— Что-нибудь случилось?

— Накормить офицера? Жалко все-таки его, голодный.

— Жалеть его нечего, но накормить накорми, — Дата встал, потянулся, зевнул.

— Другим тоже надо бы поесть, — сказал Антон, отворачиваясь в сторону и хмуря брови.

— Пожалуйста, корми всех, кого набрали. Я ведь не запрещал? — Дата посмотрел на усеянный звездами небосклон.

— Ты не запрещал. Но сам-то я не могу этого сделать? Их накормишь, а что завтра сами есть будем?

— Корми всех! Мы ведь не в пустыне, чтоб бояться завтрашнего дня! — Дата вытащил из кармана бушлата кисет.

Антон нерешительно смотрел на Дата.

— Не слышал? Дай им поесть! — сказал сердито Дата. — А потом и с остальными нужно поговорить, поспрашивать, что за народ.

Антон сбежал в трюм. Дата разжег трубку и облокотился о борт кормы.

Пока Антон не сообщил, что все беженцы накормлены, Дата не уходил с кормы. Смотрел на море, окутанное бледными лучами луны, на потемневшие горы на востоке, за которыми была его родная деревня. Спеша к берегам Грузии, он мечтал: оставлю «Чайку» в Потийском порту, навещу мать, повидаюсь с родными, братьями и друзьями. Но, кажется, до этого еще далеко. С появлением «Тариэла» им овладели сомнения, ему не понравился вкрадчивый тон офицера, сообщившего, что в Сухуми большевики. Что-то было подозрительное в его поведении.

Может быть, лучше уходить? Но «Тариэл» и еще какой-то военный катер тщательно обшаривают подступы к городу. И как назло, море успокоилось, небо очистилось от туч. Была б непогода, Дата и ребята знали бы, как поступить.

Сейчас, в ясную ночь, ускользнуть невозможно.

А собственно зачем им бежать? Что они, преступники какие-то, что ли?

Дата оставил на палубе рулевого и пошел в каюту.

Связанный по рукам и ногам Тория сидел на табурете, прислонившись к стенке, и дремал. На шум шагов открыл глаза, но, увидев шкипера, отвернулся в сторону.

Дата усмехнулся. Расстегнув бушлат, сел на нары:

— Что, господин офицер, смотреть на меня неприятно?

Тория молчал, не шевелился.

— Говори только правду. Если бы я попал в твои лапы, ты б давно меня отправил на тот свет, Тория? Ну, что скажешь?

Офицер молчал. Шкипер подождал ответа. Потом встал и так бухнул кулаком по столу, что испуганный Тория выпрямился...

— Не слышишь, сукин сын! — Он сверкал глазами, как разъяренный бык.

— Не о чем мне с тобой говорить, — ответил Тория, глядя прямо в глаза Дата. — За что мучаешь? Если пули жалко, повесь камень на шею и брось в море.

Дата немного смутился, сжал кулак так, что хрустнули пальцы. Помолчали.

Дата подошел к иллюминатору и открыл раму. В каюту ворвался свежий морской ветер. Вдыхая его, он косо смотрел на Тория и раздумывал о чем-то.

— Антон, а, Антон! — позвал он рулевого.

— Здесь я, — послышался голос со шхуны.

Когда Антон вошел, Дата задумчиво смотрел на Георгия.

— Антон! — сказал рулевому Дата. — Освободи от веревок этого дурака, опусти его в трюм, пусть хоть умоется, — смотреть страшно. Он деникинский офицер, много грешков за ним водится, но что ж делать, — и он сын Адама.

Антон молча подошел к Тория и принялся развязывать веревки.

Шкипер отвел от пленника глаза и спросил:

— Кто тебя за язык тянул... Разве обязательно было рассказывать мне все свои мерзости?!

Антон распутал руки и ноги Тория и посмотрел на Дата, прохаживавшегося по каюте.

— И еще... — продолжал Дата, — сними бриджи и свои изящные сапожки. Антон выбросит в море. Если тебя узнают, и нам солоно придется.

Тория, вздыхая, начал растирать ноги.

— Совершаю преступление, отпуская тебя. Но черт с тобой, живи, — один человек мира не переделает. Как ты думаешь, Антон? — спросил рулевого Дата.

— Пусть поменьше болтает, не то и его, и нас, — Антон провел рукой по шее.

Дата глянул на Тория, будто спрашивая его, понял ли он Антона.

