочил на лужайку первым. «Сдавайся, капитан!» — крикнул он. Тория выстрелил. Конь взвился на дыбы. Рука всадника с саблей застыла на мгновение в воздухе, потом он запрокинулся в седле и, бездыханный, свалился на землю. Тория, не переставая стрелять, крикнул капитану, чтобы тот побыстрее слезал.

Всадники пытались повернуть назад, но на узкой тропе сразу сделать это было невозможно. Пока нападавшие осаживали коней, капитан прыгнул с дерева прямо в седло и, выхватив саблю, ринулся на замешкавшегося противника. Оставив троих убитых, казаки отступили.

Наступившую было тишину опять нарушили выстрелы и крики. К нам приближался новый отряд Шкуро. Георгий Васильевич крикнул, чтобы мы следовали за ним, и погнал коня в бурлящую реку. Течением нас снесло далеко в сторону, но в конце концов мы выбрались на противоположный берег и, едва не загнав лошадей, прибыли в свою дивизию. Георгий Васильевич доложил о происшедшем командиру дивизии. Тот сообщил верховному командованию. На второй день пришло распоряжение распределить нас по разным дивизиям.

Нам пришлось расстаться. Не знаю, куда направили капитана и Георгия Тория, но я оказался на Северном Кавказе.

Здесь мне жилось лучше. Наш отряд собирал крупный рогатый скот и отправлял его на Кубань, в тылы армии Деникина. Отряду часто приходилось пускать в ход оружие в стычках с горцами, но я своего хорошо укрепленного пункта по должности не покидал и в перестрелках не участвовал.

Однажды ночью вернувшиеся с очередного задания солдаты привели с собой человека небольшого роста, в шинели. Задержали его в деревне Таралка, где накануне мы подавили яростное сопротивление горцев. Большевистские агитаторы умело настраивали против нас местное население.

Командир отряда почему-то решил, что пленник — большевистский лазутчик. Сам задержанный клялся и божился, что с красными у него нет ничего общего, что он бежал от них, собираясь перейти через границу в Грузию. Командир торопился. Пленного поручил мне: «Постарайся заставить его говорить. А если будет упорствовать, расстреляй». Допрашиваемый упорно твердил свое. Ясно было, что произошла ошибка. Я пожалел его и решил не расстреливать.

Рассветало, когда я вывел его из сарая. Мы ушли далеко от деревни. И там я показал ему путь в Грузию, дал ему денег, револьвер и пожелал счастливого пути. Этот человек, — продолжал Елхатов, — и был тот самый Сигуа, который протянул тебе руку помощи.

— Как, Сигуа?! — у Марии округлились глаза от удивления.

— Я подарил ему жизнь, так неужели он не мог отблагодарить меня за это, спасая тебя?

— Да, но... Как ты очутился в Сухуми? И что ты ему сказал? Кто я тебе?.. — Она не закончила фразы, смешалась.

— Что я мог сказать? — Николай вздохнул. — Тебе интересно, как я очутился тогда в Сухуми? Красные разгромили наши части на Северном Кавказе. Наш отряд очень ловко выскользнул из рук врага. Мы спокойно перешли границу и сдались грузинским пограничникам. Меньшевики приняли нас с почетом. Одели, обули, устроили и хорошо платили. Как и остальные офицеры, я без дела шатался по городу. Ждал, когда англичане перебросят наш отряд в Крым. Там, — ты, наверно, знаешь об этом, — укрепился генерал Врангель. Однажды, выйдя ранним утром в город, я услышал о происшествии на «Чайке». Любопытство толкнуло меня к пристани, и что ж я увидел! Боже мой! Вместе с матросами к зданию особого отряда вели под конвоем и тебя. Я сразу узнал тебя, Мария... Некоторое время стоял ошеломленный. Думал, что я во сне. Наконец очнулся и побежал к Сигуа. Рассказал ему обо всем, сказал, и кто такой Георгий и почему он преследует тебя. Комендант успокоил меня. Сказал, что припрячет тебя в надежном месте, и, как видишь, честно выполнил данное слово.

— Почему же он ничего не говорил про тебя?

— Так было лучше. Пока у меня не было возможности вывезти тебя отсюда, я не хотел, чтобы ты понапрасну волновалась.

— А сейчас?

— Сейчас я приехал, чтобы увезти тебя отсюда в безопасное место, туда, где ты будешь недосягаема для Тория.

— Куда же это?

— В Крым. Завтра на рассвете на военном катере мы уходим в Поти, оттуда на английском пароходе в Крым, к Врангелю... Наш начальник уже осведомлен, что с нами будешь и ты.

— А что мне делать у Врангеля? Бежать от собак, чтобы попасть к волкам? Нет, Николай, я никуда не уеду. — Мария опустила голову.

— Ты не хочешь ехать со мной, Мария?

Она не ответила. Еще ниже опустила голову. Елхатову все стало ясно. До сих пор в душе его еще тлела какая-то надежда. Сейчас ее не стало.