— Человек этот позабыл, что такое совесть. — Он посмотрел на Антона, потом опять на белогвардейца, который стоял мрачный, с опущенной головой.

— А может, есть еще что-то человеческое в нем? — спросил он сам себя.

— Возьми брюки и ботинки Дианоза. Кажется, подойдут, — вздохнул Дата. — Предупреди ребят: если кто спросит об этом человеке, пусть ответят, что он Георгий... Георгий Бегашвили, рабочий-грузчик, привезли из Туапсе на родину. Понятно?

— Понятно.

— Что будем делать с остальными? — спросил рулевой у шкипера.

— Сперва посмотрим, что за народ. Позови кого-нибудь из них.

Через несколько минут вошел юноша, остановился посредине каюты и с любопытством огляделся, не испытывая ни страха, ни смущения. Потом взглянул на свои сапоги, натянул голенища, сбил с коричневых брюк пыль и грязь.

Дата с удовольствием разглядывал красавца парня. Потом подошел к столу, поднял фитиль висящего на стене фонаря. Колеблющийся огонек осветил лицо шкипера, рассматривавшего незнакомца.

— Ламп не держим, по старинке пользуемся фонарями, — улыбнулся Дата. — Кто ты такой?

Юноша молча смотрел на шкипера, потом усталое лицо его прояснилось. Он понял, что этот богатырь с простодушными глазами не желает ему зла, и ответил:

— Я просто обыкновенный парень.

Дата не сводил с юноши глаз. Ему нравились его юность и смелость. Он направился к койке, указывая пришельцу на табуретку.

Юноша сел, натянул серую низкую папаху, сдвинул ее набекрень, но вид у него был вовсе не залихватский, какой-то беззащитный. На Дата он смотрел с робкой надеждой.

— По правде говоря, я и не думал, что вы такой...

— Какой?

— Добрый. Уж очень вы вчера кричали, даже страшно было. А сейчас...

— Оказалось, что не такой уж и страшный, так, что ли? — Дата засмеялся, вытащил из кармана свою неизменную трубку и снова обратился к собеседнику:

— Как тебя зовут, мальчик?

— Сашкой, Александром! — как-то неуверенно отозвался юноша.

Дата с удивлением прислушивался к его голосу. Уж слишком был он нежный. В душу шкипера закралось сомнение.

«А что, если это — переодетая девчонка!» — промелькнуло у него в голове, — в своей жизни Дата не раз был свидетелем многих удивительных вещей.

«Определенно девчонка. Да какая хорошенькая! Вот история!»

— Не верите? Ну, вот крест, Сашкой зовут! — сказал парнишка как-то чересчур уж беззаботно.

— Саша? Ну, что же, хорошее имя. И девушки этим именем часто зовутся, — Дата хитро улыбнулся, пристально всматриваясь в собеседника.

Саша будто не заметил улыбки и многозначительного взгляда Дата. Спокойно смотрел на плоскую тарелку компаса, висевшего на стене. Потом взглянул на Дата и сказал:

— А нас часто принимают за девушек, не вы первый, — меня и братьев. Трое нас было. О тех двух ничего не знаю. Может, их и в живых-то уже нет!

«Вот выдумывает! Девчонка, голову дам наотрез, девчонка! Видно, скрывается от кого-то, раз переоделась.

Сказать, что догадался? Нет, пока лучше смолчать, ей будет так спокойней».

Шкипер улыбнулся.

— Русский?

— Украинец.

— Как фамилия?

— Тарасенко.

— Почему ничего не знаешь о братьях?

— В армию их призвали. С германского фронта не вернулись. Пропали без вести.

— Родные где?

— Мать умерла давно, когда мне было десять лет. В прошлом году повесили отца... — Он нахмурился, сплетая и расплетая пальцы рук.

— Повесили?! — повторил Дата, привставая. — Кто? Почему?

— Белые повесили. А почему, об этом ничего не могу сказать. Не знаю... — Он отвернулся, чтобы не выдать слез.

Шкипер медленно встал, прошелся. Сочувственно положил на плечи Саше мозолистую руку. Почувствовал, как дрогнули под его рукой плечи. Уверенность укрепилась. «Я не ошибся, девушка, ей-богу, девушка».

— Не бойся меня, — проговорил Дата и, немного помолчав, спросил: — А как ты попал в Туапсе? Почему оказался на «Чайке»?

— В город вступили белые. Говорили, что они расстреливают без разбора.